Вера и Церковь глазами Ломоносова

Официальная дата сложилась, видимо, из-за того, что через два дня после неё, 21 ноября, – именины основателя университета, день Архангела Михаила, а в старину младенцев называли, как правило, по святцам, особенно в провинции. Более того, вплоть до конца XIX века считалось, что Ломоносов родился не в 1711, а в 1712 году. Именно по этой причине у нас не праздновали его столетний юбилей: в ноябрьские дни 1812 года после отступления наполеоновской армии Москва стояла сожжённой, и было, конечно, не до торжеств.  

Казалось бы, все сферы деятельности нашего великого соотечественника глубоко и всесторонне освещены – в книгах, статьях, средствах массовой информации. Однако тема «Ломоносов и религия» ещё ждёт своего вдумчивого исследователя. Взгляды юбиляра в отношении веры и Церкви были настолько нестандартными и неканоничными, что до революции 1917 года их не афишировали, а в советское время, наоборот, опубликовали всё, что прежде замалчивалось, и объявили Ломоносова убеждённым атеистом и антиклерикалом. Сегодня же, когда, по сути, впервые за два с половиной века появилась реальная возможность дать объективную оценку его религиозным взглядам и взаимоотношениям с Церковью, фундаментальных трудов по этой теме так и не появилось.

Нисколько не претендуя на полноту освещения столь непростого и деликатного аспекта жизни Ломоносова, попробуем познакомиться с его взглядами, высказанными в письме Ивану Ивановичу Шувалову ровно двести пятьдесят лет назад, 1 ноября[1] 1761 года, за три с половиной года до смерти. Это письмо в собраниях сочинений условно названо «О размножении и сохранении российского народа». Уникальность его не только в том, что подлинная рукопись до нас не дошла: судьба немалого числа ломоносовских работ до сих пор неизвестна. Письмо в полном виде было напечатано спустя сто с лишним лет после смерти автора, в 1873 году, на страницах журнала «Русская старина»[2] и не вошло даже в академическое Полное собрание сочинений Ломоносова, издававшееся с 1891 года. В советское время это письмо было впервые издано в 1940 году[3]. Многое из предложений автора не утратило актуальности и до сих пор.   

Итак, Ломоносов обращает внимание Шувалова на тринадцать способов, необходимых для «сохранения и размножения российского народа, в чём состоит могущество и богатство всего государства, а не в обширности тщетной без обитателей»[4]. В восьми из тринадцати пунктов письма автор пишет о роли Церкви в этой важной миссии.

Первый и второй пункты касаются неравных браков: «в обычай вошло во многих российских пределах, а особливо по деревням, что малых ребят, к супружеской должности неспособных, женят на девках взрослых, и часто жена могла бы по летам быть матерью своего мужа»[5]. Ломоносов рекомендует законодательно установить максимальную возрастную разницу между женихом и невестой до двух лет в пользу женщин до пятнадцати лет в пользу мужчин. Он предлагает священникам не только следить за возрастом будущих супругов, но также ставит перед ними вполне актуальную и на сегодняшний день задачу – более требовательно относиться к совершению таинства венчания: «жениха бы и невесту не тогда только для виду спрашивали, когда они уже приведены в церковь к венчанию, но несколько прежде»[6].

Как известно, Церковь позволяет вступать в брак не более трёх раз. Полемизируя с этим правилом, Ломоносов обращается в третьем пункте письма к истории вопроса: «Хотя больше одной жены вдруг иметь в нашем законе не позволяется, однако четвёртая после третьей смерти в наших узаконениях не заказана, кроме того, что некто Арменопул[7], судья солунский, заказал приватно, положась, как уповаю, на слова Назианзиновы[8]: “Первый брак закон, вторый прощение, третий пребеззаконие”. Но сие никакими соборными узаконениями не утверждено, затем что он сие сказал как оратор, как проповедник, а не как законодавец, и, невзирая на слова великого сего святителя, Церковь святая третий брак благословляет, а четвёртого запрещение пришло к нам из Солуня, а не от Вселенских Соборов или монаршеских и общенародных узаконений»[9].

Далее Ломоносов пишет, что запрет четвёртого брака «много воспрещает народному приращению»[10]. Действительно, в XVIII веке уровень медицины был, по сути, на нуле, и любая пустяковая по нашим сегодняшним понятиям болезнь приводила к смерти, в том числе и в молодом, детородном возрасте. Вдовец или вдова – особенно в сельской местности – нуждались в спутнике жизни не для любовных утех, а для содержания дома, обширного хозяйства, воспитания детей. Автор описывает случаи ранней смерти одного из супругов и, в частности, ссылается на пример своего отца: «Много видал я вдовцов от третьей жены около тридцати лет своего возраста, и отец мой овдовел в третий раз хотя пятидесяти лет, однако ещё в полной своей бодрости и мог бы еще жениться на четвёртой»[11].

Впрочем, чтобы у окружающих не возникало сомнений в естественной смерти супруга, Ломоносов предлагает проверять соискателя нового брака: « лицо, требующее четвёртого или пятого брака, должно представить в свидетели соседей или, ещё лучше, родственников по первым супружествам, что в оных поступки его были незлобны и беззазорны, а у кого окажутся вероятные знаки неверности или свирепости, а особливо в двух или во всех трёх супружествах, тем лицам не позволять четвёртого брака»[12].

Конечно, сегодня, когда успехи медицины позволяют продлевать жизнь даже тяжёлым больным, когда мало кто рожает больше двух детей, вступление в четвёртый брак не может быть оправдано высокими аргументами о необходимости умножения числа россиян и ведении домашнего хозяйства.

В четвёртом и пятом пунктах письма Ломоносов идёт ещё дальше. Для увеличения рождаемости он предлагает разрешить овдовевшим священникам вопреки церковным канонам жениться вторым браком, а не постригаться в монахи, как это было принято в те времена, а кроме того – совершать постриг послушников не молодых, а, как правило, не способных к деторождению. К тому же, если верить автору, нравственность отдельных представителей современного ему монашества оставляла желать лучшего. Впрочем, обратимся к первоисточнику, и нижеследующие неприятные фрагменты четвёртого пункта письма пусть останутся на совести юбиляра:

«Вошло в обычай, что́ натуре человеческой противно (противно ли законам, на соборах положенным, не помню), что вдовых молодых попов и дьяконов в чернцы насильно постригают, чем к греху, а не ко спасенью даётся повод и приращению народа немалая отрасль пресекается. Смешная неосторожность! Не позволяется священнодействовать, женясь вторым браком законно, честно и благословенно, а в чернечестве блуднику, прелюбодею или ещё и мужеложцу литургию служить и всякие тайны совершать даётся воля. Возможно ли подумать, чтобы человек молодой, живучи в монашестве без всякой печали, довольствуясь пищами и напитками и по всему внешнему виду здоровый, сильный и тучный, не был бы плотских похотей стремлениям подвержен, кои всегда тем больше усиливаются, чем крепче запрещаются. Для сих причин кажется, что молодым вдовым попам и дьяконам надобно позволить второй брак и не постригать прежде лет пятидесяти или, сняв чин священства, позволять быть мирскими чинами. Сюда ж надлежит и пострижение молодых людей прямо в монахи и монахини, которое хотя в нынешние времена и умалилось пред прежним, однако ещё много есть излишества, особливо в Малороссии и при синодальных школах. Взгляды, уборы, обходительства, роскоши и прочие поступки везде показывают, что монашество в молодости ни что иное есть, как чёрным платьем прикрытое блудодеяние и содомство, наносящее знатный ущерб размножению человеческого рода, не упоминая о бывающих детоубивствах, когда законопреступление закрывают злодеянием. Мне кажется, что надобно клобук запретить мужчинам до 50, а женщинам до 45 лет»[13].

Далее Ломоносов пишет о важном аспекте социального служения Церкви в условиях отсутствия аптек и профессиональной медицинской помощи: для уменьшения смертности в народе необходимо распространять через посредство священно- и церковнослужителей медицинские знания. Так, в шестом пункте письма автор предлагает написать или перевести с иностранных языков и напечатать большим тиражом несколько книг и справочников по медицине. «Оную книжку напечатав в довольном множестве, распродать во всё государство по всем церквам, чтобы священники и грамотные люди, читая, могли сами знать и других наставлением пользовать»[14].

Седьмой пункт письма посвящён жёсткой и бескомпромиссной критике современного Ломоносову церковного суеверия, утверждавшего, что младенца необходимо крестить исключительно в холодной воде. Кстати, в советские времена борьбу юбиляра с этим и подобными суевериями объясняли его атеизмом и антиклерикализмом, тогда как любой непредубеждённый человек, знакомый с современной церковной жизнью, подтвердит, что борьба с церковными суевериями исключительно актуальна и сегодня, в начале двадцать первого века. Дадим слово автору:

«Попы, не токмо деревенские, но и городские, крестят младенцев зимою в воде самой холодной, иногда и со льдом, указывая на предписание в требнике, чтобы вода была натуральная без примешения, и вменяют теплоту за примешанную материю, а не думают того, что летом сами же крестят тёплою водою, по их мнению, смешанною. Итак, сами себе прекословят, а особливо по своему недомыслию не знают, что и в самой холодной воде ещё теплоты очень много. <…> Однако невеждам-попам физику толковать нет нужды, довольно принудить властию, чтобы всегда крестили водою, летней в рассуждении теплоты равною, затем что холодная исшедшему недавно из тёплой матерней утробы младенцу, конечно, вредна, а особливо который много претерпел в рождении. Одно погружение в умеренной воде не без тягости младенцу, когда мокрота в глаза, в уши, в ноздри, а иногда и в рот вливается (а когда рот и ноздри запирает поп рукою, тогда пресекается дыхание, которое недавно лишь получил младенец). Когда ж холодная вода со льдом охватит члены, то часто видны бывают признаки падучей болезни, и, хотя от купели жив избавится, однако в следующих болезнях, кои всякий младенец после преодолеть должен, а особливо при выходе первых зубов, оная смертоносная болезнь удобнее возобновится. Таких упрямых попов, кои хотят насильно крестить холодною водою, почитаю я палачами, затем что желают после родин и крестин вскоре и похорон для своей корысти. Коль много есть столь несчастливых родителей, кои до 10 и 15 детей родили, а в живых ни единого не осталось?»[15].

И, наконец, в восьмом пункте письма Ломоносов пишет о большой смертности из-за неправильного питания в продолжение многодневных постов и неумеренного празднования важнейших дат церковного календаря. «Паче других времён пожирают у нас масленица и святая неделя[16] великое множество народа одним только переменным употреблением питья и пищи. Легко рассудить можно, что, готовясь к воздержанию великого поста, во всей России много людей так загавливаются, что и говеть времени не остается. Мёртвые по кабакам, по улицам и по дорогам и частые похороны доказывают то ясно. Розговенье тому ж подобно. Да и дивиться не для чего. Кроме невоздержания в заговенные дни[17] питием и пищею, стараются многие на весь великий пост удовольствоваться плотским смешением законно и беззаконно и так себя до чистого понедельника[18] изнуряют, что здоровья своего никоею мерою починить не могут, употребляя грубые постные пищи, которые и здоровому желудку тягостны»[19].

Сегодня, когда в магазинах продаётся большое количество разнообразной постной пищи, поститься стало не просто проще, чем в прежние времена, но даже модно. Многие воспринимают многодневные посты именно как некую разновидность диеты и соблюдают запрет на вкушение мясной и молочной пищи не для очищения души, как это подразумевает сама идея говения, но исключительно для того, чтобы сбросить лишние килограммы. Для таких людей праздник Светлого Христова Воскресения – Пасхи – является не более чем датой окончания надоевшего уже ограничения в еде. Оказывается, подобное отношение к постам и праздникам было распространено ещё во времена Ломоносова. Но сейчас от обжорства можно выпить лекарства, а тогда неумеренность в пище грозила смертью. Вот как пишет об этом Ломоносов:

«… приближается Светлое Христово Воскресение, всеобщая христианская радость; тогда хотя почти беспрестанно читают и многократно повторяются Страсти Господни, однако мысли наши уже на святой неделе. Иной представляет себе приятные и скоромные пищи, иной думает, поспеет ли ему к празднику платье, иной представляет, как будет веселиться с родственниками и друзьями, иной ожидает, прибудут ли запасы из деревни, иной готовит живописные яйца и несомненно чает случая поцеловаться с красавицами или помилее свидаться. Наконец заутреню в полночь начали и обедню до свету отпели. Христос Воскресе! Только в ушах и на языке, а в сердце какое Ему место, где житейскими желаниями и самые малейшие скважины все наполнены. Как с привязу спущенные собаки, как накопленная вода с отворённой плотины, как из облака прорвавшиеся вихри, рвут, ломят, валят, опровергают, терзают. Там разбросаны разных мяс раздробленные части, разбитая посуда, текут пролитые напитки, там лежат без памяти отягчённые объядением и пьянством, там валяются обнажённые и блудом утомлённые недавние строгие постники. О истинное христианское пощение и празднество! Не на таких ли Бог негодует у пророка: “Праздников ваших ненавидит душа моя и кадило ваше мерзость есть предо мною!”[20]. Между тем, бедный желудок, привыкнув чрез долгое время к пищам малопитательным, вдруг принуждён принимать тучные и сильные брашна в сжавшиеся и ослабевшие проходы и, не имея требуемого довольства жизненных соков, несваренные ядения по жилам посылает, они спираются, пресекается течение крови, и душа в отворённые тогда райские двери из тесноты тела прямо улетает. Для уверения о сем можно справиться по церковным запискам: около которого времени в целом году у попов больше мёду на кутью исходит? Неоспоримое есть дело, что неравное течение жизни и крутопеременное питание тела не токмо вредно человеку, но и смертоносно, так что вышеписанных строгих постников, притом усердных и ревностных праздниколюбцев, самоубийцами почесть можно»[21].

Что же предлагает Ломоносов, какой выход видит он из укоренившегося языческого по своей сути обычая? Первый его совет вполне традиционен: крепкая вера и умеренная жизнь. «Правда, что ежели кто на масленице приуготовляется к посту житием умеренным, в пост не изнуряет себя излишно и говеет больше духом, нежели брюхом, на св. неделе радуется о препровождении великого поста в истинных добродетелях, в трудах обществу полезных и Богу любезных, а не отом, что дожил до разрешения на вся, тот, конечно, меньше почувствует припадков от нездорового времени, а особливо когда трудами кровь приводит в движение и, словом, содержит себя хотя то постными, то скоромными пищами, однако равно умеренными, без крутых скачков и пригорков». 

Тем не менее, даже такому праведному человеку соблюдать все гастрономические предписания великого поста было во времена Ломоносова очень сложно. «Но здесь, в севере, сие по концам тучное, а в середке сухое время есть самая праздная часть года, когда крестьяне не имеют никакой большой работы и только посеянные, пожатые, измолоченные и смолотые плоды полевые доедают; купцам, за испорченными дорогами и распутицами, почти нет проезду из города в город с товарами; нет кораблям плавания и морским людям довольного движения; военные люди стоят в походах по зимним квартирам, а дома то для морозов, то для слякоти не могут быть удобно экзерциции. Итак, большая часть народа должна остаться в праздности, которая в заговенье и розговенье дает причину к необузданной роскоши, а в пост, с худыми прошлогодними пищами и с нездоровым воздухом соединённая, портит здоровье и жизнь коротит»[22].

И Ломоносов даёт Шувалову, а через него и императрице Елизавете Петровне, совершенно парадоксальный, фантастический совет: перенести Великий пост и, соответственно, Пасху на летнее время года, когда нет описанных сложностей с продуктами питания. «Если б наша масленица положена была в мае месяце, то великий пост был бы в полной весне и в начале лета, а св. неделя около Петрова дня[23], то бы, кроме новых плодов земных и свежих рыб и благорастворенного воздуха, 1-е) поспешествовало бы сохранению здравия движение тела в крестьянах пахотною работою, в купечестве дальнею ездою по земле и по морю, военным– экзерцициею и походами; 2-е) ради исправления таких нужных работ меньше бы было праздности, матери невоздержания, меньше гостьбы и пирушек, меньше пьянства, неравного жития и прерывного питания, надрывающего человеческое здравие, а сверх того, хотя бы кто и напился, однако, возвращаясь домой, не замёрз бы на дороге, как о масленице бывает, и не провалился бы под лёд, как случается на св. неделе»[24].

Подобно античным риторам, призывавшим себе в свидетели языческих богов, Ломоносов обращается за поддержкой к великим отцам древней христианской Церкви с пространной речью, на которую сам же отвечает от имени своих воображаемых собеседников:

«Я к вам обращаюсь, великие учители и расположители постов и праздников, и со всяким благоговением вопрошаю вашу святость: что вы в то время о нас думали, когда св. великий пост поставили в сие время? Мне кажется, что вы, по своей святости, кротости, терпению и праводушию милостивый ответ дадите. <…> Вы скажете: „Располагая посты и праздники, жили мы в Греции и в земле обетованной. Святую четыредесятницу тогда содержать установили, когда у нас полным сиянием вешнего солнца земное богатое недро отверзается, произращает здоровыми соками наполненную молодую зелень и воздух возобновляет ароматными духами; поспевают ранние плоды, в пищу, в прохлаждение и в лекарство купно служащие; пению нашему для славословия Божия соответствовали журчащие ручьи, шумящие листы и воспевающие сладкогласные птицы. А про ваши полуночные стороны мы рассуждали, что не токмо там нет и не будет христианского закона, но ниже́ единого словесного обитателя ради великой стужи. Не жалуйтесь на нас! Как бы мы вам предписали есть финики и смоквы и пить доброго виноградного вина по красоуле[25], чего у вас не родится? Расположите, как разумные люди, по вашему климату, употребите на пост другое способнейшее время или в дурное время пользуйтесь умеренно здоровыми пищами. Есть у вас духовенство, равную нам власть от Христа имеющее вязати и решити. Для толь важного дела можно в России Вселенский собор составить: сохранение жизни толь великого множества народа того стоит. А сверх того, ученьем вкорените всем в мысли, что Богу приятнее, когда имеем в сердце чистую совесть, нежели в желудке цинготную рыбу, что посты учреждены не для самоубивства вредными пищами, но для воздержания от излишества, что обманщик, грабитель, неправосудный, мздоимец, вор и другими образы ближнего повредитель прощения не сыщет, хотя бы он вместо обыкновенной постной пищи в семь недель ел щепы, кирпич, мочало, глину и уголье и большую бы часть того времени простоял на голове вместо земных поклонов. Чистое покаяние есть доброе житие, Бога к милосердию, к щедроте и к люблению нашему преклоняющее. Сохраните данные Христом заповеди, на коих весь Закон и Пророки висят: “Люби Господа Бога твоего всем сердцем (сиречь не кишками) и ближнего как сам себя (т. е. совестию, а не языком)”»[26].

Ломоносов прекрасно понимает, что эта дерзкая идея натолкнётся на многочисленные препятствия, и обращается за поддержкой к образу покойного императора Петра Великого, реформы которого коренным образом изменили уклад российской жизни:

«Исправлению сего недостатка ужасные обстоят препятствия, однако не больше опасны, как заставить брить бороды, носить немецкое платье, сообщаться обходительством с иноверными, заставить матросов в летние посты есть мясо, уничтожить боярство, патриаршество и стрельцов и вместо их учредить Правительствующий Сенат, Святейший Синод, новое регулярное войско, перенести столицу на пустое место и новый год в другой месяц! Российский народ гибок!»[27].

Таким образом, в письме Шувалову Ломоносов предлагает проект важнейшей государственной и церковной реформы, которую по своему значению и последствиям вполне можно сопоставить с петровскими преобразованиями. Мы не знаем, успел ли адресат ознакомить с этими предложениями императрицу. Меньше чем через два месяца после написания письма, 25 декабря 1761 года, Елизавета Петровна умерла. Новый император Пётр Третий процарствовал всего полгода, не успев даже короноваться, не то что читать бумаги Ломоносова. После него на трон вступила Екатерина Вторая. В первые же месяцы его правления елизаветинские фавориты, среди которых, безусловно, и Шувалов, были отправлены в почётную отставку. Когда новая императрица освоилась на престоле и обратила внимание на гений Ломоносова, он уже серьёзно болел и вскоре, 4 апреля 1765 года, умер. Проекты, высказанные в письме к Шувалову, так и остались на бумаге.

И последний в жизни Ломоносова факт. Дерзну заметить, что для христианина – большая радость умереть на Пасху. Раб Божий Михаил, проболев месяц, окончил земной путь как раз на второй день Пасхи, в светлый понедельник, прямо во время проводившегося над ним таинства соборования, исповедавшись и причастившись перед смертью. По всем канонам эту смерть можно уверенно назвать христианской кончиной – непостыдной и мирной.

[1] По новому стилю – 12 ноября.

[2] Русская старина. 1873, № 10. С. 563-580. Публикация П.П. Пекарского.

[3] Ломоносов М.В. Избранные философские сочинения. Под редакцией Г. Васецкого. – М., ОГИЗ, 1940. С. 284-298.

[4] Ломоносов М.В. Указ. соч. С. 285.

[5] Там же.

[6] Там же. С. 286.

[7] Константин Арменопул (1320 – 1385) – византийский юрист из города Салоники (Солуни), автор шеститомной книги византийских законов.

[8] Назианз – великий учитель Церкви святитель Григорий Богослов (329 – 390), родившийся близ города назианз в Византии.

[9] Там же.

[10] Там же.

[11] Там же. С. 287.

[12] Там же.

[13] Там же.

[14] Там же. С. 289.

[15] Там же. С. 289-290.

[16] Масленица – неделя перед великим постом, святая неделя – неделя, следующая за праздником Пасхи.  

[17] Т.е. дни Масленицы, предшествующие Великому посту.

[18] Первый день великого поста.

[19] Ломоносов М.В. Указ. соч. С. 290.

[20] Вольный перевод Ломоносовым строк из ветхозаветной Книги Пророка Исайи: «Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие– и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их». (Ис. 1:13-14).

[21] Ломоносов М.В. Указ. соч. С. 290-291.

[22] Там же. С. 291.

[23] Петров день – 29 июня по старому стилю, как праздновал его Ломоносов, что соответствует 12 июля по новому стилю. 

[24] Ломоносов М.В. Указ. соч. С. 292.

[25] Красоуля – кружка.

[26] Там же. С. 292-293.

[27] Там же.