Мысли Святителя Тихона об образовании и воспитании

Псковская семинария. Фото конца XIX века

Будущий Патриарх свою церковную деятельность начинал с преподавания в духовных семинариях: сначала в Псковской (1888–1892), а затем в Холмской (1892–1897), и, как утверждали современники, он оставил о себе хорошую память как педагог не только среди своих учеников, но и среди простых горожан сначала Пскова, а затем и Холма. Спустя два года после своего служения в Пскове, Василий Иванович Беллавин принял монашеский постриг с именем Тихона. Пострижение должно было состояться в семинарской церкви. Полюбив молодого преподавателя, многие горожане Пскова пожелали принять участие в этом событии, что потребовало укрепить пол на втором этажа церкви – боялись, он не выдержит такого количества молящихся. Еще большей популярностью пользовался молодой архимандрит Тихон в Холме. Семинария, в которой он служил сначала, как инспектор, а потом и как ректор, стала местом духовно-культурного просвещения в городе. Молодой монах не замыкался с стенах духовной семинарии, он активно участвовал в различных общественных организациях города, общался с большим кругом людей, проповедуя не только слово Божие, но и помогая им знакомиться с сокровищами русской и мировой культуры.

В свой первой речи в качестве ректора Холмской духовной семинарии перед началом учебных занятий 4 сентября 1892 г. архимандрит Тихон определил основные задачи духовного образования. С одной стороны, он перечислил, какие качества должны развивать в себе его питомцы, с другой стороны – сказал, как преподаватели семинарии могут им в этом помочь. Во главу образования будущий Патриарх поставил церковность, определив ее как «любовь к Святой Церкви и всему, что она содержит, преданность Ее учению, уважение и послушание Ее уставам, любовь к храму и богослужению, которые необходимы для всякого истинного христианина» (1) . Для развития этого качества, считал архимандрит Тихон, «будущим пастырям Церкви необходимо самое тщательное и основательное знакомство с учением Церкви»(2) . Он говорил не только о будущих пастырях, но и об обычных христианах: «Очень многие у нас склонны думать, что учение церковное есть что-то сухое, мертвое, отвлеченное, не имеющее никакого отношения к жизни. Поэтому и светские люди часто отвращаются от этой якобы схоластики, да и духовные изучают ее скорее по необходимости, чем по любви. Между тем, такой взгляд на учение Церкви есть только одно печальное заблуждение, основывающееся на нежелании или неумении проникнуть в суть дела, понять его, как следует. Церковное учение, будет ли то краткое наставление веры или целая богословская система, есть самое ближайшее выражение истинной жизни и истинных потребностей нашего духа, стремящегося к Богу, как источнику истины и любви. Богословские положения заключают в себе ответ на те великие вопросы жизни и духа, от решения которых мы не можем уклониться, не отказавшись предварительно от своей природы; они представляют выражение того, что должен переживать и во что веровать каждый человек, живущий духом»(3) . Только через это можно обогатить «свой ум глубиною мудрости и приобрести сокровищницу познаний»(4) .

Решение этой задачи не могло быть осуществлено без особого призвания педагогов, к которым будущий Патриарх обратился в конце свое речи: «Вы опытно знаете, что главное в деле обучения и воспитания это — нравственная, живая связь учителя с учениками, теплое, сердечное, полною любви отношение к своему делу и к ученикам; без всего этого не мыслим никакой успех в воспитании. Любовь к ученикам вовсе не означает слабости, потачки, чрезмерной снисходительности к их проступкам, расточительности в баллах, искания так называемой ”дешевой популярности” среди питомцев; она не исключает строгости к ним, но только строгости благоразумной, проникнутой справедливостью и доброжелательством к ним. Любовь к ученикам означает то, что воспитатели должны всемерно заботиться о том, да не погибнет ни едина от малых сих (Мф. 18, 14), что они должны смотреть на учеников не как на какие-то отвлеченные величины, с которыми нужно только пройти известный курс, которых нужно спросить и отметить баллами, а как на живые человеческие личности, которые должны составлять для нас дорогой предмет внимания, заботливости, попечений и ухода, успех которых доставляет вам великую радость, а недостатки и горе причиняют сильную скорбь. При таких условиях питомцы станут относиться к своим наставникам с любовью, послушанием и доверием, а любовь к наставнику переносится на преподаваемый им предмет и на все учебное заведение»(5).

В январе 1893 г. архимандрит Тихон обратился к учащимся с «Новогодним пожеланием». Обычно каждому ученику принято было желать того, что для него всего дороже и нужнее. Отец архимандрит ставил вопрос глубже: «Но что же считать за дорогое и нужное?»(6) В качестве примера он привел притчу о царе Соломоне, когда к царю явился Господь и спросил: «проси, что дать тебе». Как известно, Соломон просил себе у Бога «сердца разумного и мудрости». И «дал ему Бог не только то, что он просил, но и то, чего он не просил – богатство и славу» (3 Цар. 3, 5-13), ибо премудрость ведет все это за собой.

Премудрость же человека состояла в стремлении к истине, утверждал архимандрит Тихон: «Ставя истину выше и дороже всего, будем стремиться стяжать ее, и для сего приобретать мудрость и разум. А начало мудрости есть искреннее желание учиться (Прем. Солом. 6, 17). Посему, сын мой, говорит премудрый Сирахов, от юности твоей предайся учению»(7) .

«В воспитании всегда есть нечто такое, – учил архимандрит Тихон, – что со временем, по мере возрастания и совершенствования воспитуемого остается»(8) при нем и, если учителя будут стремиться воспитать в своих питомцах стремление к истине, то это со временем будет только возрастать.

В 1893 г., напутствуя своих учеников после окончания семинарии, отец ректор поднял вопрос о свободе: «Ныне Вы призываетесь к свободе, так как время вашего школьного воспитания окончилось. Пусть же предстоящая свобода наша не служит поводом к угождению плоти! (Галл. 5, 13). Свобода после стеснений и ограничений ведет к разгульности. Чувствуется сильный позыв отведать побольше всякого рода наслаждений, доставлять побольше удовольствий порочной и греховной природе. Ведь мир, в котором вы теперь вступаете, так богат искушениями, в нем и похоть плоти, и похоть очей и гордость житейская (1 Ио. 2, 16). Вы же поступайте как свободные, не как употребляющие свою свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии (1 Пет. 2, 16).

Быть свободным – это не значит не подчиняться никому и ничему, жить и действовать, как вздумается и как захочется, делать все без разбора: это не свобода, а своеволие и произвол, всех стесняющие и подавляющие и свою, и чужую истинную свободу; это рабство греху, ибо по слову Спасителя, всякий делающий грех, есть раб греха (Ио. 8, 34). Быть свободным - это значит определять себя к деятельности из самого же себя, из своего, а не из чего-либо стороннего, чуждого. <…>Лишь когда он делает добро, поступает по законам, вложенным Творцом в его природу, только в этом случае он определяется к деятельности сам же и, следовательно, лишь в этом случае остается истинно свободным»(9) .

Архимандрит Тихон, продолжая рассуждать о свободе, коснулся ее высшего проявления – любви к ближнему, ибо в большинстве психологических работ именно любовь считали самой большой несвободой: «Для вас же поставлять свою свободу не в угождение плоти, а в служении ближним тем необходимее, что вы призываетесь к пастырству, а оно более чем какое-либо другое служение, требует любви к ближним и отрешения от самоугождения <…>А руководство другими, умение воздействовать на них – лучше всего чрез искреннюю и самоотверженную любовь. Кому неизвестно, что центр тяжести всякого нравственного влияния и воспитания заключается в силе любви. Разве не бывает, что даже порочный человек скорее готов послушать одного слова того, кто его любит, чем целых речей убеждений тех, которые к нему равнодушны. <…>Как бы ни были велики ваши познания, как бы не были блестяще ваши дарования, все это, по слову апостола Павла, ничто и бесполезно, если вы не будете иметь любви (1 Кор. 13, 1–3). Дарования даются нам от Бога не ради нас самих только, но и ради ближних»(10) .

Архимандрит Тихон основной целью воспитания считал возвышение к Богу, которой достигается только одним путем: путем благочестивой жизни, что хорошо видно на примере древних подвижников, «из которых иные даже без школьного образования одним путем благочестивой жизни доходили глубокого ведения христианских истин; в их чистом сердце все божественное и святое отражалось так же легко, как легко отражается предмет в чистом зеркале. И ваше обучение, – говорил он, обращаясь к своим ученикам, – будут иметь успех лишь тогда, когда вы, заботясь о развитии ума, вместе с тем будете ревновать и о чистоте своего сердца»(11) .

Чистота же сердца достигается непосредственной детской верой в Бога: «Не смущайтесь словами тех безумцев, – говорил перед началом учения архимандрит Тихон в 1894 г., – которые говорят, что вера есть достояние только малых детей и тех, которые младенствуют умом, и кто пережил возраст детского доверия или вышел из состояния взрослого детства, то будто бы не может иметь в себе веры в Бога. Жалкое заблуждение! Истинная вера и знания далеко не противоположны друг с другом. История представляет нам не мало примеров людей глубоко верующих и вместе с тем высокопросвещенных»(12) .

«К сожалению, – продолжал он, – в современных взглядах учащейся молодежи почти исключительное внимание обращается на приобретение познаний: успевает ли ученик в изучении предметов, это нередко считается достаточным, а религиозно-нравственное развитие отодвигается на второй план. Но мудрость и знание тогда плодотворны, когда проникнут в самое сердце человека, когда истины станут воплощаться в жизнь его. Умственное образование должно идти рука об руку с развитием в воспитаннике благочестивого настроения, и если кому из учащихся то, вам, как будущим пастырям наипаче надлежит заботиться о сем. Поэтому, со школьной скамьи создайте в себе облик питомца, всецело проникнутого духом благочестивой настроенности.

Ум наш блуждает и предается мечтаниям вредным оттого, что бывает пуст, незанят ничем серьезным, дельным. А когда наполнить его истиною, то он будет преисполнен здравых понятий и суждений. Чрез это он сделается крепким, и враг его не собьет. Враг часто чем берет? Представляет призрак истины и добра и тем улавливает нас. А кто ведает истиною полно, тот разоблачает призрачность лжи и отразит нападение вражье: ложь не может показаться там, где царствует истина <…> Так как мы имеем заповедь, чтобы любящей Бога любил и брата своею (Ио. 4, 21), то вы, по слову Апостола, в благочестии покажите братолюбие, или любовь к близким, по крови, по вере, по условиям жизни. У вас братолюбие должно выражаться в любви к товарищам, как людям, живущим в одних и тех же условиях, имеющим общие радости и горести, а самая любовь эта должна проявляться в том, чтобы помогать друг другу, чтобы старшие руководили младшими. Но эта помощь должна быть разумною и не должна убивать самодеятельности того, кому помогают. Равным образом, и руководство должно быть безусловно доброе, направленное к общему благу. К сожалению, в учебных заведениях попадаются иногда „злые гении”, которые и заправляют целым классом ко вреду его и вытесняют влияние учеников благонравных. Да не будет сего у вас! Бегайте знакомства с таковыми и на стороне. Вообще, будьте осмотрительны при выборе знакомых и друзей. В юности дружба легко завязывается, но знайте, что бывает друг в нужное для него время и не останется с вами в день скорби вашей; и бывает друг, который превращается во врага и откроет ссору к поношению вашему; и бывает другом участник в трапезе, но он не останется с вами в день скорби. Посему, приобретайте друзей по испытанию и не скоро вверяйтесь им (Сир. 6,7—10). Чем больше вы будете помогать друг другу словом и делом, тем больше вы будете преуспевать и возрастать в любви, и посему, когда вы выйдете из школы на делание свое, для вас уже не труден будет переход от братолюбия к любви вообще, к любви ко всем, ибо все мы братья во Христе и дети одного общего Отца Небесного» (13) .

Для иллюстрации этого тезиса не безынтересен будет случай, происшедший в годы учебы Василия Беллавина – будущего Святейшего Патриарха Тихона – в Санкт-Петербургской Духовной Академии, воспоминания о котором оставили соученик: «В Академии все спокойно. В газетах объявляется о диспуте проф. И. Г. Троицкого. А студентам тоже объявляется: “По Указу Синода студентам воспрещается присутствовать на ученых диспутах”. Все могут быть, даже состоящий при актовом зале инвалид может придти и слушать научные вопросы и ответы, только студентам нельзя <…>Результат не замедлил.

Наступает 17 февраля 1885 года, т.е. первый для патриаршего курса (14) годичный праздник Академии. Обычный наплыв столичных почитателей Духовной академии. Телефонов тогда не было, тем не менее, за пять минут до приезда митрополита и до начала акта по студентам пробегает какая-то электрическая искра. В полном молчании все студенты одеваются и уходят из Академии. Надобно было видеть, как Победоносцев(15) бегал по студенческим жилым помещениям. Несколько человек было поймано и приглашено пожаловать на акт.

“Сию минуту” <…>Только растерявшиеся начальники забыли приказать запереть на замок подвал, где висели студенческие шляпы и пальто, и <…>все ускользнули. Тогдашняя “свободная” пресса сообщила: “Студентов на акте было мало”. Но их было наперечет два-три человека с монахами, и в том числе был патриарх(16) .

Понятно негодование на патриарха за “измену” общему делу со стороны особенно крайних элементов. Но патриарший курс уже знал своего “патриарха” и пояснил, что здесь ни в коем случае не может быть даже тени измены. Вспоминая теперь прошлое, приходится сказать, что патриарх был прав, <…> мы поступили не так, как должны были поступить взрослые люди, готовящиеся выступить проповедниками Евангелия, <…> нам не к лицу было походить на мышей, разбежавшихся при виде кошки <…>. Но прошлого не воротишь.

Это был один из многих случаев, когда патриарх безбоязненно шел один против течения, не соглашаясь ни на какие компромиссы.

Прибавлю еще один случай, ярко показавший не только смелость патриарха при отстаивании своих взглядов, но и дальновидность.

Прибыл в Петербург из Пскова епископ Нафанаил(17), как нам было известно, приглашенный не для почестей, а для головомойки. По заведенному традиционному обычаю студенты-псковичи должны были приветствовать своего епархиального архиерея. Все восстали против “визита”. Но патриарх категорически заявил о непреложности заповеди: “Лучше ходить в дом плача, чем туда, где веселятся”. Ему заявили об “измене”, как это всегда бывает у горячей, порывистой молодежи. С обычным “не волнуйтесь”: “это Вам вредно”, патриарх заявил защитникам “свободы”, какими выставляли себя оппоненты, что он в данном случае совершенно идет по их стопам и оставляет за собою право поступать “свободно”. Оппоненты замолчали. Трудно представить себе всеобщий юмор по адресу оппонентов, чрез два дня одумавшихся под влиянием некоторых соображений чисто финансового свойства <…>. И долго потом оппоненты с краскою на лице вспоминали это происшествие, когда кто-либо нечаянно заговаривал о нем. Спокойный, выдержанный рассудок патриарха в полном блеске проявился пред всеми в том происшествии, что прибавило значительную долю сияния к его и без того светлой личности»(18).

Обращаясь к выпускникам семинарии уже в последний раз в качестве ректора, отец архимандрит Тихон поднял один из самых редко поднимаемых вопросов – это вопрос о труде и его значении для человека: «В жизни, прежде всего, нам предстоит трудиться. Если вы думаете, что открывающаяся перед вами самостоятельная жизнь потребует от вас меньшего труда, чем сколько требовали от вас в школе, что она будет доставлять вам, без усиленного труда с вашей стороны, одни только радости, забавы и удачи, то вы горько заблуждаетесь. Жить и делать – в строгом смысле одно и тоже. Истинно разумная жизнь человека во всех ее поприщах есть труд и требует труда: хорошее и высокое в человеке приобретается именно трудом, <…> без труда и дела человек духовно и телесно умирает. Труд – закон нашего существования; он заповедан Богом всем людям, обязателен для всех, и от него никто не избавлен. Хотя всем нам положен один и тот же труд, но все мы должны трудиться – каждый на своем месте, при своем деле, по своему званию и силам; у всякого из нас должно быть свое дело, свой полезный и честный труд, своя похвальная работа»(19) .
 
Нам бы хотелось привести полностью речь будущего Патриарха Тихона, которую он произнес перед выпускниками семинарии, напутствуя их на дальнейшую жизнь.

(1)Тихон, архимандрит, ректор семинарии. Речь перед началом учебных занятий в Холмской духовной семинарии, сказанная 4 сентября 1892 // Холмско-Варшавский епархиальный Вестник. 1892. № 19. С. 343.
(2)Там же.
(3)Там же.
(4)Там же.
(5)Там же. С. 345.
(6)Тихон, архимандрит, ректор семинарии. Новогоднее пожелание учащимся (из речи пред началом учебных занятий в Холмской духовной семинарии – 8 января 1893 г.) // Холмско-Варшавский епархиальный Вестник. 1893. № 1. С. 40.
(7)Там же. С. 41.
(8)Тихон, архимандрит, ректор семинарии. Речь к оканчивающим курс учения в в Холмской духовной семинарии в 1893 г. // Холмско-Варшавский епархиальный Вестник. 1893. № 17. С. 285.
(9)Там же. С. 285-286.
(10)Там же.
(11)Тихон, архимандрит, ректор семинарии. Речь пред началом учебных занятий в Холмской духовной семинарии // Холмско-Варшавский епархиальный Вестник. 1893. № 20. С. 334.
(12)Там же. С. 330.
(13)Там же.
(14)Так называли курс, на котором учился будущий Патриарх Тихон.
(15)Победоносцев Константин Петрович (1827–1907 гг.),  обер-прокурор Святейшего Синода (1880–1905 гг).
(16)Так называли в академии студента Василия Беллавина.
(17)Нафанаил (Соборов Николай Иванович; 1824–1907), епископ Псковский в 1882–1885 гг.
(18)Булгаков Петр, прот. Патриарший курс / Публ., вступ. статья и коммент. Н.А. Кривошеевой // Вестник ПСТГУ (II). 2006. № 2(19). С. 53–54.
(19)Тихон, архимандрит, ректор семинарии. Речь к оканчивающим курс в Холмской духовной семинарии в 1897 г. // Холмско-Варшавский епархиальный Вестник. 1897. № 15. С. 266.

Материал также опубликован сайтом ПСТГУ