«Если появятся новые Дамаскины...» Беседа с о. Петром (Мещериновым) о музыке и не только. Часть 2

- Как Вы можете определить критерий хорошей и плохой музыки?
- Есть внутренний критерий самого построения музыкального произведения, формы, владения материалом. Есть критерий внешнего приложения музыкального произведения, его назначения. В основном, конечно, следую внутренним критериям. Ведь музыка - это такое искусство, когда семь нот комбинируются таким образом, что они увлекают и возвышают человеческую душу. Собственно Бах и говорил о том, что музыка должна служить Всевышнему в прославление, а ближнему в назидание. Как это делать? На это и есть великие композиторы. Их не так много... Кстати говоря, я недавно прослушал «Страсти по Матфею» епископа Илариона Алфеева, и очень хорошо понял, что любое музыкальное произведение весьма сильно определяет та среда, в которой живет композитор. «Страсти по Матфею» владыки Илариона впитали музыкальную культуру нашего времени, даже и популярную, не академическую. Я говорю это не в упрек; мне понравилось это произведение, но в нем о можно услышать и отголоски саундтрека к хорошему фильму, и какие-то черты мюзикла. Музыкальная атмосфера, в которой существует человек, так или иначе воздействует на него. Либо композитор ударяется в авангард, то есть сознательно противится всем этим влияниям, либо же эти влияния так или иначе впитываются, и они не могут не обнаружиться в музыке. То же самое и в творчестве Баха. Он впитал именно то, что дала ему его эпоха. Это и лютеранская особая, «индивидуалистская» в лучшем смысле этого слова, духовность, которая совершенно адекватно отображена у Баха, это и все его музыкально-технические формальные приемы. Эпоха оказалась впитана в музыку Баха. И - конечно, это мое субъективное мнение -та эпоха была «лучше» нашей: она выше и чище, и, безусловно, духовнее, она более христианская, и с точки зрения эстетики более развитая и богатая.
- Когда люди только приходят к вере, они начинают мучиться, какую музыку слушать, можно ли слушать недуховную музыку, можно ли слушать музыкантов, которые вообще далеки от веры...
- Возьмем такой яркий пример среди композиторов - Вагнер. Известно, что он отнюдь не был образцом порядочности и имел весьма своеобразные, сомнительные с христианской точки зрения, взгляды. Человек был и гордый до безумия, и прочее. Но его художественное творчество выражает некую художественную правду, которая выступает как бы параллельно жизни автора: то есть Вагнер, как личность - это одно, а Вагнер, как творчество - это другое. В творчестве ему было дано достичь как раз того «отображения неба», о котором говорил Феофан Затворник.
- То есть гений, даже если он грешник и неверующий, все же может отобразить эту гармонию?
- Да, такой феномен есть. Но это не прямая зависимость; может получиться и наоборот. Например, композитор Шнитке был человеком верующим и безусловно нравственным. Но - это, конечно, тоже мое личное восприятие - его музыку я не могу слушать, потому что мне кажется, что в нее «забрались бесы» и орудуют там. Хотя сам он был глубокий христианин и безупречный человек. Есть какие-то парадоксы художественного творчества. Но особенно, конечно, приятно, когда личность творца и его музыка совпадают. И это видно сразу. Можно взять опять же Баха и Гайдна - это два самых ярких таких примера в истории музыки, когда гармонично совпадают и личность, и вера, и доброта, и высокая нравственность и великолепное художественное творчество. Это дает необыкновенный, «небесный» эффект.
- Есть ли современное церковное творчество? Или уже все написано, все богослужения уже написаны, нельзя создавать ничего нового. Или же создается что-то в Церкви новое?
- Я думаю, что все зависит опять же от таланта. Если появится Иоанн Дамаскин, то...
- Вот в свое время появился Бах. Но до него ведь тоже что-то было, и это пользовалось своим авторитетом...
- Феномен Баха как раз и заключается в том, что он не придумал никаких новых форм. Бах - это иллюстрация типичного церковного подхода. Он не творил новых форм, но наполнял старые формы внутренним содержанием. Вот, скажем, нынешнее лютеранское богослужение сильно отличается от богослужения XVIII века. В течение XIX века произошла трансформация лютеранства из настоящей религии в нечто рационалистическое, оно «отменило» культуру Баха, живую культуру его времени. И никто бы не знал, что такое кантата, изучали бы ее в консерватории как архаическую музыкальную форму. А Бах наполнял кантату внутренним содержанием, и теперь все знают, и до сих пор пользуются этой музыкальной формой. Гайдн же, в противоположность Баху, положил начало новой европейской музыки как творец её форм: симфония, соната, то, что до сих пор не исчерпало себя. Этих двух композиторов можно сравнить и по внутреннему настроению, и по глубокой вере, и таланту. Но вот один из них завершил эпоху, не создавая новых форм, другой, наоборот, эпоху начал - причем даже параллельно: первая месса Гайдна писалась им, когда Бах заканчивал свою знаменитую мессу Си-минор. Так что возможно и то и другое, все зависит и от гения, таланта, и от той среды, которая его окружает, потому что не бывает гения и таланта в каком-то безвоздушном пространстве, где он что-то высокое творит. По нынешнему нашему настроению, я считаю, что Церковь должна быть консервативной, традиционной, она как раз должна хранить уже существующие формы: и литературно-богослужебные, и иконописные, и музыкально-храмовые. В рамках этих форм, которые есть, можно до сих пор создавать замечательные вещи. Может быть, возможны и новые формы; но велика опасность, что они проникнутся постмодернистским духом нашего времени, который все размывает. Православный мюзикл вряд ли уместен в Церкви. Но, с другой стороны, хранение традиционности не должно превращаться в жёсткую самоцель - иначе и не смогут появиться новые Гайдны и Иоанны Дамаскины.