В его жизни было очень немного для самого себя

Протоиерей Максим Козлов: Отец Виталий Боровой и его церковно-общественное служение стали частью истории Русской Православной Церкви второй половины двадцатого столетия.

Левитан И.И. Господь благословил его редким по нашим временам долголетием: более девяноста лет продолжался его земной путь, и в это время вместились такие разные эпохи…

Родившись и получив образование за пределами Советского Союза, он затем стал клириком нашей Церкви в период того частичного ренессанса церковной жизни, который произошел в послевоенные годы. Начиная с пятидесятых годов, он был одной из ярчайших личностей в преподавательской корпорации Ленинградской Духовной Академии и одним из самых, скажем такое слово, необыкновенных сотрудников Отдела внешних церковных сношений.

Отец Виталий первоначально преподавал историю Церкви, византинистику, потом, уже в Московских духовных школах, был профессором кафедры истории западных исповеданий. Православные москвичи, особенно старшего поколения, навсегда запомнят его как настоятеля патриаршего Богоявленского собора в семидесятые годы и его необыкновенное проповедническое служение, для тех лет такое смелое и как бы обгонявшее свою эпоху. Но наверное, более всего (и это справедливо нужно отметить) отец Виталий войдет в историю нашей Церкви как труженик на поприще работы во Всемирном совете Церквей и в самых различных диалогах с теми или иными конфессиями, которые велись со второй половины пятидесятых годов.

Не будем сейчас разбирать его богословские взгляды: не тот жанр. В чем-то с ними можно согласиться, в чем-то они, естественно, дискуссионны, но несомненно, что он самим своим обликом, уровнем образованности, интеллигентности (нечастое свойство в среде клириков), уважением к собеседнику и его взглядам являл совершенно новый и неожиданный для участников диалога лик Русской Православной Церкви. Часто, встречаясь с отцом Виталием, инославные христиане потом с удивлением свидетельствовали, что они ожидали увидеть кого угодно, но только не человека такого уровня компетенции и такой внутренней открытости по отношению к тем, с кем он вел диалог. Это проявлялось везде: и во Всемирном совете Церквей (он был многолетним представителем нашей Церкви в Женеве), и во время Второго Ватиканского Собора, где он был наблюдателем на всех сессиях, и во множестве других ситуаций. Не все сейчас готовы признавать значение тех экуменических контактов нашей Церкви, но несомненно, что именно в них - благодаря таким людям, как отец Виталий - формировалась та база богословской образованности и включенности в контекст богословских проблем новейшего времени, которая позволила нам развить наши духовные школы, когда изменились исторические обстоятельства.

На протяжении нескольких лет, будучи еще совсем молодым преподавателем, я имел радость общения с отцом Виталием, когда он вернулся в 1985 году из Женевы и на протяжении семи лет являлся профессором Московских духовных школ. Мне посчастливилось быть его сотрудником по кафедре истории западных исповеданий; первое время ассистентом, а потом, когда обстоятельства привели к тому, что он сосредоточился на работе в Отделе внешних церковных сношений, и преемником. Помню, что тогда по молодости лет и задиристости я к каким-то его высказываниям, богословским подходам внутренне очень «цеплялся»: они мне казались относившимися к уходящей эпохе гиперэкуменизма. Но по прошествии лет становится понятным, насколько много в них было опыта, мудрости и христианской любви.

В общении с людьми отец Виталий являл образец уважительности к любому собеседнику, будь то глава иностранной делегации, коллега или совсем юный, а иной раз и совсем неумный по возрасту студент духовной школы. Никому он не показывал, что он выше, никогда не позволял себе аргумента «я-то знаю, кому вы возражаете» и не обозначал дистанцию между собой и собеседником. Опять же, это начинает видеться и цениться с годами, и всегда грустно признать только тогда, когда человек уже ушел в путь всея земли.

В своих встречах, беседах, высказываниях отец Виталий предупреждал о тех многочисленных проблемах, с которыми наша Церковь столкнется при изменении исторических обстоятельств, к которым нужно готовиться и к которым мы готовы не вполне. Как мог, он уже в годы самой маститой старости продолжал поддерживать все те церковно-общественные, богословские инициативы, которые оценивал положительно и считал важными, полезными для нашей Церкви. Несомненно, его жизнь была жизнью человека, целиком посвятившего себя церковному служению. В ней оставалось очень немного для самого себя. Этому церковно-общественному служению он пожертвовал, наверное, тем, чем труднее всего пожертвовать: он был, несомненно, потенциально очень крупным ученым, но ради пользы Церкви эта его колоссальная эрудиция и образованность не вылилась в систематические курсы богословия, а разбилась на сотни или даже тысячи подготовленных статей. Многие статьи подписаны не его именем, потому что готовились для весьма высоко стоящих лиц; если мы будем смотреть его библиографию, думаю, что это не более чем половина того, что действительно было подготовлено отцом Виталием.

Вот так отказаться от возможности личностной творческой реализации ради церковной пользы - это пример, который очень важно сейчас помнить и который является одним из важнейших заветов новопреставленного протопресвитера Виталия Борового нынешнему поколению богословов и клириков нашей Церкви.