rss
    Версия для печати

    Пасха Страстей и Воскресения. 6. Страстная пятница: парадокс Креста

    В предыдущем очерке мы говорили о том, что богослужение Великого четверга подводит нас вплотную к непостижимой тайне того умаления Богом Самого Себя, о котором пелось в одном из самых древних христианских гимнов, запечатленном апостолом Павлом (Флп 2. 6-10), и которое восточные Отцы Церкви называли греческим словом «кенозис»– «истощание». Для того чтобы обновить падшее человеческое естество, чтобы избавить его от порабощения диаволом, от власти зла и смерти, Самому Богу – в лице предвечно рожденного Слова Божия, равного Отцу и могуществом, и величием, – надлежало умалиться, истощить Себя, приняв образ раба. Воплотиться, восприняв нашу плоть. Родиться среди людей, став одним из нас, во всем подобным нам, людям, кроме греха. И принять на Себя все, кроме греха, последствия человеческого грехопадения – вплоть до самых мучительных душевных и телесных страданий, вплоть до ужаса богооставленности и даже вплоть до самого тяжкого следствия грехопадения – телесной смерти. И именно Страстная пятница во всех существующих литургических традициях особым образом посвящена воспоминанию этих страданий Богочеловека Иисуса.
    Богородица и Христос – «Муж Скорбей» у процветшего креста. Миниатюра из миссала. Австрия, конец XIV в.

    Богородица и Христос –«Муж Скорбей» у процветшего
    креста.
    Миниатюра из миссала. Австрия, конец XIV в.

    Тема кенозиса, присутствующая во всех богослужениях последних дней Страстной седмицы, достигает в пятницу наиболее разительного звучания. Вот, к примеру, текст одной из стихир византийской Вечерни этого дня, которая по-церковнославянски начинается словами Страшное и преславное таинство [православные богослужебные тексты, кроме отдельно оговоренных случаев, приводятся в русских переводах иеромонаха Амвросия (Тимрота)]:

    Страшное и необычайное таинство

    в сей день пред нашими глазами совершается:

    Неосязаемый удерживается,

    связывается Освобождающий Адама от проклятия;

    Испытывающий сердца и внутренности неправедно допрашивается;

    в темницу заключается Замкнувший бездну;

    стоит перед Пилатом

    Тот, Кому с трепетом предстоят Силы Небесные;

    рукою создания ударяется Создатель;

    на Древо осуждается Судия живых и мертвых;

    гробу предается Разрушитель ада.

    Все переносящий по состраданию

    и всех спасший от проклятия,

    беззлобный Господи, слава Тебе!

    В греческом оригинале первая строка звучит даже сильнее: «Страшная и неимоверная (παράδοξον) тайна». Человеческий разум недоумевает перед парадоксом происходящего в этот день, и подобным недоумением полнятся многие другие гимнографические тексты пятницы (как, впрочем, и субботы) Страстной седмицы.

    В разных литургических традициях богослужение помогает верующим ощутить тайну кенозиса не только при помощи текстов, но и иными средствами. В конце предшествующего очерка я говорил о том, как в богослужении римского обряда знаменуется истощение природных стихий. Наиболее же впечатляющим это было в дореформенной римской традиции трех последних дней Страстной седмицы, в которые – либо поздним вечером накануне, либо ночью, либо совсем ранним утром – совершались особые службы, именовавшиеся Темными утренями (по-латыни Tenebrae). Хотя литургическая реформа заменила эти службы на другие, всё же модификации Темной утрени по-прежнему служатся в католических приходах и монастырях многих стран мира. Название Темная утреня обусловлено тем, что по ходу службы внутреннее пространство храма постепенно погружается во тьму, так что заключительная ее часть происходит в полной темноте. Мрак, в который погружается храм, символизирует тот мрак, который охватывает весь мир и готов поглотить не только творение, но и Самого Творца. Наступает час «власти тьмы», которая на какое-то время торжествует зримую победу, – ведь с  приближением смерти Иисуса Христа меркнет и тварный свет (ср. Мф 27. 45).

    Во время Темной утрени читался нараспев ветхозаветный Плач Иеремии – один из самых трагичных, душераздирающих образцов древнееврейской поэзии. В Плаче изливается скорбь праведника о разрушении Иерусалима и главной святыни народа Божия – храма, являвшегося местом присутствия Бога. Христианское сознание спроецировало эту скорбь на события Страстной седмицы. Рефрен «Иерусалим, Иерусалим, обратись ко Господу Богу Твоему» напоминает о словах Спасителя: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф 23. 37).

    Между прочим, музыку к текстам из Плача Иеремии для этих богослужений сочиняли многие западные композиторы. Предлагаю на некоторое время прервать чтение и послушать начало Плача пророка Иеремии григорианского распева, а также английского композитора XVI в. Томаса Таллиса.

    Так называемый «Улыбающийся Христос». Распятие замка Хавьер в Наварре. XV в.

     

    Так называемый «Улыбающийся Христос».
    Распятие замка Хавьер в Наварре. XV в.

    И всё-таки важнейшими библейскими чтениями богослужений Страстной пятницы являются Страсти – евангельские повествования о страданиях и смерти Христа. В византийской традиции наиболее полно они прочитываются на Утрене Страстной пятницы, которая так и называется: Последование святых и спасительных СтрастейГоспода нашего Иисуса Христа. Обычно в русских православных приходах она служится в четверг вечером, но в некоторых – в пятницу ранним утром или даже в ночь с четверга на пятницу. На этой службе история Страстей, предваряемая долгой прощальной беседой Иисуса из Евангелия от Иоанна (той самой, которую чеховский Архиерей «читал сам» и «знал наизусть»), прочитывается на утрени Страстной Пятницы в виде 12 фрагментов. Помимо этого, на Великих царских часах (службе, которая несмотря на столь величественное название в русской православной богослужебной практике совершается, как правило, совсем скромно и, в отличие от остальных служб этого дня, не особо посещается верующими), объединяющих канонические малые Часы (Первый, Третий, Шестой и Девятый), на каждом из которых прочитывается история Страстей по одному из Евангелистов. Кроме того, история Страстей в виде компиляции из разных Евангелий начинает читаться еще на Вечерне Великого четверга, а завершается на Вечерне Страстной пятницы.

    В римской литургической традиции на основном богослужении Страстной пятницы – службе Воспоминания страстей Христовых, которая со времени литургической реформы стала совершаться вечером (а в тех странах, где Страстная пятница является выходным днем – в послеполуденные часы, наиболее соответствующие времени голгофских страданий Спасителя) читаются Страсти по Иоанну. В Средние Века на Западе сложилась практика чтения Страстей не просто нараспев, но еще и по ролям. Это тот редкий случай, когда Евангелие на богослужении не обязательно должны читать рукоположенные служители. Как правило, один из чтецов или певчих произносит слова повествователя, а другие делят между собой реплики персонажей. Что до священника, то ему принадлежат только слова Христа. После слов о кончине Иисуса все участники богослужения опускаются на колени и некоторое время пребывают в молитвенном молчании. В последние десятилетия в некоторых католических приходах Страсти читаются не нараспев, а декламационно, при этом слова, принадлежащие в евангельском рассказе народу, произносит всё собрание: так появляется возможность в большей степени ощутить «распни, распни Его» не только как слова тех, кто выкрикивал их где-то далеко двадцать веков назад.

    Но вернемся к многовековому обычаю чтения страстей по ролям нараспев. Именно на его основе в Новое время в лютеранском богослужении развился особый музыкальный жанр страстей, или пассионов. Сухой речитатив повествования Евангелиста (теперь уже не по-латыни, а на живом национальном языке) перемежается молитвенными размышлениями над прочитанным в виде хоралов, арий и других вокальных номеров. Именно таковы знаменитые страстиГ.Ф.Телемана и И.С.Баха, как и многих других менее известных композиторов Северной Европы. Мои читатели могут в очередной раз дать отдых своим глазам и послушать, как звучит фрагмент Страстей по Иоанну (Ин 18.28 – 19.12а)  на традиционный григорианский распев в исполнении монахов Солемского аббатства во Франции (а при желании и все Страсти по Иоанну целиком, от начала гл. 18); а затем услышать, во что превратился тот же фрагмент у И.С.Баха в его Страстях по Иоанну (русский текст параллельно немецкому оригиналу можно найти в переводе игумена Петра (Мещеринова) или в переводе Николая Эппле; см. №№ 16a-21g).

    Стоит заметить, что упомянутая выше византийская служба Страстей построена в сущности по тому же принципу: гимнографические вставки представляют собой молитвенные размышления над прочитанными фрагментами. Таков, в частности, ексапостиларий, поющийся трижды (его полагали на музыку многие русские композиторы: С.И.Танеев, П.Г.Чесноков и др.) после чтения из Евангелия от Луки о благоразумном разбойнике.

    Разбойника благоразумного

    в тот же день Ты рая удостоил, Господи.

    И меня древом Крестным просвети

    и спаси меня.

    Но зачастую это и размышления обо всей тайне спасительных страстей Христовых, как, например, звучащий в самом завершении Последования Страстей тропарь Страстной пятницы Искупил ны еси от клятвы законныя:

    Искупил Ты нас от проклятия закона

    драгоценною Своею Кровию:

    ко Кресту пригвожденный и копьем пронзенный,

    Ты людям источил бессмертие.

    Спаситель наш, слава Тебе!

     

    В римской традиции за чтением Страстей по Иоанну следует обряд выставления Креста и поклонения ему верующих. Среди звучащих в это время песнопений особое место принадлежит латинскому гимну, Pange, lingua, gloriosi proelium certaminis, текст которого написан в VI-VII вв. Венанцием Фортунатом  [аудио григорианского распева]. В нем прославляется победа над злом и смертью – победа Креста, одержанная распятым на Нем (перевод мой):

    Возвеличим велегласно

         cлавное сражение!

    Возвестим Креста победу –

         торжество предивное:

    одержал ее Спаситель,

         претерпев заклание.

     

    Сожалея о паденье

         наших прародителей,

    когда смерти приобщились

         от плода вкусившие,

    Древом Бог спасти замыслил

         ради древа проклятых.

     

    Таково предначертанье

         нашего спасения,

    чтоб губителя искусность

         погубить искусностью

    и целительным соделать

         средство порчи вражие.

     

    Посему, когда настало

         исполненье времени,

    послан был Зиждитель мира

         Сам из недра Отчего;

    ставший плотью, Он родился

         в роде человеческом. […]

     

    Он, прожив с людьми во плоти

         три десятилетия,

    принимает добровольно

         горькие страдания,

    ради нас, подобно агнцу,

         на Кресте заколотый.

     

    Там приемлет желчь и уксус,

         к древу пригвождаемый,

    и, копьем пронзенный в сердце,

         истекает кровию,

    омывая землю, море,

         звезды, мироздание…

     

    Гимнограф возвращает мысленный взор верующего к тому моменту, когда искупление только еще должно свершиться. Древо Креста, как мы уже видели в предшествующих строфах, отождествляется здесь с райским деревом жизни, и к нему обращается призыв:

    Преклони тугие ветви,

         древо преблаженное!

    Размягчи оцепененье,

         весь твой ствол сковавшее,

    и прими Царя вселенной

         в жертву принесенного.

     

    Только ты принять достойно

         дивное Сокровище,

    миру – тонущему судну –

         предложить пристанище,

    где ворота кровью Агнца

         жертвенной помазаны.

     

    Плащаница работы Феодосии Пулопос. Греция, 1599 г.

    Плащаница работы Феодосии Пулопос. Греция, 1599 г.

    Предел кенозиса, умаления Спасителя – Его крестная смерть. Но в богослужении Страстной пятницы совершается также воспоминание Его снятия с Креста и погребения. Именно с памятью о положении тела Иисуса во гроб связано в византийской традиции почитание плащаницы – большого плата с изображением погребения Христа, напоминающего о той плащанице, в которой Он был погребен. В последние века в русском православии утвердился обычай торжественного выноса плащаницы на Вечерне Страстной пятницы на середину храма для благоговейного поклонения.

    Описанные обряды Страстной пятницы в западном и восточном богослужении свидетельствуют о том, что службы этого дня становятся подлинными действами, в которые активно вовлечены все их участники. Впрочем, это свойственно всей Страстной седмице – и не только уставным службам, но и практикам народного благочестия, притом  у различных народов они приобретают великое многообразие проявлений. Не имея возможности рассказать об этом подробно здесь, хочу порекомендовать читателям мою  прошлогоднюю статью о литургических и паралитургических обрядах и обычаях христианского Запада, которая к тому же обильно снабжена видеоматериалами.

    Завершая рассмотрение богослужений этого совершенно исключительного дня, я хотел бы вернуться к парадоксу Креста. События Страстной пятницы видятся верующими уже через событие Воскресения. К примеру, на той же Вечерне мы слышим такие слова (перевод мой):

    Прославляю страдания Твои,

    воспеваю и Твое погребение,

    с воскресением взывая:

    "Господи, слава Тебе!"

    В римском обряде одно из главных песнопений при поклонении Кресту в Страстную пятницу таково:

    Кресту Твоему поклоняемся, Владыка,

    и святое воскресение Твое поем и славим:

    ибо Крестом пришла радость всему миру.

    Но ведь именно этот же текст (почти дословно) в византийском богослужении фигурирует в известном пасхальном песнопении Воскресение Христово видевше. «Се бо прииде Крестом радость всему миру». Поэтому даже в пасхальное время в христианских храмах распятия по-прежнему находятся на самых видных местах. И, быть может, поэтому на кресте в наваррском замке Хавьер неизвестный испанский скульптор XV в. изобразил Распятого улыбающимся.

                (Окончание следует)

    Вставить в блог

    Пасха Страстей и Воскресения. 6. Страстная пятница: парадокс Креста

    Пасха Страстей и Воскресения. 6. Страстная пятница: парадокс Креста

    15 апреля 2011
    В предыдущем очерке мы говорили о том, что богослужение Великого четверга подводит нас вплотную к непостижимой тайне того умаления Богом Самого Себя, о котором пелось в одном из самых древних христианских гимнов, запечатленном апостолом Павлом (Флп 2. 6-10), и которое восточные Отцы Церкви называли греческим словом «кенозис»– «истощание». Для того чтобы обновить падшее человеческое естество, чтобы избавить его от порабощения диаволом, от власти зла и смерти, Самому Богу – в лице предвечно рожденного Слова Божия, равного Отцу и могуществом, и величием, – надлежало умалиться, истощить Себя, приняв образ раба. Воплотиться, восприняв нашу плоть. Родиться среди людей, став одним из нас, во всем подобным нам, людям, кроме греха. И принять на Себя все, кроме греха, последствия человеческого грехопадения – вплоть до самых мучительных душевных и телесных страданий, вплоть до ужаса богооставленности и даже вплоть до самого тяжкого следствия грехопадения – телесной смерти. И именно Страстная пятница во всех существующих литургических традициях особым образом посвящена воспоминанию этих страданий Богочеловека Иисуса.
    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru