Иверская

В 726 году византийский император Лев III Исавр созвал Тайный Совет (Silentium) и объявил о своем отрицательном отношении к христианским иконам. Это было началом открытого иконоборческого движения.

Одним из первых практических действий иконоборцев была попытка уничтожить скульптурное горельефное Распятие Христа Споручника, установленное на воротах дворцовой площади — Халкопратии. Офицер поднялся по лестнице, чтобы сбить изображение Тела Господня с креста, но как только он ударил топориком по лику Христа, разгневанная таким святотатством толпа сбросила его вниз и убила. Десять участников этого происшествия и инок Феодосии были казнены и стали первыми мучениками-иконопочитателями.

В июне 726 года арабы осаждали древний город Никею, где в 325 году проходил Первый Вселенский Собор под председательством императора Константина Великого, осудивший ересь Ария и принявший Никейский Символ Веры, в котором излагалась суть церковного вероучения. Один из воинов-иконоборцев по имени Варвар ударил икону Божией Матери копьем в правую ланиту, и оттуда чудесным образом истекла кровь. Икону стали почитать как чудотворную, а кровоточащая рана от копья так и осталась на Лике Пресвятой Богородицы.

В 829 году на византийский престол вступил Феофил. Он был человеком набожным и очень образованным, покровительствовал наукам и искусствам, увлекался церковной музыкой, однако именно при нем развернулись самые жестокие гонения на иконы и на их почитателей. Особенно он преследовал иконописцев: они должны были под угрозой смертной казни отрекаться от икон, плевать на них, бросать на пол и топтать ногами. В 832 году Феофил запретил называть иконы святыми и вскоре приказал выносить их из церквей и сжигать, а на храмовых стенах изображать только фигуры зверей и птиц. По городам и областям Византии были посланы специальные чиновники императора — соглядатаи — с целью разыскивать и уничтожать иконы.

В то время чудотворная икона Божией Матери, которую ударил копьем арабский воин, находилась в доме одной богатой благочестивой вдовы, жившей около Никеи вместе с единственным сыном. Она очень чтила эту икону и построила для нее особую маленькую церковь, где подолгу молилась перед чудотворным образом. Об иконе и храме узнали императорские соглядатаи, поздно вечером пришли ко вдове и предложили ей откупиться, назвав желаемую сумму. Вдова пообещала им вдвое больше денег, но просила их подождать до утра, так как такого количества монет у нее в доме не было. Воины поверили ей и ушли. Вдова же, понимая, что святую икону все равно не спасти, взяла ее и пошла вместе с сыном на берег моря. Там она стала молиты Божией Матери, чтобы Ее и конь была избавлена от потопления, а они сами — от неминуемой смерти. Потом вдова написала на обратной стороне иконы время, год, причину гонений, свое имя, все то, что произошло в тот вечер, и опустила ее в море. На глазах женщины икона не погрузилась в воду, а встала на ребро и быстро понеслась по волнам к западу.

Вдова, обрадованная и успокоенная чудесным спасением образа, возблагодарив Господа и Пречистую Его Матерь, уговорила своего сына немедленно покинуть Никею, не желая его гибели от рук императорских воинов. Сын послушался и отправился сначала в Солунь, а оттуда перешел на Афонскую гору, где стал монахом Иверской обители. Там он поведал инокам о чудотворной иконе Божией Матери и о том, как она спаслась от иконоборцев. Этот рассказ монахи хранили как священное предание почти два века после его кончины.

В 999 году Афонские иноки увидели в море огненный столб высотой до неба, который стоял над иконой Божией Матери. Приблизиться к ней было невозможно — она все время удалялась на некоторое расстояние, как только лодка подплывала достаточно близко. Тогда настоятель вместе со всей братией сотворили молитву в церкви, прося Господа даровать их обители эту святую икону. Той же ночью Пресвятая Богородица явилась во «не благочестивому старцу Гавриилу, лшчавшемуся строгой подвижнической жизнью, и сказала ему: «Возвести настоятелю и братии, что Я хочу дать им икону Мою в покров и помощь; потом войди в море и ступай с верою по волнам: тогда все узнают Мою любовь и благоволение к вашей обители».

Утром все иноки Иверского монастыря с молитвами пришли на морской берег. Гавриил чудесным образом прошел по воде, принял икону и вернулся с ней. Три дня и три ночи братия молилась перед, иконой в особой часовне, а потом ее перенесли в соборную церковь и поставили в алтаре. Однако на следующий день иконы там не оказалось — ее нашли на стене, над монастырскими воротами. Несколь-ь'о раз монахи переносили чудотвор-го икону в храм, но она все время возвращалась на ворота, а потом Божия Матерь снова явилась во сне Гавриилу и сообщила ему свою волю: «Я не желаю быть охраняема вами, а хочу быть вашею хранительницею не только в настоящей жизни, но и в будущей... Вот вам знамение: доколе будете видеть икону Мою в обители сей, дотоле благодать и милость Сына Моего к вам не оскудеет». Утром Гавриил рассказал братии о своем видении, и обрадованные монахи построили надвратный храм во имя Божией Матери, куда и поместили чудотворный образ, который стал называться Иверской иконою Пресвятой Богородицы Портатиссы (Вратарницы).

Иверская икона прославилась многими чудесами: около нее исцелялись больные, по молитвам иноков перед ней житница обители наполнялась мукой в неурожайные годы, а когда персы, напавшие на Иверский монастырь, попытались разрушить соборный храм, внезапно начавшаяся сильная буря уничтожила все их корабли вместе с воинами. Персидский военачальник Амир, на глазах которого погибло все его войско, пораженный, раскаялся и, пожертвовав золото и серебро для строительства новых монастырских стен, просил иноков молить о нем Истинного Бога.

В XVII веке об Иверской чудотворной иконе узнали на Руси. В царствование благочестивого «Тишайшего» царя Алексея Михайловича в Москву приехал архимандрит Афонского Иверского монастыря Пахомий для сбора пожертвований в пользу своей обители. С дозволения царя архимандрит московского Новоспасского монастыря Никон (будущий знаменитый патриарх) просил Пахомия доставить в Москву самый точный список с чудотворной Иверской иконы.

Сохранилось предание, будто царь и его ближайший друг хотели получить настоящую икону и просили прислать им подлинный Иверский образ Божией Матери из надвратной церкви, но иноки не осмелились нарушить волю Пресвятой Богородицы и отдать чудотворную святыню из обители, куда она сама явилась и где пожелала остаться. Тогда иконописец священник Ямвлих Романов выполнил точный список с Иверской иконы.

Все совершалось с величайшим благоговением и старанием: всю ночь иноки служили молебен, после чего освятили воду со св. мощами, а затем этой водой облили новую доску из кипарисового дерева, на которой предполагалось писать икону. После Литургии Ямвлих замешал на святой воде краски и стал работать, принимая пищу только в субботу и воскресенье, а братия дважды в неделю служила всенощные и Литургию. Список, выполненный Ямвлихом, ни одной деталью не отличался от подлинной Иверской иконы и в точности ее повторял. На образе по-гречески была сделана надпись «Вратарница Иверская, милостивая». Список был отправлен в Царырад, а оттуда — в Москву вместе с письмом от Иверских старцев, где они подробно рассказывали историю его создания.

В Москве Иверскую икону торжественно встретили 13 октября 1648 года у Неглиненских ворот Китайгородской стены и поместили времене в Никольском греческом монастыре, который при Алексее Михайловиче был отдан Афонским инокам. Там икона пребывала до 1656 года, а потом ее перенесли в новоустроенный патриархом Никоном Валдайский монастырь, созданный по точному образу Афонской Иверской обители. Никон просил Пахомия сделать для Москвы еще один такой же список с чудотворной Иверской иконы.

Иверская икона Божией Матери относится к иконографическому типу «Одигитрия» («Путеводительница»): Богоматерь изображена с Младенцем Христом, восседающим на Ее левой руке. Десницей Она указывает молящимся на Христа как на Единственного Спасителя мира и Сына Божия, через Которого только и возможен путь в Вечную жизнь. Правая рука Младенца Христа поднята в благословляющем жесте, а в левой Он держит свернутый свиток как символ Своего учения. Богородица изображена в мафории пурпурного цвета, что символизирует Ее Царственность, с тремя золотыми восьмиконечными звездами на плечах и на челе в знак Ее Вечного Девства и Непорочности. Как и все Богородичные образы типа «Одигитрия», Иверская икона христоцентрична: указующий жест Божией Матери, Ее преклоненная перед Божественным Сыном голова, величественный образ Младенца — все это направляет мысли молящихся ко Христу Спасителю. Фронтальное изображение Пресвятой Богородицы не затмевает и не умаляет образ Христа, но, напротив, Она духовно обращает к Нему и оберегает человека на пути в Царствие Божие.

Этот новый, второй (или, возможно, третий) список был доставлен в Москву 19 мая 1669 года, и его поместили на Неглиненской башне Китайгородской стены над проездными воротами, а для защиты иконы и молящихся людей от ветра и дождя соорудили деревянную пристройку. Так появилась в Москве Иверская часовня. Место для нее было выбрано не случайно. Стена Китай-Города, выстроенная в 1534-1538 гг. итальянским архитектором Петром Фрязиным (Малым) по повелению матери Ивана Грозного Елены Глинской для защиты московского посада, протянулась от Собакиной башни (Угловой Арсенальной) до Беклемишевской (Москворецкой) башни. Она имела 6 проездных ворот, из которых основными были ворота, выходящие к Неглиненскому мосту на Тверскую — главную  парадную  улицу в Москве, по которой проезжали в Кремль иноземные посольства. Именно     через     эти      ворота совершались также торжественные въезды на Красную площадь, откуда и происходит одно из их названий — Триумфальные ворота. До XVII века    они    назывались    также Курятными — от находившегося неподалеку торгового ряда, где продавали кур; Львиными, потому что слева от них находился Львиный двор, где   содержались   львы, подаренные в 1556 году Ивану Грозному английской королевой Марией Тюдор.

В 1680 году при царе Федоре Александровиче обветшавшие ворота были фактически перестроены заново: на основании башни возвели светлицу с двумя высокими изящными шатрами, увенчанными двуглавыми орлами. Над воротами поместили икону Воскресения Христова (отсюда и происходит их последнее название — Воскресенские), а также образы преподобного Сергия Радонежского, великомученика Георгия Победоносца, св. Феодора Стратилата и московских святителей Петра и Алексея. Между проездными арками у башенной стены была возведена Иверская часовня, и душа   Москвы — священный  Кремль  и  Красная площадь с храмом Покрова на Рву — символом Града Божия, — находились теперь под покровом и защитой Вратарницы Иверской.

В 1722 году вышел императорский указ о ликвидации в Москве всех часовен (часть реформаторской программы Петра I и Феофана Прокоповича), однако Иверская как особо чтимая и любимая московским людом, была сохранена. В 1742 году, во время приезда в Москву императрицы Елизаветы Петровны, вновь решено было разобрать обветшавшую Иверскую часовню, но игумен Николо-Перервинского монастыря Виктор просил перестроить ее, и над иконой возвели каменный приделок. Окончательно часовня была сооружена в 1791 году при митрополите Платоне (Левшине) по проекту знаменитого Матвея Казакова и приписана к Николо-Перервинскому монастырю. В 1801 году часовня была снаружи обита английской жестью, украшена медными пилястрами с капителями, гирляндами и восьмиконечными звездами. Наверху установили позолоченную фигуру ангела.

Москвичи очень любили свою часовню, и никто не начинал своих дел, не помолившись перед чудотворным образом и не испросив благословения у Божией Матери. Каждый, кто приезжал в Москву, прежде всего шел поклониться Иверской. Когда в 1699 году Петр I вернулся из своего первого путешествия в Европу, он насторожил москвичей именно тем, что не поехал к Иверской, как это делали все цари до него, а сразу проследовал в Лефортово к своей любовнице Анне Монс. Позже это расценили как первое знамение того, что Петр — Антихрист и потому не мог подойти к чудотворному образу. Однако именно через Воскресенские ворота Петр Великий торжественно въехал в Москву в 1721 году после победоносного окончания Северной войны и заключения Ништадского мира. Тогда царь остановился у Иверской часовни, где его с почетом встретило московское духовенство. Все императорские особы — от Петра II, Елизаветы и Екатерины II до Николая II, наследники престола, прибывавшие в Москву на коронацию в Успенском соборе, прежде всего приходили к московской святыне и обязательно прощались с ней, возвращаясь в Петербург.

Иверская икона прославилась исцелениями больных. Благодатная сила Московской Вратарницы была настолько велика, что ее чтили не только москвичи и не только православные: на поклон к знаменитому чудотворному образу приходили католики, лютеране, монофизиты, некоторые русские сектанты и даже нецерковные люди — вера и надежда на помощь в несчастье оказывались сильнее человеческих убеждений и представлений. На службах в Иверской часовне, которые проводили монахи Николо-Перервинского монастыря, пели особый тропарь: «От святыя иконы Твоея, о Владычице Богородицы исцеления и цельбы подаются обилыъ, с верою и любовию приходящим к ней; тако и мою немощь посети и душу мою помилуй, Благая, и тело исцели, благодатию Своею, Пречистая».

Москвичи часто «приглашали» Иверскую в свой дом, где служили перед ней молебен. Образ постоянно развозили по всему городу к больным в особых каретах, которые появились у часовни с 1819 года. Чтобы часовня не пустовала, в XVII-XVIII ее. сделали точный список с иконы, и в 1790 году на него перенесли оклад с чудотворного образа, а для самой Иверской сделали новую ризу.

Только однажды Иверская покинула Москву — в сентябре 1812 года, когда преосвященный Августин вывез ее из города вмесу с Владимирской иконой, спасая от грядущего пожара и наполеоновских варваров, список же укрыли монахи Николо-Перервинского монастыря. Почти два месяца святыни находились во Владимире, а в ноябре невредимыми вернулись в Москву. С того времени в память об изгнании Наполеона из Москвы 13 октября (по старому стилю) ежегодно совершался крестный ход: из Кремля шествие направлялось к часовне, принимало Иверскую икону, и ее с благоговением обносили вокруг кремлевских стен, передавая алтарь Москвы под защиту Бога.

Справиться с иноземными варварами Москве оказалось легче, чем с воинствующими «просветителями», которые действовали на основе лженаучной атеистической идеологии и собственной бездуховности. Одним из самых страшных надругательств над русскими святынями была кощунственная акция под названием «комсомольское Рождество», устроенная в Москве в Рождественский сочельник 6-7 января 1923 года. Ее главное действие разворачивалось перед Иверской часовней на площади Революции                                                                                                                         (Манежной), специально для этого арендованной Замоскворецким и Хамовническим РКСМ. Основная дача этого мероприятия; водилась к воспитанию в молодежи «правильного» мировоззрения и соответствующей морали. С этой целью в мастерских Мейерхольда были профессионально разработаны сценические постановки типа «Что произошло в ночь под Рождество в комсомольском клубе» или «Непорочное зачатие», предназначенные для показа в молодежных клубах, где они и прошли с успехом в Рождественскую ночь.

«Гвоздем» антирелигиозной программы было празднование «комсомольского рождества» на центральных московских улицах: огромная толпа устроила нечто ~юде «комсомольских святок» со ьоими ряжеными, только рядились в основном под православных священников и монахов, представляя их в самом безобразном виде. Богоборцы не «обидели» и другие религии: там были и раввины, и протестантские пасторы, и римский папа, и китайский бонза. Страшное ночное шествие с Петровки направилось по Ь. Дмитровке (Пушкинская ул.) к Садовой, а оттуда по Тверской к площади Революции. Впереди несли плакаты с непристойными надписями, чучела богов древневосточных и мировых религий: Озириса, Мардука, Аллаха, Будды а также кощунственные изображения Бога Саваофа, Христа и Богородицы. В конце мероприятия их «всенародно» сожгли на площади.

Однако попытка покончить с «рабством, дикостью и невежеством» превратилась в открытую манифестацию коммунистической лжерелигии, воплощенную в перевернутых, «зазеркальных» формах православного богослужения. Так, в центре этой процессии «комсомольский поп» Андрей Шохин «зычно» пел «акафист Марксу» с восклицаниями «Радуйся, о Марксе, великий чудотворце!», а комсомольский хор немедленно разражался песнопениями откровенного содержания:

   Всех богов на землю сдернем!

   Визжите, черти, веселей!

   Станцуем карманьолу!

   Всех богов на карнавал!

   Буянит в вышней роще

   Безбожный комсомол!

Утренние газеты пестрели восторженными отчетами о ночной акции и приглашали весной повеселиться на «комсомольской пасхе», советуя при этом не забыть взять с собой «побольше дудок, свистков, домр и бубнов — вышибать тысячелетнюю дурь, так с треском!»

Иверской часовни вскоре не стало. В 1929 году на ее месте между двумя расширенными проездными воротами установили уродливейшую скульптуру рабочего, в правой руке грозно сжимавшего опущенный молот, а левую выбросившего в вертикальном приветствии. Это был символический образ пролетариата — социалистического «вратарника» новой «красной столицы», охранявшего Красную площадь с ее новой лжесвятыней — Мавзолеем. Коммунистическая Москва представала как антигород, перевернутая «зазеркальная» модель православного Третьего Рима.

В 1931 году большевики снесли Воскресенские ворота для освобождения прохода демонстрациям и автомобильному движению. Чудотворная икона, по всей вероятности, пропала в 1929 году и теперь, на Афоне снова сделали список с Иверской Портатиссы. Год назад, в ноябре 1994 года, Патриарх Алексий II освятил закладку Иверской часовни и Воскресенских ворот, которые восстановлены на прежнем месте по проекту ученика П. Д. Барановского Олега Журина. 25 октября 1995 года часовня была открыта — Москва вернулась под сень своей Вратарницы.