rss
    Версия для печати

    Памяти учителя

    Мы видели на месте пустырей и скверов очертания снесенных монастырей, слышали звон их колоколов, окна старых московских домов светились по-иному ― ведь они хранили память о некогда живших здесь поэтах, художниках, ученых. Постепенно мы прикасались к тому миру знаний, который Андрей Чеславович Козаржевский принял из рук своих учителей и передавал нам ― щедро, вдохновенно, беззаветно.

    И. В. Кувшинская, преподаватель кафедры древних языков
    Не плачьте вы, кому в удел
    Дана кончина в вере ясной:
    Господь не даром претерпел
    Своею плотию бесстрастной
    За нас распятье на кресте,
    И скорбь, и смерть, и погребенье,
    Бессмертие наследят те,
    Кто полюбил Его ученье
    И век молился перед ним:
    «Не вниди в суд с рабом Твоим!»

    Песни надгробные
    (из чина отпевания, перевод с церковнославянского)
     
    «Не вниди в суд рабом Твоим» ― строка из любимого псалма Андрея Чеславовича
     
    «... Ты видишь, ход веков подобен притче
    И может загореться на ходу.
    Во имя страшного ее величья
    Я в добровольных муках в гроб сойду.
    Я в гроб сойду и в третий день восстану,
    И, как сплавляют по реке плоты,
    Ко Мне на суд, как баржи каравана,
    Столетья поплывут из темноты»

    Б.Л. Пастернак


    Мне пришлось совсем мало знать А.Ч. Козаржевского. Я не был его учеником. На московских памятных вечерах в одном или другом месте можно было слышать его замечательные выступления, видеть его как ведущего или председательствующего. В Московской Духовной Академии мы, тогда студенты, узнали его по учебнику греческого языка, за которым все гонялись и все желали купить. А когда находили, дарили друг другу как самый лучший подарок.

    Когда Андрей Чеславович шел из Университета, а я в Университет, и мы встречались, он всегда тепло здоровался и говорил что-нибудь литургическое, на что он обратил внимание в последнее время, а я делился своим. Вот и все наши встречи. Кроме одной, самой памятной.

    Вскоре после открытия нашего храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве (Мосфильмовская ул., 18 А), как-то вечером, кажется, в субботу, Андрей Чеславович зашел в наш храм. Надо было случиться такому, что один наш регент заболел, а второй об этом не знал и ему невозможно было дозвониться. Клирос стоял пустой, и все боялись начинать без регента. Тогда Андрей Чеславович, видя что «паче молва бывает», бодрою ногою встал на место клироса (это там, где сейчас стоит икона преподобного Сергия и икона святителя Тихона с частицами их мощей) и, ко всеобщему изумлению, энергично и четко начал вести службу, а я, выйдя из алтаря, ему подпевал. Только в одном месте я подсказал, что нужно пропеть такую-то стихиру «на Слава», и он признал, что совсем упустил ее из виду, в остальном совершенно блестяще и профессионально он пропел всю воскресную службу, и у всех нас было какое-то праздничное ощущение и радость от этой службы.

    В день пострига монахини, а теперь уже игумении Серафимы в Новодевичьем монастыре я снова видел А.Ч. Козаржевского, уже бледного и болящего, пришедшего из клиники на всенощную под праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Он был слаб и не осознавал, насколько серьезна его болезнь.

    В феврале мне позвонила давняя ученица Андрея Чеславовича с просьбой настоять на том, чтобы пособоровать и причастить его, потому что он всем говорит, что выздоровеет и сам придет в храм. Я позвонил и проявил настойчивость, Андрей Чеславович согласился.

    27 февраля в Понедельник сырной седмицы я причащал и соборовал Андрея Чеславовича у него дома. Он был слаб, память иногда волнообразно прерывалась, но усилием воли он снова цепко восстанавливал логическое целое и искренне и глубоко сознательно каялся и сподобился причащения Святых Христовых Тайн. Чин Соборования его утомил, и я был вынужден прервать его в середине и дать отдохнуть Андрею Чеславовичу, и он, отдыхая, что-то вспоминал, о чем-то и я просил. Как знатока и любителя старых московских служб я спросил его, кто лучше всех читал канон св. Андрея Критского. Андрей Чеславович сказал, что из тех, кого он слышал, лучше всех читал Святейший Патриарх Алексий I.

    После окончания чина, на прощанье Андрей Чеславович подарил мне первый номер газеты общины новооткрытого университетского храма «Татьянин День», с его фотопортретом и интервью. Я благодарил за подарок, а Андрей Чеславович пожелал надписать фотографию в газете по старинной традиции. Несколько раз напрягаясь ослабевающей мыслью и рукой, теряя связь между словами, он все же надписал эту фотографию. Может быть, это последний в его жизни автограф, символически начертанный на первом номере газеты. Связь времен и поколений, традиций и преданий. 

    Светлый, сияющий, энергичный облик Андрея Чеславовича, его какая-то чистая молодость и бодрость, любовь к Богу и православному богослужению, верность Ему в самые трудные годы остаются нам как пример для подражания и тихое радостное утешение: Господь хранит людей Своих во все времена! Два Архиерея (кстати, оба архиерея ― профессора) благословили Андрея Чеславовича лежащего во гробе, а подняли гроб на плечи и вынесли в последний путь ― священники и протоиереи с игуменом во главе. Это великая честь, редкий случай, так хоронят только священнослужителя или даже архиерея.

    Да даст Господь Андрею Чеславовичу милость Свою, да упокоит его с праведными и исповедниками в Царствии Своем! Вечная Память ему у Господа нашего, и здесь на земле благодарность и молитва.

    Священник Сергий Правдолюбов, магистр богословия

    ... Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
    Заслышав слух весенний,
    Что только-только распогодь,
    Смерть можно будет побороть
    Усильем Воскресенья.

    Б.Л. Пастернак

    После войны Андрея Чеславовича несколько раз вызывали на Лубянку. Настойчиво предлагая стать «стукачом». Он, разумеется, отказывался, и тогда в последний (шестой) раз его отвели в одиночную камеру, чтобы посидеть и хорошо подумать над предложением. Дверь закрыли, и Андрей Чеславович громко запел тропарь св. Николаю Угоднику. Вскоре камеру отворили:

    ― Вы подумали?

    ― Подумал. Ничем не могу вам помочь.

    ― Значит, вы не хотите послужить Родине?

    ― Очень хочу, но только доступными мне средствами. Те, за кем вы предлагаете мне наблюдать, не ведут разговоры на политические темы и следить за ними я не могу.

    ― Ну, пойдемте!

    ― Пойдемте!

    Его повели по коридору. «Страха тогда не было» ― вспоминал через полвека Андрей Чеславович ― «Я даже как-то не думал, куда меня ведут». А вывели его на улицу, открыли дверь и сказали:

    ― Идите!

    ― Куда?

    ― Куда хотите. Вы же отказались нам помочь. Вы свободны ― и дверь захлопнулась.

    Андрей Чеславович постоял немного, а потом сел и заплакал. Прохожие не останавливались ― «лицо скорби», ― все всё понимали.

     

    О, что за чудо! что за страх!
    Что это с нами? что за тайна?
    Так измениться чрезвычайно
    И обратиться в пыль и прах
    Как это тленью мы предались!?
    Как мы со смертью сочетались!?
    Воистину, так Бог велел,
    Таков назначен всем удел ―
    Гласит Святое Откровенье:
    Он Сам усопшего зовет,
    Он Сам таинственно дает
    Его душе упокоенье...


    Кафедра в Университете, которой с 1967 г. (а исторически с 1957 г.) по 1995 г. руководил Андрей Чеславович, официально называется «кафедра древних языков», а попросту ― кафедрой Козаржевского. Это и понятно: его все знают, его любят бесчисленные ученики. Уже не первое поколение студентов занимается по его учебнику: латинского языка для нефилологических факультетов, учебнику древнегреческого языка, выдержавшему несколько изданий. В печатной продукции Андрея Чеславовича отразилась вся многогранность его интересов и деятельности. Кроме указанных учебников его перу принадлежит ряд переводов с древних языков на русский: Николая Дамасского, Руфа, греческих стоиков, заключения « Шестоднева» Василия Кесарийского; монография «Источниковедческие проблемы раннехристианской литературы»; учебные пособия по мастерству устной речи и ораторскому искусству в античности; серия статей, оформившаяся в отдельную книгу «Московский православный месяцеслов» и еще много других статей, заметок, пособий.

    Е. Ф. Шичалина, директор классической гимназии при греко-латинском кабинете

     

    День отпевания Андрея Чеславовича. Пасмурно. Все собрались в церкви Илии Обыденного для последнего прощания, многие подавлены. Служба долго не начинается, тянется томительное ожидание ... И вдруг после первого возгласа священника всю церковь озаряет солнце. Это было удивительно. Это было как улыбка самого Андрея Чеславовича, всегда жизнерадостного, никогда неунывающего. Это было ободрение нам и напоминание о жизни вечной.

    Вставить в блог

    Памяти учителя

    1 июня 1995
    Мы видели на месте пустырей и скверов очертания снесенных монастырей, слышали звон их колоколов, окна старых московских домов светились по-иному ― ведь они хранили память о некогда живших здесь поэтах, художниках, ученых. Постепенно мы прикасались к тому миру знаний, который Андрей Чеславович Козаржевский принял из рук своих учителей и передавал нам ― щедро, вдохновенно, беззаветно.И. В. Кувшинская, преподаватель кафедры древних языков
    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru