Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя!

Когда звезды на небесном своде обращаются в меру суточного времени, светила стоят то над нашей головой, то справа, то слева, то совсем скрываются. Так и песнь эта в разные времена нашей жизни вызывает в нас разные чувства, разно нами воспринимается. Может, мы плакали над ней в дни счастливого детства, волнуемые грустью этой вдохновенной песни, дивной красотой этих совершенных образов — дев, повесивших арфы на прибрежных деревах. Тогда было сладко и безответственно легко воспринимать это великое произведение. В настоящее время созвездие стоит прямо над нашей головой, и поется эта песнь о нас самих и о нашей родине, обостряет нашу боль и ставит нам вопросы. Около пятидесяти лет были евреи в изгнании — это смена почти двух поколений. Не те люди вернулись на родину, которые ушли в изгнание, а новое поколение. Но это был тот же Израиль, но в меньшинстве, в нищенстве, и пришел он не с пустыми руками, а с тем, что приобрел в изгнании.

«На реках Вавилонских». Конец XVIII – начало XIX века

За это время у Израиля были величайшие пророки: Иеремия, ранее предсказавший Божье наказание, плакал на развалинах Иерусалима; в плену Иезекииль пророчествовал о новом храме и храмовом благочестии, полагая законы, ограждающие его; Даниил вещим взором прозревал мировую историю. За это же время возник и псалом 136-й, который мы сегодня слышим. За время пленения Израиль созрел мудростью и ведением своей веры, обогатился и просветился, закрепил закон в письме.

В Вавилоне Израиль находился среди самого могущественного, самого просвещенного и самого развращенного народа. Многие не устояли против этих соблазнов и остались там; иные, уйдя, сожалели о брашнах Вавилонских. Но те, которые шли с Ездрой и Неемией, донесли на родину свою веру и укрепили народ свой в законе и благочестии, что при дальнейшем развитии и возрастании дало полный расцвет и привело к рождению Девы Марии.

Никто не может мерить себя с избранным народом, но и нас Бог не оставляет своей помощью, не лишает нас ангелов хранителей.

Что же должны мы делать, в каких чувствах укреплять себя, чтобы достойно вернуться на родину, кому это суждено?

Достойнее всего то чувство, которое выражено в последних словах песни: "Блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень", но это чувство мертвящее. (И слова эти могут служить некоторым соблазном, если не понимать их духовно).

Если мерить себя по созвездию этой песни, нужно иметь силу веры, нужно помнить, что Израиль, вышедший из Вавилона маленьким народом, стал впоследствии всемирным Израилем духовно. Как это сказать, как начертать себе? Нельзя сказать: я хочу быть мудрым, святым, добрым. Это можно иметь только, как внутреннее око, как любовь, как стремление к небесному Иерусалиму... Мы приступили "к гope Сиону и ко граду Бога живого, небесному Иерусалиму и тьмам ангелов; к торжественному собранию и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, к Ходатаю Нового Завета Иисусу..." (Евр. 12:22-24).

Нe будем говорить себе, что лишь мудрые, сильные могут творить связь с родиной небесной и родиной земной; а мы маленькие и слабые, нам только бы просуществовать, стиснув зубы пройти через все испытания. Будем помнить, что в духовном стоянии всегда есть видение неба, от него нельзя заслониться (в меру нашего зрения мы можем видеть и небо, и звезды)...

Николай Лосев. Возвращение блудного сына

Некоторые вернутся в нашу родную святую землю, а иные останутся и уподобятся народам, среди которых живут. А с чем вернутся? Вспомним притчу о двух сыновьях. Младшего возлюбил отец, не за его грехи, но за его смирение, веру и любовь. Старший считал себя ближе всего стоящим к отцу, но в нем не было любви, не было Бога. Встретим ли мы заблудших братьев, оставшихся на родине, словами: "блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень" (чувство мести)? Или как старший сын, который не хотел войти на вечерю, чтобы не оскверниться? Или как младший, со смирением? Вспомним слова, слышанные нами вчера и которые поются при пострижении: "Объятия Отча отверзти ми потщися: блудно иждих мое житие, на богатство неиждиваемое взираю щедрот Твоих, Спасе, ныне обнищавшее сердце не презри. Тебе бо, Господи, во умилении зову: согреших, Отче, на небо и пред Тобою!" Это призыв к монашескому подвигу — смирения и любви.

воскресенье 4 февраля 1934 г.