Лучшие из лучших

В 397 году по приказу императора Аркадия и при участии министра Евтропия Иоанн был переведен в Константинополь и поставлен архиепископом. Логика государя, выписавшего из Антиохии знаменитого церковного учителя и проповедника, прозванного Хризостомом за красноречие, при этом достаточно понятна: Константинополь, второй Рим, столица блистательной, сильной, богатой и — а как же иначе! — особо возвеличенной Богом православной империи, должен иметь всё лучшее. Вполне резонно.

Как часто мы сталкиваемся с тем, что у Бога — совсем иные резоны, таинственные и непонятные нам, как часто мы бываем ошеломлены, когда получаем от Него просимое — и видим, ЧТО именно получили!... Императорский двор и блистательный епископат Константинополя таки получили лучшего — но не того «лучшего», не в чаемом ими смысле. Мы хорошо знаем всю эту историю и знаем, как были обескуражены, раздосадованы, а после — и разгневаны просители, когда хорошенько рассмотрели выпрошенное… Пламенный ревнитель чистоты веры Христовой, в чем-то равный по уровню горения духа тезоименитому ему Иоанну Крестителю, аскет, бессребреник и подвижник в пышном облачении архиепископа, сострадательный к горю простолюдина — и беспощадный как к еретикам, так и к грехам человеческим, и к сильным мира сего, нередко переходящий границы приличий в своих горячих обличениях, решительно противопоставивший логике имперской сиятельности , силы и земной пользы — логику креста Христова, Иоанн Златоуст закончил свой земной путь как гонимый мученик. Образом, совершенно логичным для христианина. И совершенно возмутительным и диким — для мира сего, того мира, который имел в виду Христос, говоря, что Царство Божие — не от него…

Память святителя Иоанна Златоустого… Повод подумать: какой Церкви хочет для себя государство — сегодня? Наверняка — лучшей. Блистательной, красивой, величественной, лояльной к интересам государства, поступательно функциональной. Какими хочет видеть христиан , в первую очередь — служителей Церкви (по логике мира сего, Церковь — это прежде всего красивые храмы, а в них — священники и совершаемые ими священнодействия, — чем более длинна и пышна служба, чем более изысканны и сложны фигуры византийского императорского балета, отточенно совершаемые служителями, чем более красиво и слаженно поет хор , чем праздничнее сияют свечи и купола и малиновее звучат колокола — тем с большим пиететом предстоят на этих службах сильные мира сего, тем благоутробнее выражения их лиц под бликами камер…)? В глазах государства лучшие, «правильные» христиане — это умеренные центристские патриоты, эффективные менеджеры, крепкие хозяйственники, блестящие ораторы , те, кто может хорошо воздействовать на умы и души зэков в зонах, должников по кредитам, солдат в армии, молодежи на дискотеках, призывая их занять правильную гражданскую позицию… Логика мира сего — снова и снова — против логики Церкви, которая понимает: да, Воскресение УЖЕ дано нам — но мы-то ЕЩЕ на Голгофе, и иного пути нет, если только следуешь именно за Христом, а не по каким-то еще путям мира, имя которым легион.

Христиане, лучшие из лучших… Какими «лучшими» окажемся мы с вами? Действительно ли лучшими, но во Христе — нищими духом, кроткими, чистыми сердцем, жаждущими и алчущими правды, милостивыми и любящими, гонимыми за эту милость, любовь и правду, теми, кого почитал блаженными Христос? Кто знает… Святитель Иоанн Златоуст, память которого мы ныне празднуем, он о себе — знает. Он этим путем уже прошел.

ИОАНН ЗЛАТОУСТ В ССЫЛКЕ

Этим именем назовут заснеженный стальной город.
Жители города, суровые ковачи клинков, праведно
Год отработав,
Совершают поездку в отпуск, к солнцу, в Пицунду.
Полдень; белая высь звенит.
Конвой изнемог, переругиваться нет силы.
Пленный епископ глазами провожает поезд,
Пробует иссохшим ртом слово,
Означающее на варварском незнакомом наречьи
Смертельное состояние этого солнца: «пекло».
Да, пекло. Точнее не скажешь.
Зато в Кукузе какую пришлось пережить зиму!
(Порфирий скрежетал: «Вся Антиохия в Кукуз притащилась!»)
Мороз Тавра, команское пекло
На сердце ложатся накрест: это —
Ласковые ладони Твои, Спасе.

Дух бодр, плоть иссечена солнцем.
Черные кипарисы копьями уперлись в спину веры.
Солдат исполняет долг. Орел реет над камнем.
Смерть! Презираема ты, как паутина!
Но меланхолия, Олимпиада, страшнее смерти.

«Нет, ничего странного, Олимпиада,
И извращенного не случилось
С твоим благочестием — напротив,
От скорбей этих непрерывных
Душа твоя весьма укрепилась,
И это нормально, сама видишь:
От скорбей больше в душе силы,
А значит, больше и наслажденье!
Такова уж природа страданий:
Когда нападут они на душу
Царского, вышнего рода,
Душу, полную силы —
Силы они удесятеряют.
Объятия души со страданьем
Объятью огня и злата подобны:
Примесь сгорает, злато сияет,
Потому говорит и Павел:
Скорбь соделывает терпенье,
Терпенье производит искусство.
Потому мы радуемся, и ликуем,
И тайные известия получаем
В таком одиночестве, Боже!
Поэтому, хотя тебя, Олимпиада,
Окружили злобные волки,
Мы-то нисколько не боимся,
Только молимся, чтоб не довлели
Нынешние и предбудущие скорби,
Ведь и Господь повелел молиться:
Во искушение не введи нас,
Но если введет — мы спокойны
За твою, сестра, золотую душу.
Чем, в самом деле,
Испугают тебя супостаты?
Убытками имущества? О, хорошо знаю:
Вменяешь ты сие в прах и пепел.
Изгнанием из отечества и дома?
Но ты, верная, умеешь
Жить в городах многолюдных
Словно в одиноких пустынях,
Тишину любя паче жизни,
Житейскую суету попирая.
Они угрожают смертью?
Но и здесь ты их предупредила,
Успев вдохнуть смерти,
Прежде чем повлекут к месту казни
Твое бездыханное тело.
Возглаголю ли всуе?
Враг не в силах нанести тебе порчи,
Еще не изведанной тобою,
Ведь во всем этом ты упражнялась,
Продираясь сквозь жизнь путем тесным.
Во всем этом натренировавшись,
Ты, слабая из женщин,
Оказалась победительно могучей,
Не пуская тоски в свое сердце,
Но в крылатой радости ликуя !
Ты круче мужчин, Олимпиада,
Ты, слабое созданье,
Немощное утлое сердце, -
Ты мощных мужей победила,
Обошла их на повороте,
Их, полных сил, острящих зубы,
Поигрывающих пляжным прессом,
Вертящих мечей рукоятки,
С радостью принимая больше
Тех ков, что они устрояют!
Блаженна ты, и триблаженна,
Ради призов сих, и ради состязаний,
Ведь такова их природа,
Что бегун, еще не двинувшись с места,
Уже получает награду —
Радость, мужество, твердость, терпенье,
Наслажденье, Олимпиада,
Которое неизбывно
Сквозит, как март сквозь зиму,
Как сквозь жар — глас хлада тонка,
Сквозь жесточайшее унынье,
Зане мы с тобой — Христовы;
Ведь ветер скорбей, Олимпиада,
Тебе в бурном море — попутный!
Такова сия прохлада,
Награда за это пекло,
Еще до Небесного Царства!
Вспомни, вспомни, — или ты забыла!..
Я знаю, Олимпиада, вижу въяве,
Что теперь ты, ликуя,
Не чуешь бренного тела,
Что для тебя оно — не весомей одежды,
Твоей исподницы легкой,
Что сбросила ты, входя в воды купальни!
Итак, веселись, утешься —
За себя, и за тех блаженных,
Что прошли уже путем света,
Блаженным путем смерти
В темнице, в узах и муках.
(О, любомудрия твоего достойно
Виденье такое!..)

Ты спросила о здравии нашего тела —
Что же, мы освободились от болячки,
Чувствуем себя легче,
Если только борей грядущий
Не отяжелит наш желудок.
Относительно же исаврян, Олимпиада,
Мы — в безопасности полной».

Солнце Правды выжигает греховную слизь духа.
За ушко да на солнышко: ласкосердством
Не сгуби свое спасенье,
Старый мир! Беги, перепуганный евнух,
Теряя в пыль браслеты, миазмы потных благовоний,
Скорчись, дрожа, в алтаре, прильни к столбам сени!
Праведник отдернет завесу,
Солнечный свет впустит,
Беспощадным перстом на тебя укажет,
Обличит, предаст жизни.