 |
Бутово на исходе бабьего лета – тихий прибранный полигон, подстриженная трава на расстрельных рвах, золотые листочки, огромные спелые яблоки, храмы с сияющими крестами… Когда-то у местных жителей и участников расстрелов здесь брали расписку о пожизненном неразглашении происходящего, и местные бабушки в 90-х едва соглашались общаться с историками. Сегодня это место словно берет у тебя расписку: запомни и расскажи тем, кто еще не знает.
В соборе Бутовских новомучеников - больше святых, чем, например, в соборе новомучеников Соловецких (зато некоторые священники именно после ссылки на Соловках окончили подвиг в Бутовских расстрельных рвах). В нижнем храме каменного собора - по периметру иконы тех, кто принял здесь от Христа венец славы. На какой иконе трое, на какой двадцать человек - по дням расстрелов. Около пятидесяти дней в году - память новомучеников, в Бутове пострадавших. В свой день каждая икона снимается со стены, становится аналойной, а вместе они образуют своеобразную «Бутовскую Минею». В витринах - литургический набор одного священномученика, епитрахиль другого, иерейский молитвослов третьего.
Тронувшая меня икона - священномученика Александра Хотовицкого - написана прямо по фотографии, размещенной здесь же на стенде. А над стендом - подборки фото из уголовных дел тех лет. Никакого благообразия не оставляли застенки этим людям, но выражение каждому оставляли свое - крестьяне, рабочие, священники, интеллигенты здесь составляют неповторимую мозаику. Большая подборка вещей, принадлежавших священномученику Сергию Голощапову. Множество материальных воспоминаний о священномученике Серафиме (Чичагове). И словно к родным людям пришел - имена священника Михаила Шика, мученицы Татианы Гримблит, одного из «университетских» новомучеников священномученика Владимира Абарцумова - каждый уже с кем-то из убитых здесь знаком, у каждого свой «список родных» здесь.
Зачем было везти сюда уже совсем старого, немощного митрополита Серафима (Чичагова)? В чем смысл расстрела для того, кто уже ходить не может, кого «арестовывают» на карете Скорой помощи? Только разве в том, чтобы подвиг жизни увенчался мученической славой, чтобы за оставлением карьеры ради священства, «Летописью Серафимо-Дивеевского монастыря», участием в канонизации преподобного Серафима Саровского, упорядочением дел разных епархий, написанием образов Спасителя в белом хитоне и преподобного Серафима, молящегося на камне, находящихся теперь в московской церкви во имя пророка Божия Илии, что в Обыденном переулке, последовало и такое своеобразное «признание заслуг» от советской власти.
Их привозили сюда в битком набитых машинах - часто с надписями вроде «Хлеб» или «Продукты», нередко с выведенной к людям «в салон» выхлопной трубой. Одна бабушка из живших в те годы у полигона рассказывала историкам, как пошла по молодости в лес и увидела какую-то машину - не успела многого разобрать, но выброшенное из нее тело увидела отчетливо. По правилам ее должны были арестовать, но почему-то только запугали и отпустили. Запугали, впрочем, всерьез, потому что разговаривать на эти темы она согласилась только тогда, когда убедилась, что уже и по телевизору вслух вещают о расстрельных рвах, что секрета никто давно не хранит, а кары никакой не ожидается.
Другая бабушка из местных вспоминала, как в раннем детстве арестовали ее дедушку - по «церковной» статье, и ей в школе сразу стали объяснять, что надо явственным образом «от религиозных предрассудков» отречься. Вменялось в обязанность повлиять и на родителей, а пока - приближалась Пасха, и было время засвидетельствовать свою собственную лояльность в школе. Детям тогда поручали в Пасху дежурить у храмов, вырывать из рук у прихожан пасхальную снедь и топтать ее ногами. Милиция такого делать не будет: у нас же нет гонений, у нас же свобода совести, и мы в любой момент можем предъявить ее заграничным товарищам. А детям можно и поручить: это же дети. И девочка, не в силах ни дома рассказать о поручении возглавить такой «пасхальный» школьный отряд, ни исполнить его, ни противостать, две недели просто прогуливала школу - и в итоге заболела, а доктор, сжалившись, выписал ей справку и на прогулянные две недели... Сошло с рук.
 |
Сегодня Бутово - это два храма. Огромный пятишатровый каменный - чем-то напоминает нашим паломникам храм в Джорданвилле (шатровые храмы для Руси традиционны, но пятишатрового, пожалуй, больше и не найти, только в Кеми стоит трехшатровый храм). Но и ассоциация с РПЦЗ не случайна: так сложилось, что почитание новомучеников вообще и бутовских страдальцев в частности - стало одним из оснований для воссоединения церквей. И храм стал свидетелем этого воссоединения: 15 мая 2004 года митрополит Лавр участвовал в закладке первого камня, а в мае 207 года уже освящал один из престолов этого храма - сразу после службы объединения и подписания декларации.
Нижний храм в каменном соборе - словно «страстной». Центральный престол посвящен Державной иконе Божией Матери, но по иконостасу видно, что сначала хотели посвятить его Страстям Христовым. Благоразумный разбойник и сотник Лонгин, иже при Кресте Господне, - на дьяконских дверях. Над Царскими вратами центрального придела помещена икона Спасителя, которая принадлежала сщмч. Сергию Кедрову, убиенному в Бутове. А верхний храм - Воскресенский, с приделами во имя Новомучеников и Исповедников Российских и во имя святителя Тихона, патриарха Московского и всея Руси.
Деревянный храм на полигоне - небольшой и уютный, и в субботний день здесь крестины за крестинами, кто-то выходит радостный, кто-то напряженно ждет своей очереди...
Бутово - это колючая проволока над забором, пусть не та самая, что когда-то окружала полигон; пусть невысок забор и сравнительно неглубоки рвы под насыпями, пусть никакого представления не дает сегодняшний музей о семидесятилетней давности аде.
Бутово - это немного пастораль: бычки пасутся у дороги, и кто-то из местных роняет слово: приходское стадо. Бутово - это немного заповедник: здесь живет запредельное множество зверья и птиц, гнездятся совы, дети из воскресной школы учатся находить следы присутствия живности в лесу, а мы с асфальта, разумеется, разве что синицу заметим. Бутово - это сад памяти, в траву падают огромные яблоки, и у нас возникает немного смущенная дискуссия о том, можно ли их есть: полигон как большой антиминс, и вроде неуместно бутерброды жевать, и вроде чего такого - яблоко... Бутово - это ворох осенних листьев, группы трудников - помогают сгрести это осеннее, быстро ржавеющее золото. Нам тоже предлагали - но мы не вместили сразу и экскурсию, и уборку листьев. «А убирают там сегодня, - «по секрету» сообщает нам экскурсовод, - прихожане общины отца Георгия Кочеткова. Вот вроде они и странные, а в чем-то лучше нас, поработать пришли...» В Бутове мало чем священник из «непоминающих» отличался от священника штатного, и тут смешным кажется украдкой показывать глазами на «кочетковцев». В Бутово устраивается летний волонтерский лагерь - шесть гектаров территории нужно держать в порядке, и это требует немалых усилий. Здесь все под охраной казачьего караула, что неподалеку от каменного, что возле деревянного храма - собачьи будки, уверенный лай. На дорожках - крепкие большие желуди, среди травы блестят капли не то ночного дождя, не то росы, там и сям - цветы, и не странно, когда на пригреве видишь сразу трех бабочек - простых белых, вроде капустниц, но совсем не предполагающих, что скоро начнутся заморозки.
В Бутово сегодня жительствует жизнь. Открылась новая выставка - «Тысяча лет Русского Креста». Приходят экскурсионные группы. Всех водят по полигону, всем показывают снятый о нем фильм. Зарубежные делегации, группы школьников, паломники. Те люди, кто посвящает время и силы бесконечному рассказу о бутовских новомучениках, - честно исполняют свою подписку о вечном разглашении.
Читайте также:
 Осень на Бутовском полигоне | Осень на Бутовском полигоне28 сентября 2010 |
Вставить в блог
Поддержите нас!
