Воспоминания о святом...

Фото: photo.orthodoxy.ru

Справка: Отец Димитрий Гагастафис (род. 1.08.1902, село Ваниа (Платанас) Трикальского района - 29.01.1975). В 1931 году рукоположен во диакона и вскоре во священника. В 1928 году женился, имел в браке девять дочерей. На протяжении сорока двух лет являлся настоятелем храма Таксиархов в своей родной деревне Платанас. С 1973 года оставил служение по причине слабого здоровья. Последние годы проводил в непрестанной молитве дома. Скончался в возрасте семидесяти четырех лет.

Руководимый благодатью

Жизнь батюшки протекала очень естественно, в простоте сердечной, однако была она непрестанным восхождением к Богу и явлением откровений Божиих в нем. Отец Димитрий представлял собой живое чудо, ибо сам жил в мире чудес, которые ничем другим не объясняются, как только действием благодати.

Тебе нужен отец Димитрий, скорей беги в храм Таксиархов! Он там, был он там всегда, даже маленьким мальчиком. В полумраке церкви он вырос в бдениях - пел, читал при сиянии лампад вместе с архангелами, Гавриилом и Михаилом, его друзьями и собеседниками. Все свои тайны доверял он их древней иконе в иконостасе и от них получал необходимые ответы.

В юношеские годы он духовно окормлялся у благоговейного игумена одного из Метеорских монастырей - отца Иакова, который оставил о себе добрую память благодаря своим добродетелям и святости. Уже тогда отец Димитрий запечатлел на себе печать Святого Духа. Батюшка часто поднимался в Метеоры для встреч с духовным наставником, а потом в поисках его незримых следов. Он искал людей, носивших на себе образ Христа.

Перед началом важных дел или принятием ответственных решений батюшка всегда вопрошал всех, кто был ведом по жизни Святым Духом, отлагая всецело свою волю и преклоняясь перед истиной. Или обращался за помощью к святым архангелам, изливал свое сердце перед Пресвятой Богородицей, молился Самому Богу, «утренююще от нощи». «Ради того, что я искал, надел на себя епитрахиль. Затем ей на смену пришли четки», - говорил он.

Всякая тревога была чужда ему, равно как и неуверенность, и сомнения. Он полагался на Бога, был ведом благодатью Его и поэтому шел с радостью и ликованием, встречая на своем пути чудеса, принимая откровения Бога и изменения небес. В нем жил Бог, и он жил вместе с Богом денно и нощно, особенно ночью, при звездах. Божественная благодать, сходившая на него, его укрепляла, придавала ему силы и от земли возвышала к звездам и общению с Богом.

Он любил Бога, «чувствуя Его всем сердцем», жжением внутренностей, прилеплением души. Он не жил ни для чего иного, но только ради того, «чтобы пришел Господь вселиться в него». В этих словах святого Макария точно сформулирована цель жизни отца Димитрия, которая в действительности являлась непрерывным действием Божественной благодати.

Благодать не только наделила его даром Божественной любви, но всего его украсила рясны златыми (Пс. 44, 14). Когда Бог Слово обрел в нем место для обитания и услышал боголюбивый отклик на Свой зов, то объединил его с Собой, преобразил, обожил, отобразил на нем Свой Божественный лик, соделал богом по благодати, исполнил даров Святого Духа.

***

Как мы уже увидели, отец Димитрий имел великий дар молитвы. Четки буквально плавились в его руке. Он говорил, что три раза за ночь бывал неподалеку от нас, соединялся с нами в молитве. Весь мир оказывался в эти часы рядом с ним. Куда бы он ни направлялся, с четками не расставался никогда. Пригвожденный к постели в последние годы своей жизни, он уже не мог ходить в свой любимый храм и совершать установленные богослужения, читать бесконечные помянники, содержащие множество имен. Он начал в уме навещать сначала односельчан, затем живущих в Трикале, в других городах и областях Греции, молиться за тех, кого он знал. Ночью, в первый час пополуночи, отец Димитрий стучал в маленькое било, которое хранил дома в шкафчике возле постели, будил матушку, чтобы она на его прошения отвечала «Господи, помилуй».

Еще от Бога он был наделен даром слез. Почти всегда молитву и литургию он совершал с лицом, залитым слезами. Батюшка служил Богу вместе со святыми и бывал в эти часы предельно прост: его ум возносился, и он сам становился подобен многоочитому херувиму.

Кроме того, Бог даровал отцу Димитрию подлинное смирение. Он говорил, что был последним из всех и недостойным. «Не просите Бога за меня. Я этого не заслуживаю. Сколько живу, один вред от меня Церкви и людям. Какой плод принесу я, недостойный раб? Только плач о своих грехах и молитвы Богу за весь мир».

Люди поражались его любви к своим духовным чадам и заботе о них. Бесы боялись его терпения. День батюшки протекал в местах, наполненных благоуханием и чудесами. «Сегодня вечером я жду чуда», - мог он обратиться к своим святым. «Куда идти мне? Помогите!» Разве святые могут не ответить! Может ли Бог пребывать немым! Каждому дается проявление Духа на пользу (1 Кор. 12, 7).

Сажем еще о дарованиях батюшки. Он был другом Богородицы, очень почитал Ее, как и все святые. Имел дар рассуждения, красоту очищенной души. Преставился к возлюбленному Господу блаженной кончиной, ибо был сосудом благодати, уготованным Духом.

Страдания и скорби ради Бога

Фото: Анатолий Лисовский, www.photoline.ru

Еще в молодости он возжелал стать апостолом благодати, пособником спасения, Божьими устами. Миссионерский огонь снедал его, но сдерживали страх и отсутствие знаний. В нем нашли отклик слова Господа: Кого Мне послать? (Ис. 6, 8). Но батюшка с горечью думал: Я не умею говорить (Иер. 1, 6). Тогда Бог научил его, сколько он должен пострадать за имя Его (Деян. 9, 16). Отец Димитрий понял и с тех пор, ощущая поддержку Бога, неустанно терпел страдания и скорби за Него. Что бы с ним ни случалось, он видел в этом указание на путь ко спасению для себя лично и для других людей. Поэтому и хотел открывать всем, кто его слушал и наедине, и всенародно в церкви велицей (Пс. 39, 10). Сам того не сознавая, он шел апостольским путем. Поэтому невозможно для него было пребывать в покое, но в гонениях, непонимании, боли, оставленности.

Прежде всего он страдал, ибо его просвещенное и отзывчивое сердце понимало, что живет в мире напрасном и обманчивом, порабощенном законами пагубы и смерти, в мире, отстоящем далеко от Бога, Которого бы должен возжелать, к Которому бы возопить ему «гласом велиим». Тварь бессловесная совокупно стенает и мучится доныне (Рим. 8, 22). Представьте, насколько тяжело человеку, очистившему и украсившему себя в Боге, с чутким сердцем и умом просвещенным!

Человек простой и малограмотный был отец Димитрий. Его наставник - Божественное желание - научило его «страдать и, страдая, помнить о тех, кто ниспал от славы и свободы, променяв славу на плен». Наверняка он никогда не читал об этом. Но говорил своими словами: «Зову, зову, не слышит... А ты позови так: «Господи, помилуй!» Эти слова войдут в Его уши, достучатся до Его сердца... наступит покаяние, слезы потекут из глаз... придет Христос. Ты ощутишь покой и сладость в душе».

Когда этот святой человек молил Бога о прощении, казалось, что разорвется его сердце. С воплями искал он благодати, промокал насквозь от слез. «Надо уставать, чтобы получить воздаяние». Этот каждодневный труд отец Димитрий Гагастафис выполнял с упованием на спасение и с дерзновением славословил Бога. Все небо подвигалось в нем одном. Все небо освещалось, и отблески касались тебя. Ты видел небесное зрелище, сокрытое в чистой детской душе батюшки. Когда он исповедовался, то можно было подумать, что перед тобой стоит величайший грешник. Но охватывала дрожь и, сам того не желая, ты ощущал себя Иоанном Предтечей, полагая свою руку на главу его, как Креститель - на главу Христа.

Страдать необходимо. Иначе невозможно. Он страдал, чтобы очистить свое сердце и стяжать Бога - вот основание его духовного пути. Во чреве прияхом, и поболехом, и родихом дух спасения твоего (Ис. 26, 18).

Другой целью страданий отца Димитрия была любовь к пастве. К чадам, которых он носил во чреве и принимал на свои плечи, в свой ум. Нищий духом, он свидетельствовал евангельскую истину примером своей жизни, сам будучи живым евангельским посланием, книжником, наученным Царству Небесному (см.: Мф. 13, 52), учителем того, что сам выстрадал, молитвенником, отрекшимся от себя, многое страшное претерпевшим за Него (Флп. 1, 29) и молившимся усердно за народ Божий.

За этих людей батюшка служил бесконечные литургии, стоя на страже, словно иной Аввакум, и, преображаясь, становился херувимской колесницей, по слову пророка Иезекииля, часто совершая сорокоусты и много раз в день перечитывая свои помянники, возводя имена вписанных в них к небесному жертвеннику. Упавший ничком, он возносил духовных чад к кайме ризы Господа. Какие труды, какие слезы, какие скорби!

Но, конечно, не меньше ему приходилось страдать, чтобы успокоить растревоженные сердца верующих, разрешить их вопросы, защитить бедных, сирот, уладить все и для всех. Он бежал на помощь к каждому человеку, за все считал себя ответственным. Он говорил себе: «Поторапливайся, отец Димитрий, опять диавол вселился в нашу деревню», брал свой посох и до ночи домой не возвращался. Когда ему спать? Как сидеть на одном месте? Он был хозяином дома, в селе, в душах, он расточал себя на все, во всем виноватый, ибо грешный.

Он сердился на себя, когда забывал чьи-то имена во время молитвы и тогда шептал: «О здравии начальника автобусной станции... того врача...», всех их погружал в бездну милосердия Божия, полагая на свои плечи их бремена. Он не только молился, но непрерывно истощал себя на молитве, таял: У меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах (2 Кор. 11, 28), горел о всех.

А сколько мучений и гонений он вытерпел! Мы знаем о его постоянных страданиях - о распрях между знакомыми и чужими людьми, о смертях, которые он пережил, о поношениях от врагов Православия, которые перенес благодаря тому, что был истинным апостолом Божиим.

Излишне говорить и о долгих мучениях, которые он испытал из-за своих болезней, и об терпении Иова в последние дни, когда уже никакие лекарства не могли облегчить страданий. Все его тело было одной незаживающей язвой. Так во всем он смог уподобиться святым. Немощь плоти придавала силы его душе, и она свидетельствовала о силе Божией.

«Таинство странное»

Жизнь и наставления отца Димитрия были просты и незатейливы. Он сам - человек негордый, кроткий, благородный, мягкий, деликатный, с чуткой душой, внимательной мыслью, приветливым словом. Легко воодушевлялся, радовался, с большим юмором рассказывал обо всем, создавал вокруг себя теплую, приятную атмосферу.

Он заботился о том, чтобы удовлетворить всех, не подвести никого, не поставить в неловкое положение, он избегал суда, оправдывал или покрывал людей и их поступки. Он говорил много, если предмет беседы не был праздным, его слова открывали красоты его собственной души. От общения с ним люди уходили измененными, наполненные мыслями, которые переворачивали все внутри их, им передавался тот огонь, который Бог зажег в душе отца Димитрия. Батюшка возделывал души людей.

Его подлинная жизнь, скрытая от человеческого взора в Боге, была непостижима для наших запутанных помыслов и суждений. Если она не вызывала осуждения нашими человеческими критериями, то, по крайней мере, на него смотрели с недоумением, ибо его жизнь была по-человечески эгоистична и бесполезна. У людей «духовных» отец Димитрий вызывал соблазн, среди неверующих слыл безумцем. Но если бы не его житие в юродстве Христа ради, то и он сам бы не стал человеком Божиим, но персоной обычной, понятной и приятной для людей душевных (1 Кор. 2, 14).

В нем действовало живое таинство. Он ходил посреди нас, жительство же его протекало на небесах (Флп. 3, 20). Он жил в мире ином. Глядя на него, мы видели лишь оболочку, за которой скрывалась тайна. А иначе и быть не могло, ибо отец Димитрий не был способен принять дух мира сего. Наделенный умом Христовым (см.: 1 Кор. 2, 16), он имел отличный от нас дух и мировоззрение. Поэтому люди его не понимали.

Как по-человечески можно объяснить то смирение, с которым он говорил о себе, пересказывал возвышенные слова, которые люди произносили в его адрес, открывал опыт своей духовной жизни и путь восхождения своего сердца? Как одним лишь человеческим взором можно было прозреть огонь, воспламенявший его душу, делающий ее безудержной и «безумной»? Как могли высказывания отца Дмитрия о сатане не вызывать сомнение у тех людей, которые сами никогда не боролись против духов злобы поднебесной (Еф. 6, 12), а единственное, что знали, были их собственные страсти, вызывающие болезни их тел?

Смиренный батюшка с кротостью слушал рычание мысленного льва (см.: 1 Петр. 5, 8), который искушал его искушениями преподобного Антония Великого. Когда он приближался к нему и толкал на грех, смирение батюшки разрушало его намерения.

Кроме того, отец Димитрий держался твердо, непримиримо, неуступчиво и неподкупно посреди людей, шатающихся и сообразующихся с веком сим (Рим. 12, 2). Когда на него ополчались враги и люди, опасные для Церкви и нации, он ловко обходил острые углы, и все становилось на свои места. Друзи... и искренние (Пс. 37, 12) кричали ему: «Что ты наделал! Разве недостаточно того, что ты выжил из ума, так теперь ты еще хочешь и нас свести с ума и причинить нашей деревне неприятности. Ладно, но хотя бы о себе подумай!»

А он предпочитал невзгоды и по ночам убегал в пещеры. Там, преклонив колена на холодный пол, он воздевал руки, призывал Бога в свидетели и помощники. Таких же принципов и строгости он придерживался и в отношении обмирщения своей паствы, и во всех церковных вопросах.

Особо стоит сказать о его всепоглощающей любви. Повторю, что имел огромную любовь к пастве, был очень близок народу, щадил людей, жалел их, всегда распахивал свое сердце для общения. Для деток - карамельки в руках, для неимущих - монетки в сто и пятьсот драхм. Его интересовало многое - библиотеки, культурные мероприятия, он навещал прихожан, дарил им подарки, писал письма. Но никто не рассматривал его присутствие как общественную деятельность. Оно было всегда органично. На самом деле его истинная жизнь протекала вне этого, в тишине и покое Небес, силы ему давала мистическая жизнь во Христе.

Он имел большую многодетную семью и вместе с тем был аскетом и подвижником, жил с Богом, «удалившийся житейских красот» и «пребывающий в своем сердце, пребывающий в Боге». В мире для него не осталось ничего, кроме добродетелей уважаемых им людей и святых, которые он впитывал в себя со многим вниманием. Он нигде не отдыхал, но бежал из одного монастыря в другой, от одной святыни к другой, этим являя свой отказ от мира и общение со всеми святыми (Еф. 3, 18).

Он на самом деле жил с Богом и со святыми, с Ним говорил ночью во снах, днем в уме. Он жил вместе с архангелами и святыми, просто и естественно. Его брак был благословлен архангелами. В другой раз он испросил «благословение» у святого Николая разогнать беспорядочные толпы повстанцев, бия их своей клюкой. Однажды он потребовал от святого Георгия, чтобы вновь забил высохший источник, и когда вода забурлила, то просто сказал: «Ага, святой Георгий, ну спасибо, благодетель ты наш!» Он ни при каких обстоятельствах не оставлял чтения акафиста святому Нектарию Эгинскому. Его духовные беседы с Богородицей не прекращались никогда. Вместе с Ней он шел по дороге, с Ней жил, возвращался домой и был повсюду.

Сон, бодрствование, глаза, слова, молчание - все участвовало в его общении с Богом. Его жизнь протекала в мистическом Теле Церкви, в Царстве Бога. Видимое зря, невидимое постигая (см.: Рим. 1, 20).

Он заботился обо всем, что находилось в селе и за его пределами, хотел все наполнить знаками присутствия Царствия Божия. Когда он проводил человека по селу, рассказывая о святынях, можно было подумать, что рядом с тобой воскресший пророк или иной библейский персонаж.

Кто-то сказал ему: «Ты наполнил наше село крестами и иконами. Может, устроим тут монастырь?!» Но он знал, что оставить после себя. И поставил Иаков памятник на месте, на котором говорил ему Бог (Быт. 35, 14).

Разве могли люди оценить это? Разве было бы тогда это таинством Царствия Божия? Разве был бы он странным и человеком не от сего мира (Ин. 8, 23)? В отце Димитрии все измерялось вечностью.

Фото www.photoline.ru

«Столпописание» (вместо эпилога)

Некоторые псалмы Давида имеют подзаголовок: «столпописание». Должно быть, их глубоко процарапывали на поверхности колонн или столпов и в людских душах, чтобы не забывали они о чудесах Божиих. Эти псалмы, словно похвала Богу, оставались в сердцах. Такое столпописание нам оставил Господь. Там, где упокоевается ожидающий гласа трубного отец Димитрий, звучит песнь Богу, ибо сокрыт святой человек.

Когда хоронили отца Димитрия, вернее, когда служили чин погребения над честными его останками, в толпе послышалось: «Он как святой Нектарий!» Разве только как он? Нет, как все святые.

«Когда я займу там свое место, то буду приходить к вам и помогать, - говорил он при жизни. - Как позабуду я своих духовных чад!»

В последние дни, в невыносимых муках, он старался оставаться без движения, сосредоточиться, всецело посвятить себя Богу. Все думали, что он спал, и иногда, когда приходили посетители, толкали его, чтобы разбудить. Как он расстраивался тогда! Только некоторым он невнятно говорил: «Какие-то предметы, какие-то песнопения... Как нечто, что я когда-то уже видел и слышал, но бесконечно лучше. Выше...»

О, отец Димитрий, тогда ты смотрел в «туда»! Сейчас оттуда посмотри на нас. Послушай, что говорится в Священном Писании: «Мой есть Галаад и мой есть Манассий». Его есть и ты. Так поспешим и мы сделаться Его. Ты помнишь, как-то ночью, на «Славе» хвалитных стихир на утрене ты схватил за руку сослужащего священника и вы дали распоряжение певчим вместо положенного по уставу богородична петь тропарь святого, который вас посетил.

Так посети теперь нас ты сам, отец Димитрий. Славословие тебе воссылают ангелы. Вместе с ними поют и наши сердца.

Перевод А.Ю.Никифоровой