Формула мировой гармонии

Чтобы каким-то образом охарактеризовать нынешнее положение отечественной классической музыки, стоит вспомнить слова, сказанные Родионом Щедриным еще в 1987 г.: «Современный авангард интонационно однообразен, попросту скучен, аэмоционален, предсказуем, внеритмичен. Вот авангардные композиторы без аудитории и остались. Но свято место пусто не бывает – тут как тут и рок. А рок – весь в ритме, движении, все концентрирует, упрощает, пружинит, сжимает». Сегодняшнему слушателю хочется явного, очевидного, запоминающегося, определенного, доступного. Что может предложить на суд нынешней публики «сочинитель» классической музыки? Как бы далеко ни отстояли композитор и слушатель друг от друга, они все-таки должны быть в радиусе взаимного видения и слышания.

Чтобы составить свое личное мнение о современной классике, достаточно посетить концерты «Студии новой музыки» под руководством Игоря Дронова при Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского. Несомненными достоинствами композиторов, представленных на этих концертах, являются неисчерпаемая фантазия в достижении звуковых образов, нетрадиционное использование инструментов, в частности человеческого голоса, включение в спектр изобразительных приемов достижений науки. Но это вряд ли признаки настоящего искусства в его истинном понимании, ведь современные композиторы поглощены созданием новых звуковых миров, уводящих за пределы реальности.

Другое дело – композиторы поколения «шестидесятников»: Р. Щедрин, А. Шнитке, Б. Тищенко, В. Сильвестров, В. Гаврилин, Э. Денисов, С. Губайдулина, С. Слонимский, Н. Каретников. В непростое время 60–80 гг. они утверждали права личности на собственное «я», независимость от официоза и идеологического диктата. Каждый из них выбрал свой путь. Так, духовный поиск А. Шнитке был направлен на осознание и воплощение в музыке неких универсальных законов Вселенной, подчиненных формуле мировой гармонии. Музыкальный мир Э. Денисова формировался в системе присущего ему живописного мышления. В. Гаврилин избрал путь постижения мира и человека на основе глубинного проникновения в недра народного сознания, русского фольклора, мифологической поэтики. С. Губайдулина ищет новые возможности в освоении звукового пространства, постигает тайны мироздания с помощью религиозно-мистических представлений.

На этом фоне наиболее интересным представляется творчество Сергея Слонимского (род. 1932 г.). Пространство его музыкального бытия чрезвычайно широко и охватывает такие культурные «материки», как Античность и Восток, Средневековье и Ренессанс, Барокко, Классицизм и Романтизм; в нем свободно пересекаются и взаимодействуют фольклорные, светские и культовые традиции разных времен и стилей, в него органично вписываются музыка быта, джаз, бит и рок-музыка. Ведь неоспоримым является тот факт, что культура XX века, а теперь уже и XXI, представляет собой синтез, свободное смешение и творческую переплавку различных стилей и направлений бытового и профессионального искусства.

Герои произведений Слонимского – натуры деятельные, активные и сильные, вступающие в противоборство с несовершенством мира, всеми проявлениями злобы, насилия, подавления личности. Они способны страдать за людей (Виринея, Иешуа, Гамлет, царь Иоанн и др.), не боятся заглянуть в бездны, пройти по кругам Ада, чтобы испить всю горечь мира. Не случайно в творчестве Слонимского столь сильны мотивы «преступления и наказания», встречающиеся в произведениях Шекспира и Достоевского (оперы «Мария Стюарт», «Гамлет», «Видения Иоанна Грозного»), раскрывается психологическая сложность человеческой натуры – контрасты и противоречия внутреннего «я». Совмещение несовместимого, непредсказуемость человеческой личности достигают апогея в образе Иоанна Грозного.

В художественном сознании Слонимского сплетаются воедино западнические и славянофильские тенденции, тогда как многие композиторы 60-х гг. нередко отдают предпочтение одной из них (Шнитке, Денисов – «западники», Свиридов, Гаврилин – «славянофилы»). Интересно, что размышляя о судьбах старой и новой России, Слонимский создает Десятую симфонию «Круги Ада» (по «Божественной комедии» Данте) и посвящает ее «всем живущим и умирающим». Несмотря на то, что композитор воссоздает в звуках аллегорическую, зашифрованную символику поэмы Данте, в концепции симфонии можно усмотреть нечто общее с идеями Бердяева о русской духовной жизни, которая «более выражена в своих крайних элементах, чем жизнь западного человека». Поэтому так разительны музыкальные контрасты симфонии: присущие русской душе нигилизм и апокалиптичность, скорбь и цинизм, доброта и жестокость, божественное и дьявольское. Не случайно включены в симфонию и русские православные песнопения, звучащие в певчески-густом тембре струнных. Думается, что в этих скорбных, суровых, несколько архаичных напевах-молитвах композитор увидел ту потенциальную духовную силу, которая способна обратить Россию на путь Истины, Добра и Света.

Мгновенно замер говор
голосов,
Как будто в вечность
приоткрылись двери,
И я спросил, дрожа, кто
он таков.
Но тот час понял:
Данте Алигьери.

В. Брюсов «Данте в Венеции», 1900 г.