Мимо вековечного леса

Заранее объявив фильм «Властелин Колец» «величайшей сказкой в истории», создатели сознательно обрекли его на судьбу противоположную судьбе самой книги Толкиена, которую прежде чем она принесла ее автору всемирную славу, «завернули» несколько издательств как не представляющую интереса для публики. После столь мощной раскрутки, какую получил «Властелин Колец», каким бы гениальным не оказался фильм, он неизбежно должен был обмануть ожидания большинства. Поэтому мы постараемся рассмотреть эту картину не как явления киноиндустрии (безусловно очень значительного), а просто как художественного произведения, снятого по одной из самых читаемых книг XX столетия.

Известно, что Дж. Р. Р. Толкиен, уже при своей жизни получавший предложения от Голливуда, категорически противился какой-либо экранизации «Властелина Кольца». Очевидно, дело тут не в капризе писателя: есть несколько причин, по которым этот роман в принципе не мог быть адекватно передан языком киноискусства. В первую очередь, это определяется самим характером произведения Толкиена. «Властелин Колец» — это роман, по своему замыслу, включающий в себя весь мир. Побывав почти во всех странах Средиземья, его главный герой Фродо, подобно Одиссею и герою Данте, прошел через различные области бытия. Он видел осколки рая в эльфийской стране Кветлориэн, девственную, еще не тронутую человеком, но уже не подвластную ему природу Вековечного леса, уже затаивший подозрение и злобу на людей лес Фангорн, разные человеческие и близкие человеческим народы и государства: от благородных варваров Ристании до своеобразной хоббитской идиллии Шира и погибшей Мории; наконец, Фродо пришлось перейти и царство мрака, ад в его предельной злобе и ужасе. Этот путь — символ человеческой жизни. Местности, которые проходит Фродо, важны не столько сами по себе, сколько как знак некой высшей реальности, отпечатавшейся в душе героя. Читатель, или в данном случае зритель, должен сам пережить все это. Единственно возможный киноязык для этой задачи, как мне кажется, — это язык, близкий Тарковскому, в особенности фильму «Сталкер», с широкими и долгими (иногда невыносимо долгими) планами, которые успевают стать частью жизни зрителя, а сам он получает возможность осмыслить те немногие слова, которые произносились до этого. К сожалению, голливудская экранизация «Властелина» явила собой нечто совершенно противоположное. Фильм, по сути дела, распадается на ряд быстро сменяющихся спецэффектов, всевозможных сражений с орками и назгулами (скорее безобразными, чем ужасными), перерывы между которыми заполнены патетическими речами и сентиментальными сценами. Какое-либо осмысление происходящего со стороны зрителей, очевидно, никак не предполагалось создателями картины: быстро разворачивающийся сюжет и навязчивая псевдосредневековая музыка исключают возможность любой умственной деятельности. Вместе с тем, по классификации Борхеса, выделившего в мировой литературе всего четыре основных сюжета, то книга «Властелин Колец» включает в себя сразу два из них: она не только «о пути и возвращении героя», но и о «штурме и обороне крепости». Одна из главных идей Толкиена в том, что не сам человек выбирает путь, но только от него зависит не отречься от него и достойно пройти его до конца. Иногда самый миролюбивый человек обязан вступить в битву, но самое главное сражение происходит все таки в его сердце, и именно от исхода этой духовной брани зависит окончательная победа или поражение. Для того, чтобы выразить эту мысль языком кино, нужен талант художника уровня Куросавы. В фильме же подобная борьба добра со злом фактически сведена до уровня обычного фантастического боевика, пусть и сделанного необыкновенно качественно и эффектно. (Даже «Терминатор-2» в этом смысле значительно глубже и духовнее). Количество боевых действий во «Властелине Колец» непомерно раздуто по сравнению с книгой: многие эпизоды просто придуманы и добавлены создателями картины, другие сознательно драматизированы по сравнению с тем, как они изложены у Толкиена, и все они бесконечно растянуты при том, что многое действительно важное для понимания «Властелина Кольца» беспощадно выкинуто из фильма. Пожалуй, только самая первая сцена, битва при Роковой горе получилась действительно удачно: от нее и вправду веет мраком, ужасом и обреченностью последней битвы, которые рассеиваются чудом, заслуженно дарованным герою. Бой же с Барлогом, инфернальным чудовищем, воплощенным ужасом и тьмой, вообще выглядит комически из-за поразительного сходства с компьютерной игрой «Quake». При всей инфернальности героя Quake’а он явно не тянет на «Великое Лихо Далина», воплощение абсолютного ужаса и мрака. Знатоки находят во «Властелине Колец» аллюзии и на «Звездные войны».

Впрочем, даже если бы нашелся режиссер, сочетавший в себе таланты мастера интеллектуального кино и эпического жанра, и безумец, который подарил бы ему деньги на экранизацию, весь Толкиен вряд ли смог бы поместиться в один фильм из-за изначальной громоздкости языка киноискусства. А фильм по «Властелину Колец» мог бы быть только один и, более того, односерийный. Это видно и из нынешней его постановки, обескураживающей большинство зрителей тем, что она кончается ни на чем, хотя именно там, где кончается первая часть трилогии Толкиена. У фотографов есть понятие о фотографиях, которые «режутся», т. е. из них можно вычленить фрагмент, имеющий ценность отдельной фотографии, и которые «не режутся». «Властелин Колец» принципиально не режется, и само деление на книги в нем довольно условно. Все эпизоды и сюжетные линии в книге строго взаимосвязаны, и любое сокращение неизбежно ведет к искажению смысла. Однако сокращение при любой экранизации неизбежно. Создатели «Властелина Колец», повинуясь жестокой необходимости подобной ампутации, пошли путем упрощения сюжета и характеров персонажей и героическими усилиями впихнули-таки первую часть трилогии в почти трехчасовой фильм. Увы, на этом неминуемом прокрустовом ложе режиссер отрубил скорее даже голову, а не ноги книге и изначальному сюжету. Однако не всегда в фильме подобная операция объясняется необходимостью экономии времени. Примитивизация является неотъемлемой частью массовой культуры, и от экранизации Толкиена можно было ожидать и худшего и она получилась не такой попсовой, какой могла бы быть. Тем не менее, характеры и чувства героев до неузнаваемости упрощены в угоду вкусам и степени понимания массовой публики, а зачастую и невысокому уровню мастерства актеров: везде где у Толкиена ужас и гнетущая тоска, в фильме — испуг и паника, где высокие мысли и чувства — театральные позы и патетические речи, где любовь и дружба — сентиментальные слезы и поцелуи. Подобный список можно продолжить почти до бесконечности. Особенно не повезло главному герою. Конечно же, нельзя не умилиться, особенно девушкам, глядя на нежного пугливого мальчика, каким был представлен Фродо, однако не такие существа в книге Толкиена выносят до конца предельные испытания и искушения. Читая после «Властелина Колец», к примеру, «Воспоминания сельского ветеринара» Дж. Хэрриота, относящиеся примерно к тем годам, когда Толкиен писал свой роман, невозможно не заметить определенное сходство хоббитов с английскими фермерами, жившими тогда еще довольно патриархальным укладом, с их видимой грубостью и нежеланием что-либо менять в своей жизни, но, вместе с тем, внутренней мудростью, мужеством и готовностью на самые решительные и благородные поступки.

Непонимание и неумение показать все тонкости психологии героев привели к тому, что из фильма исчезла основная, если можно так выразиться, аскетическая мысль автора «Властелина Колец». Толкиен как сознательный и серьезно относящийся к своей вере христианин не мог не отразить в романе и собственный духовный опыт. Вопрос о том, насколько этот духовный опыт соответствует основам православной аскетики, требует отдельного разговора, однако невозможно не заметить, что во «Властелине Колец» довольно ясно выражена идея, являющаяся одной из основных аксиом духовной жизни: самыми страшными грехами, производящими все остальные грехи, является гордость и уныние, взаимно порождающие друг друга и порабощающие человека. Кольцо, выкованное Черным Властелином Сауроном в огне Роковой горы, одновременно несет в себе страшное искушение стать безраздельным властителем на всеми другими существами и само парализует волю и порабощает человека. Не случайно назгулы, самые страшные противники Фродо, по человеческим понятиям являются довольно никудышными воинами: они ничего не видят и не чувствуют, без коней они становятся беспомощны — отряд спецназа выполнил бы их задачу гораздо быстрее и успешнее; но цель и оружие назгулов совершенно иные: они способны подчинить человеческую душу, и ужас и уныние как тьма обволакивает их. Назгулы видят Фродо только тогда, когда он подчиняется их искушению, надевая Кольцо, так и мысли человека становятся открыты бесам, когда он сам начинает беседовать с ними.

Вместе с тем, Толкиен показывает и то, что истинное смирение, понимаемое как скромную оценку своих сил и возможностей и, вместе с тем, решимость до конца пройти любой путь, назначенный Богом, не унижает человека и, более того, делает его подлинным героем.

Упрощение сюжета также серьезно искажает замысел Толкиена. Человек, решивший посмотреть фильм «Властелин Колец» (а посмотреть его все-таки стоит), ни в коем случае не должен идти в кино в компании читавших Толкиена, иначе он будет обречен все три часа обсуждать, что на экране не соответствует оригиналу. Мне хотелось бы отметить лишь самые вопиющие и многозначительные несоответствия. В первую очередь, бросается в глаза, что создатели фильма убрали практически все кажущиеся случайности в развитии сюжета, видимо, для пущей логичности и экономии места. Так, по Толкиену, Фродо покинул Шир буквально за несколько часов до того момента, когда было бы уже поздно, практически ничего не зная о грозящей ему опасности; в фильме же Гэндальф сообщает ему о приближении назгулов, и он тотчас бежит от них. Видимые случайности у Толкиена непосредственно связаны с выбором и действиями героев и являются проявлением Промысла Божия, действующего не только через явные чудеса, но и через кажущиеся совпадения. Я не настаиваю на подобном толковании, но хотя бы возможность для него создатели фильма должны были оставить.

Почему из сценария были выкинуты несколько значительных глав «Властелина Кольца», повествующие о походе через Вековечный лес, владения Тома Бомбадила, понятно: заколдованные леса, живые деревья и мертвецы еще встретятся в следующих сериях, так что не стоит преждевременно напрягать компьютерную графику. Такая позиция понятна, но не оправданна. Вековечный лес — важный символ природы, вышедшей из-под власти человека, но готовой вновь служить ему, если он идет по пути добра. Как звери повиновались святым, так и повелитель деревьев спасает от смерти Фродо и его спутников.

Еще более сильное искажение присутствует в сцене искушения Гэндальфа бывшим великим мудрецом и волшебником Саруманом, поддавшимся Черному Властелину. В фильме Саруман открыто призывает Гэндальфа служить злу, и, естественно, благородный волшебник с гневом отвергает это предложение. В книге все гораздо тоньше и мудрее. Саруман предлагает с помощью Кольца установить новый мировой порядок, при котором власть принадлежала мудрецам, вроде него и Гэндальфа, в том числе и для того, чтобы сокрушить владыку зла Саурона. Гэндальф не соглашается, зная, что со злом не может быть никакого союза и компромисса, не все средства хороши для самых благородных целей, а добро нельзя творить, пользуясь орудием черной магии. Идея о том, что не всегда, например, когда идет речь о свободе и правах человека, устами оратора глаголет добро и справедливость, очевидно, показалась недостаточно политкорректной создателям фильма, если они, конечно, вообще хоть как-то осмысляли роман Толкиена. Совершенно вылетела из «Властелина Колец» и сюжетная линия Горлума, между тем, как она очень важна как наглядный пример превращения под действием греха человека Смеагорла в звероподобное существо, прозванное Горлумом. Наконец, совершенно искаженно представлен в фильме распад братства Кольца. В книге Фродо убегает от своих спутников, не желая подвергать их опасности и понимая, что путь в Мордор — это только его путь. В фильме же друзья прикрывают уход Фродо и сами принуждают его бежать. Может быть, такой финал первого фильма «Властелина Колец» и выглядит благороднее толкиеновского, но он исключает важную для романа мысль о том, что во внутренней духовной борьбе в какой-то момент человек должен добровольно остаться один. Господь Сам пошлет ему необходимых сподвижников и помощников, но вся тяжесть и ответственность остается все рано на нем. Путь Фродо — это в какой-то степени символ монашеской жизни, хотя и не во всем удачный, о чем «ТД», может быть, впоследствии будет писать подробнее.

Однако, если отвлечься от того, что «Властелин Колец» — это экранизация романа Толкиена, этот фильм очень хороший, один из лучших фильмов в своем жанре. При всех своих недостатках, он, на самом деле, оставляет в душе ощущение прекрасной и красивой сказки. Только законченный гоблин, посмотрев «Властелин Колец», не захочет побывать в Новой Зеландии, где снимался этот фильм. Вместе с тем, экранизация «Властелина Колец» может помочь понять, почему Толкиен, как отметила в прошлом номере «ТД» Светлана Шешунова, при всей своей популярности остался во многом непонятым писателем. Ради справедливости нужно отметить, что сам Толкиен, как мне кажется, слишком сильно увлекался спецэффектами и, поэтому, эльфийские плащи, которые должны были маскировать героев, оказались для большинства читателей более заметными, чем тонкий покров его философских плетений. К тому же, Толкиен в первую очередь был филологом, прекрасно разбиравшимся в германской и кельтской мифологии, чей язык был для него не более, чем набор символов и знаков, с помощью которых в значительной степени и был написан «Властелин Колец». Однако для неискушенного читателя всегда останется соблазн за языческой формой не увидеть никакого христианского содержания. Впрочем, не нам судить о художественном языке одного из талантливейших писателей теперь уже прошлого столетия.