Тайное средство для сдачи экзаменов

К величайшей радости редакции, на конкурс студенческих работ, объявленный в последнем номере «ТД», стали поступать первые материалы. Один из лучших мы публикуем в этом номере. Эта заметка несколько необычна для нашей газеты: в ней впервые за историю рубрики «Почва» рассказывается о студенческой жизни не светского, а православного учебного заведения. Многим читателям она поможет преодолеть некоторые стереотипы. Оказывается, и в богословском институте учеба столь же увлекательна и полна «приколов», как и в светском вузе, а его студенты наделены отменным чувством юмора.

Конкурс, обещающий быть весьма интересным, продолжается. Мы с нетерпением ждем ваших новых православных постмодернистских рассказов, исторических очерков и эссе «за жизнь» и о жизни студентов. Подробнее об условиях конкурса на последней странице.

Про «дневников» с пастырского факультета Свято-Тихоновского института рассказывают, что к последнему курсу их в группе остается пятеро из двадцати пяти человек. Все такие — лысые, очки у них — как бинокли (потеряли зрение в библиотеках), знают по три-четыре языка… Им предлагают:

— Мы можем снять с вас сочинение… (А сочинение у нас как маленькая диссертация: два месяца читаешь и месяц пишешь).

— Мы можем снять с вас сочинение, но для этого нужно выучить еще арабский.

Они:

— Согласны.

(То есть, что только люди не придумают, только бы сочинение не писать).

И говорят, если ты к пятому курсу не переводишь бегло с арабского на древнееврейский, то считай, что напрасно провел время в институте.

Не знаю, правда это или неправда, но у нас на «вечернем», слава Богу, таких ужасов нет.

Супруга моего духовника спрашивает:

— А сколько учатся в вашем институте?

— Ну, все по-разному, — отвечаю, — кто — четыре месяца, кто — семь, кто — два года (редкая птица долетит до середины реки), кто — пять лет, а кто — десять (наиболее усидчивые, второгодники).

У нас есть очень строгий преподаватель.

— Батюшка, — объясняем мы, — но так же институт останется без 117-ой группы.

Думаем: ну все, срезали его.

— Не-ет. — членораздельно поправляет он, — это 117-я группа… останется без института.

Тогда я понял, что я как раз из тех, которые учатся в нашем институте четыре месяца. До первой сессии.

На первом курсе нас пугали, что нашему отцу Георгию ходят сдавать «Новый завет» по пять раз. На пятый раз он ставит «тройку» и тяжело вздыхает:

— Я буду отвечать на страшном суде, что ставлю вам положительную оценку.

Ну понятно, он ревнует, чтобы мы знали не хуже протестантов. Объясняет:

— Они с утра до вечера «долбят» «Новый завет». Потому что у них кроме него нет других предметов. А у нас кроме него еще много других.

— Батюшка, — кто-то из наших интересуется, — а что если мы напишем в сочинении какую-нибудь ересь?

— Вы много о себе не думайте, — урезонивает он, — Чтобы написать какую-нибудь ересь, это надо много знать. Вон, вспомните — выдающиеся ересиархи: Арий, Несторий — это были образованнейшие представители своего времени. А чтобы впасть в прелесть, это надо что-то делать: много молиться, поститься. Так что, — заключает отец Георгий, — написать ересь или впасть в прелесть, нам с вами это не грозит.

Первый зачет: тест по истории Древнего мира мы сдавали компьютеру… На каждый вопрос он предлагает пять различных вариантов ответа и из них нужно выбрать один правильный. За сутки до зачета нам раздали листки с вопросами и ответами. Сто сорок новых (для меня) наименований, Такие как: Утухенгаль, Саргон, Аккад, Нарасуен, Эбл и таких сто сорок (!). На-ра-су-эн это звучит для меня как китайская грамота, как набор звуков. И чтобы с моей памятью таких запомнить без малого полторы сотни?! Но полторы сотни новых терминов — это еще полбеды, но чтобы запомнить еще сто сорок дат, сто сорок цифр? Это, по-моему, уже что-то из области запредельного.

До пяти утра я учил. Причем как запоминал? «Народ кутиев разгромили в 2109 году (до Р. Х.)». «Кутии» — похоже на православную «кутию», «две тысячи сто девятый» — это «двадцать один — ноль девять», есть такая машина — «ВАЗ 21-09»(«Жигули»), Кутию везли на «ВАЗ 21-09», она попала в аварию… Да, а в битве, в которой разбили кутиев, участвовал Утухенгаль. Ну вот, кутию везла на коленках Галя, машина разбилась, она плачет, а ее просят: «Утухни, Галь» (Утухенгаль). И то, чему удалось успеть найти такие ассоциативные связи (правда, таких оказалось немного) запомнил намертво, на века. А то, что просто зазубрил, выветрилось из моей головы уже через неделю, оставив ее (голову) опять в первозданной, целомудренной чистоте. Правда, недостатки ассоциативного запоминания в том, что мне до сих пор не известно: что это за народ кутиев, где он жил, чем был славен, кто их разгромил, и вообще, Утухенгаль, он в битве за кого был: за кутиев или против? Но то что: «народ кутиев, две тысячи сто девятый год, Утухенгаль» — это я запомнил «железно», не сотрешь.

Зашел в храм, приложился ко всем иконам, покропили меня святой водой, взял благословение у батюшки, положил пять рублей в ящичек для пожертвований (пять рублей у меня с «пятеркой» ассоциируется)… В общем: православный оккультизм в действии. Ворвался в аудиторию как «на белом коне», и через пять минут вышел оттуда… с «незачетом». А Ильюша, мой приятель, зашел такой смиренный, ничего не знающий и вышел… с «зачетом». И он мне открыл ТАЙНУ.

Настоятельница Зачатьевского монастыря рассказывала, что у нее то ли отец, то ли брат, отец Кирилл (он у нее тоже священник), когда учился в институте, перед экзаменом неукоснительно читал акафист преподобному Сергию Радонежскому, и всегда его ответы оценивались на «отлично», а однажды, перед «Научным коммунизмом», не стал читать. Думает: «Ну что я перед «Научным коммунизмом» буду святого беспокоить?» И получил «двойку». Перед переэкзаменовкой прочитал и получил «пятерку». С тех пор всегда читал.

Я решил попробовать. Перед переэкзаменовкой «Древней истории» прочитал акафист и получил от компьютера «двадцать два балла из двадцати двух возможных», хотя, как потом выяснилось, три листа с ответами из восьми перед зачетом я вообще не увидел.

Но дальше было интересней.

По «Литургическому преданию» в наших экзаменационных билетах должно было быть по три вопроса. Первый: отрывок из Евангелия (если короткий, то наизусть, если подлинней, то близко к тексту, если совсем большой, то смысл). И при этом еще необходимо указать номер главы и номер стиха (это меня больше всего умиляет: как с моей памятью, вернее, с ее отсутствием, можно демонстрировать такие фокусы). Второй вопрос: «Тропарь двунадесятого праздника», а третий — «Кондак». Место из Евангелия я знал только одно. Тропарей выучил десять — из двенадцати. А Кондаков — два с половиной из двенадцати (маловато будет!). И нужно ведь еще, чтобы это все попалось в одном билете! Сажусь на последнюю парту и канючу:

— Ребята, сядьте кто-нибудь рядом со мной, может, вы мне подскажете первую строчку Кондака, а дальше, может быть, я что-нибудь вспомню?

А преподаватель распоряжается:

— Та-ак… Все с последних парт пересели на первые. Та-ак… Огляделись вокруг себя: если рядом с вами окажется какой-нибудь предмет, будем считать его вашей шпаргалкой, и вы будете удаляться из аудитории.

Мы испуганно обозреваем под собой территорию: если кто-то из предшественников обронил, не дай Бог, авторучку или, еще хуже, какой-нибудь фантик, то все — одним несчастьем у нас станет больше…

Сказать вам, что попалось мне в билете? В первом вопросе — тот единственный отрывок из Евангелия, который я знал наизусть, во втором — известный мне тропарь, а в третьем — кондак, который я выучил наполовину.

Время истекло Преподаватель командует:

— Та-ак… Положили все ручки. Повторяю: положили все ручки. Сдаем работы. Считаю до трех. Ра-аз… Д-ва… Я не шучу: кто не успеет сдать, у того работы приниматься не будут. Два с половиной…

Не доставало только команды: «Руки — на стену, ноги — на ширину плеч!» А так по смыслу все подходило.

А нас заранее предупреждали, что если кто не ответит хоть на один вопрос, получит «неудовлетворительно». А я же кондак только наполовину воспроизвел. То есть, можно сказать, что не ответил. Читаю через неделю вывешенные результаты проверки, а напротив моей фамилии — «Отлично»(!). Но дальше — больше.

Перед экзаменом по «Истории Древнего Востока» меня на работе загрузили так, что ни на какую подготовку и времени не осталось. Я умоляю:

— У меня — экзамен в субботу, можно я на следующей неделе это сделаю?

— Нет, нужно сделать до субботы.

В результате, я не только ничего не выучил, но даже и прочитать ничего не успел. Прислушиваюсь к себе: ну хоть какой-нибудь народ, хоть какая-нибудь битва? Будет какой-нибудь отклик? Нет… Нет никакого отклика. Глухо.

Про владыку Серафима Соболева рассказывали, что перед экзаменом он как-то успел выучить только один билет. И молился со слезами на чердаке преподобному Серафиму Саровскому, чтобы помог сдать. И попался именно тот билет, который он выучил. Думаю: «Владыка Серафим Соболев хоть один билет знал, ему было из чего предоставить, а я то — вообще ни одного. Ну что толку читать акафист? Чем тут можно помочь?» Ну, из чувства долга все-таки прочитал. Подавленный, захожу в аудиторию. Первый вопрос: «Народ кутиев». Но про кутиев, меня хоть ночью разбуди, я отвечу без размышлений: «Две тысячи сто девятый год. Утухенгаль». Маловато, правда, текста для ответа на экзамене, но уже хоть кое-что (!). На первый вопрос я рассказывал преподавателю, как запоминал. Преподаватель хохочет, настроение у него уже хорошее.

— Ну, — смахивает слезинку с краешка глаза, — второй вопрос вы тоже не знаете?

— Знаю, — отвечаю не моргнув глазом.

А единственная точка пересечения между нашим курсом истории и Ветхим заветом, была эпоха судей. И мне она как раз попалась вторым вопросом, а Ветхий завет я читал и раньше, и перед поступлением, и две недели назад, случайно, это место перечитывал. Там всего было двенадцать судей израильских. Про Гедеона я вспомнил, а на остальных меня все равно заклинило. Думаю: «У кого же там волосы отрезали?» Только на второй день вспомнил: у Сампсона. Но второй день, конечно, для экзамена поздновато.

— Знаю, — повторяю, — Вот, про Гедеона могу рассказать… И делаю многозначительную паузу, мол, про остальных тоже могу, если у вас только времени достанет слушать.

И как вы думаете что он мне поставил?.. Ну, предположите…

«Пять баллов»!.. Вот что значит АКАФИСТ!

P. S. На втором курсе, я продолжал проводить наблюдение за интересующим меня предметом и к своему удивлению вынужден был констатировать такой факт, что на втором курсе акафист… перестал помогать. Или если и помогает, то не так ярко, не так знаменательно.

Меня спрашивают:

— А ты дозу не пробовал увеличивать? Может, привыкание наступает?

— Нет, — отвечаю, — у нас один паренек по три акафиста читал, и все равно на «заочный» перевели.

Я так думаю, что Господь нам показал, что Ему нетрудно сделать, чтобы попадался единственный выученный билет из всех. Но у ребят наших после первой сессии испуг вдруг прошел, и они перестали посещать лекции. Из двадцати человек ходит только пятеро. Обидно, конечно, как говорится, за державу). И Ему, наверное, ничего не знающие специалисты тоже не нужны. Вот и закончилась наша, извините, масленица.