Проповедь на рок-концерте: за и против

Публикация в прошлом номере «ТД» статьи диакона Андрея Кураева о миссионерском рок-концерте в Ледовом дворце в Петербурге вызвала широкий отклик наших читателей. Сама возможность проповеди на рок-концерте вызвала, с одной стороны, восторженное одобрение, а с другой, столь же резкое неприятие. На страницах «ТД» мы попытались обсудить этот спорный вопрос. Мнения, высказанные собеседниками, могут показаться некоторым излишне резкими и категоричными. Однако мы надеемся, что наша газета предназначена для «свободных умов» и политкорректность в ней совсем необязательна.

Протоиерей Максим Козлов

Прежде всего я позволю себе напомнить вам один известный церковный тезис о необходимости проверки того или иного мнения, того или иного подхода преданием церковным. И мне кажется, что здесь возникают по крайней мере две большие проблемы: я не вижу аналогов в церковной истории столетий тому, что можно назвать специальной молодежной политикой, выражающейся в некоем подстраивании под вкусы современной молодежи, в подавляющем большинстве далекой от Церкви. Начнем с банального. В античном мире было достаточно много увеселительных заведений, мест тусовок (желающие могут перечитать «Сатирикон» Петрония), но в таких местах, даже эстетически достаточно утонченных, апостолы все-таки не проповедовали. В последующие столетия, скажем, в Византии, я не помню случаев, чтобы позднеантичный театр являлся местом, куда целенаправленно приносилась бы христианская проповедь. В XIX веке архиереи не вальсировали. Известные святители обличали балы, которые проходили в их городах, не советовали своим чадам иметь прилепление даже к Гоголем одобренному высокому театральному искусству. И теперь довольно странно выглядит желание вынести проповедь из храма в места, безусловно связанные с развлекательным, недобрым времяпрепровождением. Что греха таить, любой рок-концерт — это место, где по крайней мере пьют (это в самом лучшем случае), ну, про курят я уже не говорю (в смысле, табак) — это самое невинное из всех курений, которые там могут присутствовать. Сама по себе ситуация массового, стадного скопления людей, способных впасть в любую агрессию, опасна и греховна. Не возникнет ли тогда для человека соблазн подумать: вот и хорошо, вот оно, христианство. Как славно, можно прийти на концерт, послушать пятиминутную проповедь диакона или архимандрита, потом оторваться по полной программе и считать себя нравственно благополучным православным человеком.

Я вспоминаю одно старое выступление отца Андрея, в котором он говорит вещи противоположные его последней статье: что настоящее православное христианство может привлечь людей именно своим консерватизмом, тем, что оно не подстраивается под дух века сего. В нашу эпоху, когда все зависит от моды, когда нет ничего стабильного, то, что стоит незыблемо, как раз людей и привлекает. И вот если мы начнем приноравливаться то к одной, то к другой моде, искать, в каком музыкальном направлении, в каких играх сейчас наиболее пристойные люди, то таков ли путь Церкви? Подобный опыт был пройден западным христианством, начиная, по крайней мере, с шестидесятых годов XX века. Каков был миссионерский результат? Тысячи за тысячами люди стали покидать католическую церковь. Хотя там уже не только на стадионах, но и в храмах могут проводиться какие угодно концерты, представления, вплоть до цирковых.

Кроме того, когда говорят о «глубокой поэзии», «борьбе за право думать» и «духовных исканиях» рок-музыки, упоминаются обычно два-три человека, которые, в общем-то, являются исключениями. Более типичный пример — группа «Машина времени», которая была символом советской антисоветской протестной рок-музыки. А теперь Макаревич ведет программу «Смак». И это типический вариант, тот же Пол Маккартни, преуспевая, с поправками на английскую действительность, проделал похожий путь.

Но вот Юрий Шевчук действительно очень талантливый поэт и музыкант, к которому я отношусь с глубочайшим уважением. Но, тем не менее, очевидно, что чем больше углубляется его мироосознание, тем он все более удаляется от рок-музыки: его последний альбом «Единочество» — это уже почти не рок-музыка, почти уже не музыка вообще, это речитатив под некоторый музыкальный фон. Если угодно, человек, преодолевая в себе дионисийское начало, преодолевает его и в своем творчестве. Только не случайно ли, что Шевчука сейчас упрекают в том, что он в религию ударился, что он не такой музыкант стал, у него уже все не то. Действительно, у него уже все не то! Как только человек начинает серьезно относится к своей вере, так он теми вещами заниматься уже не может.

И, наконец, представьте, что молодой священник, еще несущий в себе не преодоленные увлечения, навыки, скажет: вот, я иду на рок-концерт, там мое место, а не на литургии, не в церкви. Это будет такое поражение Церкви!

Максим Большаков

Честно говоря, мне очень близки мотивы, по которым отец Максим настороженно относится к новым формам молодежной миссии. Глупо и преступно было бы жертвовать истиной и глубиной христианства только для того, чтобы соответствовать «формату» того болота, которое представляет собой современная массовая культура. В отношении своей веры Церковь всегда придерживалась жесткого и последовательного нонконформизма. Именно этот нонконформизм и непричастность всеобщей попсе и может привлечь к ней действительно думающих и ищущих людей.

Но ведь и настоящий рок, по определению, противопоставлен попсе, то есть массовой, бездуховной и гедонистической культуре. Давайте честно, рок-музыку сейчас слушает далеко не самая большая, хотя и во многом лучшая часть молодежи, которую еще хоть как-то волнуют духовные вопросы. Сейчас можно спокойно поколбаситься и без того, чтобы грузиться сложной интеллектуальной поэзией, под те же попсу, рейв или хип-хоп. Если люди приходят на рок-концерты, значит, им нужно нечто большее, чем просто развлечься. Проповедь на рок-концертах поэтому ни в коей мере не будет означать подлаживание Церкви под современное обмирщённое бездуховное сознание, это будет попыткой диалога с людьми, которых оно также не удовлетворяет.

В конце концов, не Церковь, а сами рок-музыканты были инициаторами концерта в Ледовом дворце. История же, действительно, не знает ни одного «шоу», устроители которого пригласили бы на него священника для то, что бы он не просто там благословил и «покропил святой водичкой», а сказал проповедь. Эту проповедь, кстати, слушали и, судя по всему, поняли. Конечно же, такое не может быть случайностью. Не может быть случайностью и огромное число людей, которое через рок-музыку пришло к Церкви, процент таких людей очевидно на порядок больше, чем в среднем по России. Это не только «динозавры рок-н-ролла», такие, как Кинчев и Шевчук, но и множество других менее известных, но зачастую не менее талантливых рок-музыкантов, в том числе и просто моих знакомых рокеров.

А можно ли миссионеру не прийти проповедовать, если его зовут, тем более в ту аудиторию, которая способна его понять и, может быть, не будет иметь возможности услышать о Христе в каком-либо ином месте? Главное — в любых ситуациях говорить правду, а о. Андрей Кураев, как мне кажется, на упомянутом рок-концерте против нее нисколько не погрешил, и даже о рок-музыке сказал слова, на самом деле довольно жесткие: «Рок в своих лучших песнях — это болевые уколы в совесть».

Действительно, в рок-музыке есть мощное дионисийское начало. Это, безусловно, опасно, но всегда ли плохо?

В той или иной мере оно присутствует в любой литературе и, тем более, музыке, особенно если они соприкасаются с трагической стороной человеческого бытия. Мятежное, дионисийское начало есть не только у Ницше, но и у Достоевского, не только у Вагнера, но и у Баха. В особенной мере оно присуще молодежи. В дореволюционной России, кстати, эта «удаль молодецкая» выплескивалась гораздо более неблагочестивым способом: люди организованно шли «стенка на стенку» и били друг другу морды. При доброй воле деятелей рок-культуры их музыка, наоборот, может укротить стихийные проявления «дионисийского начала», и Церковь своим присутствием может способствовать этому: обошлось же без драк в Ледовом дворце, и, наверное, в этом есть заслуга и о. Андрея. Пожарник должен быть там, где есть опасность возгорания.

Наконец, в рок-музыке присутствует отнюдь не только протест и разрушение. Конечно же, и о. Максим в этом прав, действительно талантливого, светлого и глубокого в рок-культуре только крупицы, но это — состояние человеческой культуры вообще: талантливых поэтов всегда на порядок меньше, чем посредственных. Но, как мне кажется, более правильна позиция золотоискателя, пытающегося отыскать в море песка песчинки золота, чем дворника, пытающегося вымести весь этот песок с берега океана.

Михаил Дунаев

Когда пытаются как-то примирить православие и рок, мне кажется почти кощунственным заявление о том, что при советской власти «рок-музыка и Церковь были по одну сторону колючей проволоки» — но ведь тогда преследовались и сектанты, и диссиденты, в значительной части враждебные не столько режиму, сколько собственно России. В конце концов, уголовники тоже попадали за колючую проволоку. Да и можно ли ставить на одну доску запрещенный, концерт какой-нибудь рок-группы и сотни тысяч мучеников за веру?

Когда начинают говорить о положительных сторонах рок-культуры, часто обращают внимание на какие-то частности, какие-то случайные строчки, которые кажутся христианскими, и забывают о том, что частности принадлежат системе. Любая самая отвратительная сатанинская система для того, чтобы привлечь к себе, может иметь какие-то положительные вещи. Что для нас может быть отрицательнее той же большевистской власти, большевистской идеологии? Но неужели все большевики такие отвратительные мерзавцы, неужели они никогда ничего хорошего не говорили? Конечно, говорили. То же самое мы можем сказать и здесь.

Давайте посмотрим, на что направлена эта культура как система. В общем эта самая система идет от шаманской колдовской культуры африканских дикарей. Но вот сам отец Андрей пишет о том, что рок имеет что-то от оргий и это опасно для нас с духовной точки зрения. Воздействие постоянно изменяющейся интенсивности ритма и звука, повторение каких-то отдельных фраз вводит людей в состояние наркотического опьянения, что, собственно, и происходит на этих самых рок-концертах.

О роке говорят как о системе, направленной на протест. Разоблачительно само по себе рассуждение о. Андрея о том, что в православном обществе рок-протест будет направлен против православия. Значит, этим людям истина безразлична. Это выплеск молодежной энергии — попротестовать, поту соваться, побороться. Когда-то А. П. Чехов сказал: «Студенты бунтуют, чтоб барышням нравиться».

И еще один главный тезис о. Андрея: рок учит людей думать. И сам же пишет: «Мне важнее всего было разобрать слова песен, поэтому меня поставили к самой мощной колонке». То есть сами организаторы не считают возможным разобрать слова в других местах. О каком думании можно говорить, если слова они разобрать не могут. Слова и не важны, важно оторваться, расслабиться, войти в этот ритм и получить это самое наркотическое опьянение, в котом они находятся и которое они сами называют словом «балдеть».

Еще говорят, что рок дает повод, чтобы поговорить о вере. Сатанизм тоже может стать подобным поводом! Какие-то рок-музыканты пришли к вере, но кто-то пришел в вере и от сатанизма. В духовной жизни все четко очерчено. Спаситель сказал: кто не со Мной, тот против Меня. В евангельской притче, если помните, к Иисусу пришел молодой человек и сказал: можно я не все отдам, немного себе оставлю, — то Иисус сказал: нет, все отдавай. Он же понимал, что этого человека отталкивает. Но там все очень жестко.

Однажды, когда я высказывал свою точку зрения о рок-музыке, встал один молодой человек и сказал, что он прошел через все то, о чем я говорю, и на собственном опыте ощутил, что нельзя языком рока говорить истину. Это отталкивает. А когда появляется священник, я процитирую самого о. Андрея, «в лучшем случае они воспринимают его как досадную помеху мешающую концерту, в худшем, как клоуна, заполняющего паузу между номерами». И какое начинает вырабатываться отношение к священнослужителю? Кстати, на этом фестивале рядом со священниками и архимандритом был Борис Гребенщиков, который откровенно заявляет себя буддистом. Не дискредитирует ли это истину?

Иеромонах Сергий (Рыбко)

Я дерзну высказаться по поводу рок-музыки от лица моего поколения. Поколения тех, кто родился в Советском Союзе в 60-е, кто ни в детстве, ни в юности не слышал о Боге ни одного слова, кроме того, что Его нет и не может быть. Перед нами разворачивались только два пути: первый — покривив совестью, подниматься по комсомольской, партийной или производственной лестнице; второй — пить, но при этом оставаться честным в своей совести.

О Боге мы не знали. Лгать и пить не хотели, поэтому начали протестовать. Свой протест мы могли выразить лишь в музыке, экстравагантной одежде и ношении длинных волос. Стихи, между прочим, уже считались антисоветской пропагандой, за которую можно было сесть в тюрьму. Нашей музыкой, музыкой бунта, был рок.

Нас не должно было быть. Мы не вписывались в советскую действительность — точно так же, как туда не вписывалось христианство — поэтому о нас было запрещено даже упоминать. Но мы были: десятки и сотни тысяч молодых людей, интеллектуалов, философов, искавших Бога и смысл жизни, которые не могли принять существующую систему вещей с ее безбожными и бездушными идеалами. В многомиллионном Советском Союзе это, может быть, не так много. Но нас и не могло быть больше, так как необходимо было немало мужества и решимости для того, чтобы открыто заявить о своих убеждениях, поплыть против течения.

Считалось, что это только игра, что мы играем, подражая длинноволосым бунтарям на Западе. Но мы не играли. Все было очень серьезно. Формы протеста и поиска мы действительно заимствовали у наших сверстников на Западе, но мы вкладывали в них новый смысл. У нас в России протест молодежи имел направленность духовную. Мы искали Истину.

Наши рок-концерты были не чем иным, как демонстрациями протеста против несправедливости, фальши и безбожия советской системы. По-другому протестовать было нельзя, а молчать больше не могли. Что делали бы вы на нашем месте?

Это была для нас не просто музыка. Отнюдь не то, подо что мы «отрывались», «балдели» или «входили в наркотический транс». Рок был нашей философией жизни. Впервые я услышал Евангельские тексты в переложении рок-музыкантов. Как и Церковь, рок-музыку преследовали за попытки сказать правду. Некоторых музыкантов даже сажали в тюрьму (Романов из группы «Воскресенье»).

Мы шли к Богу очень извилистыми путями. Никто нам не помогал в нашем поиске. Но большинство все же пришло к Православию. Духовенство тех времен, и само гонимое, относилось к нам с пониманием и сочувствием. Нам часто протягивали руку и бережно помогали переступить порог храма. И если уж мы переступали этот порог, то оставались в храме насовсем, на всю жизнь. Ныне слышу, что многие бунтари тех времен, кому тогда не было и двадцати, а сейчас за тридцать или за сорок, приняли монашеский постриг или предстоят святому алтарю, а девушки стали супругами священников. Бог всем им в помощь! И мне не стыдно, что я принадлежу к поколению хиппи. Мы так искали, это был наш путь, и мы нашли. Никому из нас сейчас не стыдно, наоборот, радостно, что мы не стояли в стороне, а хоть что-то пытались изменить.

Вряд ли это поймут и с этим согласятся те, кому посчастливилось родиться в «малой церкви» — православной семье, кто впервые услышал проповедь о Христе еще в колыбели, кто освящался приобщением Святых Христовых Тайн еще на руках матери. Мы не имели и не знали ничего из этого. Но мы искали, как могли. Поэтому не судите нас строго ни за длинные волосы, ни за экстравагантные одежды, ни за громкую бунтарскую музыку. Скорее нас поймет поколение Второй мировой войны, которое открывало для себя Бога в окопах Сталинграда и мясорубке Курской дуги. Священники именно этого «военного» поколения приняли наши первые исповеди и не оттолкнули нас.

Отец Андрей Кураев впервые сделал то, о чем я давно мечтаю как священник — обратился к молодым людям со словом о Христе на рок-концерте. Многими «правильными» людьми это не понято, недооценено. Но не моим поколением. Слишком много выстрадано на том пути, которым оно шло ко Христу!