Поль Гоген. Борьба Иакова с Ангелом*

Cовместный проект с сайтом студии "Неофит" московского Данилова монастыря

	Борьба Иакова с Ангелом. 1888. Эдинбург, Национальная галерея Шотландии

Многих великих художников конца XIX века не принимали и не понимали, и Гоген — не просто один из хрестоматийных примеров. За необычными и гениальными полотнами стояла человеческая трагедия, которую не всегда просто разглядеть за идиллическими картинами с Океании.

И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал ему: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал ему: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь (Быт. 32. 24–28).

«Прошу тебя, не отчаивайся, и наберись сил, чтобы подождать еще год. Я знаю, что вы не поверите в меня, пока мои картины не станут продаваться постоянно. Знаю, что эта проклятая живопись не дает тебе покоя, но, поскольку горю уже не поможешь, надо с ним примириться. Не забывай, что во мне два человека: индеец и человек с повышенной чувствительностью. Чувствительность исчезла, и теперь ничто не мешает индейцу твердо идти вперед».

Пару лет назад жена Поля Гогена потеряла надежду на семейное счастье и перебралась с детьми в далекий Копенгаген, к родителям. И теперь он пытался ободрить ее из Парижа. Оптимизма ему прибавила недавняя покупка сразу трех его работ и за рекордную для него сумму — девятьсот франков. Благодетелем был Тео Ван Гог, родной брат Винсента, давно звавшего Поля на юг работать вместе. Но Гоген любил запад. Разделив выручку с семьей, он решил отправиться в Бретань, где в городке Понт-Авен жила целая колония художников, съезжавшихся сюда со всего света. Живописная земля, берег Атлантики и размеренная жизнь, мало изменившаяся со времен средневековья. «Когда мои деревянные башмаки стучат по этой гранитной почве, мне слышится тот звук — глухой, плотный и мощный, который я ищу в живописи».

По воскресеньям народ ходил в храм — старинную церковь на кладбище, такую милую, что Полю захотелось подарить ей самую лучшую из своих картин. Он дождался праздника, чтобы мужчины были в шляпах с лентами, а женщины в белых чепцах, и вскоре принес настоятелю полотно, которое называлось «Борьба Иакова с Ангелом. Видение после проповеди». Храм был открыт. Гоген велел помощникам приставить подарок к стене и, поглядев на него в интерьере, остался доволен: по его мнению, картина идеально подходила к древним росписям. Но кюре решил, что его явно разыгрывают, а потому вежливо, но твердо, попросил автора избавить церковь от этого пожертвования.

И послал Иаков пред собою вестников к брату своему Исаву в землю Сеир, в область Едом, и приказал им, сказав: так скажите господину моему Исаву: вот что говорит раб твой Иаков: я жил у Лавана и прожил доныне; и есть у меня волы и ослы и мелкий скот, и рабы и рабыни; и я послал известить господина моего Исава, дабы приобрести рабу твоему благоволение пред очами твоими. И возвратились вестники к Иакову и сказали: мы ходили к брату твоему Исаву; он идет навстречу тебе, и с ним четыреста человек. Иаков очень испугался и смутился (Быт. 32. 3–7).

21 год назад Иаков бежал из этих мест, спасаясь от гнева своего близнеца Исава, которого, обманув дважды, он лишил и отцовского благословения, и обетований Божьих. Если б он еще мог принять возмездие один! Но он глава огромного и весьма состоятельного клана и возвращается на родину с двумя женами, двумя наложницами, двенадцатью детьми и множеством слуг. Чтобы сохранить хоть часть людей и добра, он разделил лагерь надвое. Затем послал брату роскошные дары и стал умолять Бога о защите. После молитвы он забылся сном, но потом снова вскочил, поднял всех на ноги и велел перебираться через речушку Иавок, возможно, надеясь, что внезапная смена ночлега не даст Исаву застать его врасплох. Уложив домочадцев, Иаков остался один и стал готовиться к встрече…

На белом поле картины, перед тем, как нести ее в церковь, Гоген написал загадочные слова: «Дар Тристана Москосо»; они, вероятно, и подвели кюре к окончательному решению. Но в автографе не было и тени шутки: это фамилия знатных арагонских предков Поля по линии матери, перебравшихся в Южную Америку еще в эпоху колонизации. С полутора до семи лет Гоген жил в Перу, в доме своего двоюродного деда дона Пио. Семейная легенда рассказывала об их родстве с последним королем ацтеков Монтесумой, и Поль действительно был похож на индейца. В семнадцать лет он стал матросом и шесть лет плавал на кораблях. Но странствия, а точнее морская служба, ему надоели. В Париже Гоген устроился на биржу и стал преуспевающим буржуа, как его родня по отцовской линии. Женился на датчанке Метте Гад, стал отцом пятерых детей и большим домоседом. Жена не могла нарадоваться. Одно ее смущало: Поль был молчалив и часто пребывал в воображаемом мире, особенно когда писал свои картинки. Иногда к нему приходил сослуживец, такой же чудак Шуффенекер, и с жаром восклицал: «Да вы гений!» Метта не очень-то в это вникала, но, конечно, и ей было приятно, когда картины мужа стали брать на выставки импрессионистов. И вдруг однажды, после десяти лет брака, Поль сообщил ей, что ушел со службы, и теперь будет заниматься только живописью. Она пыталась отговорить его, напоминала об ответственности за нее, за детей; он стоял непроницаемый. Их благосостояние растаяло прямо на глазах. И после одной из ссор Метта уехала. Поль бросился за ней, но датская родня была настроена к нему враждебно. Уезжая, он твердо решил, что будет зарабатывать живописью, и семья воссоединится.

Поль с сыном Кловисом и дочерью Алиной. 1885. Копенгаген

«Я узнал крайнюю нищету. Но это не страшно или почти не страшно. К ней привыкаешь и при наличии воли над ней, в конце концов, начинаешь смеяться», — писал Гоген своей любимой дочери Алине. Шесть лет он не видел детей. Пытался устроиться на какую-то работу, даже ездил на строительство Панамского канала. Там, в тропиках, у него возникла идея: уехать подальше из Европы на какой-нибудь остров, потому что здесь его никто не понимал. Картины не продавались: его волновал внутренний мир, а большинство — только внешний.

«Не старайтесь подражать природе. Искусство — это абстракция, извлекайте ее из природы, фантазируйте на ее основе и думайте больше о процессе, чем о результате. Единственное средство приблизиться к Богу — это поступать как наш Божественный Учитель — творить» (Поль Гоген).

В светском обществе его называли самым религиозным художником своего времени и… шарахались в сторону. Верующим его «Желтый Христос» и «Распятие» казались каким-то курьезом. Правда, и сам приближаться к Церкви он не очень-то хотел: от гордости, как он пишет, и от воспоминаний детства. «Одиннадцати лет я поступил в малую семинарию, где стал быстро делать успехи. Я думаю, что именно там, беспрестанно наблюдая повадки моих учителей, я научился с юных лет ненавидеть лицемерие, показную добродетель, доносы, опасаться всего, противоречащего моим инстинктам, сердцу и разуму». Единственным человеком, который понял бы, что «Борьба Иакова» — это автопортрет, мог быть только вчерашний проповедник и миссионер, а ныне — брошенный всеми художник… Свою непонятую картину Гоген послал в салон к Теодору Ван Гогу, назначив с досады большую цену — шестьсот франков. А сам, простившись с друзьями, сел в дилижанс и отправился в Арль, к Винсенту Ван Гогу. Перед отъездом он шлет ему свой Автопортрет, который называется «Отверженные» и письмо с объяснением: «Наделенный моими чертами — это и мой персональный образ, и общий портрет всех нас, бедных жертв общества, которое своей местью делает нам добро». Непризнанные, они считали, что им нужно вместе работать и тогда однажды они смогут изменить отношение к своей живописи. Но жить вместе они не смогли. Гоген пытался учить Ван Гога, как молодых художников в Понт-Авене. Из вежливости тот старался терпеть, но был уже сложившимся мастером, и страдал. Поль написал его работающим над «Подсолнухами». «Да, это я, — воскликнул Винсент, — только сумасшедший». Картина стала последней каплей. Поняв, что Гоген хочет уехать, раз видит его таким, что все его мечты рушатся, Ван Гог пережил тяжелейший кризис. Он покушался на жизнь Гогена, покушался на свою жизнь — и очутился в лечебнице для душевнобольных.

Гоген начинает копить деньги, чтобы уехать на Таити вместе с женой. Он спешит в Копенгаген: «Пойми, я любил тебя одну, люблю и сейчас, хотя безответно». Он разворачивает перед ней красочные картины их жизни в Океании. Только просит дать ему три года, пока он там освоится и начнет писать так, что вся его предыдущая живопись покажется розовой водицей. «Увидишь, я выиграю битву. Ты будешь отдыхать, а я работать. И может, когда-нибудь ты поймешь, какого отца дала детям. А когда мы оба поседеем, пусть страсть уже будет не для нас, но мы вступим в полосу покоя и духовного счастья». Метта отказалась… «Никогда я не был так несчастлив. Теперь, когда передо мной забрезжила надежда, я острее, чем когда бы то ни было, чувствую, какую чудовищную жертву я принес и как это непоправимо» (Поль Гоген).

Дядя Иакова, Лаван, был язычником. Бежать к нему тревожно, но такова воля отца — взять себе в жены одну из Лавановых дочерей. Иаков никогда не знал Бога, не смел на Него уповать, но все же пошел. И, видя эту решимость, Господь открылся ему.

И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней и говорит: Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака; [не бойся]. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему; и будет потомство твое, как песок земной; и распространишься к морю и к востоку, и к северу и к полудню; и благословятся в тебе и в семени твоем все племена земные; и вот Я с тобою, и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в сию землю, ибо Я не оставлю тебя, доколе не исполню того, что Я сказал тебе (Быт 28. 12–15).

9 июня 1891 года Гогена представили губернатору: по бумагам, которые выхлопотали для него друзья, Поль приехал с официальной художественной миссией. Но начальник острова решил, что это тайный ревизор, создал для «инкогнито» неплохие условия и отечески посоветовал искать красот в глубинке. Он стал успокаиваться: «Цивилизация мало-помалу отходит от меня. Я начинаю мыслить просто, не испытывать ненависти к ближнему, научаюсь даже любить его.

1890. Сен-Жермен-ан-Лэ. Семейная коллекция Мориса Дени

Вместе с уверенностью в завтрашнем дне, таком же свободном, таком же прекрасном, как сегодняшний, на меня нисходит мир». Гоген поселился за полсотни километров от столицы среди туземцев. В отличие от европейцев они очень серьезно относились к его живописи, называя его «Человек, который делает людей». Он же пытался понять их. Однажды вечером, когда они сидели кружком, он подошел и услышал, как старик говорил: «У нас в деревне крыши прогнивают, в отверстия проникает дождь. Зачем это нужно? Давайте сообща поработаем, потратим время, но построим новые прочные и просторные хижины». Все присутствующие одобрили план старика. «Вот рассудительный народ — думал я, — пишет Гоген. — Но когда назавтра я пошел справиться насчет начала работы, то заметил, что никто уже об этом не помышляет. Мне как-то трудно было согласовать свои противоречивые мысли: эти люди были правы, приветствуя предложение старика, но, может быть, столь же правильно не стали делать того, что он предложил? Зачем работать? Разве боги Таити не дают своим верным хлеба насущного?» Он надеялся предпринять как бы обратное путешествие в Рай, искренне полагая, что как обитатели земного Эдема, таитяне также близки к Богу, как Адам и Ева. Он даже взял себе в жены местную девушку по имени Техура, думая, что так скорее сможет проникнуть в религиозные тайны диковинного мира. «Мы беспрестанно наблюдали друг за другом. Однако для меня она оставалась непроницаемой. И в этой борьбе я был быстро побежден, и скоро я оказался для Техуры открытой книгой. Я любил ее и говорил об этом, вызывая у нее улыбку: она это и без того отлично знала! Со своей стороны и она, по-видимому, любила меня, однако не говорила мне этого». Через два года, едва не умерев от голода и нищеты, он сдался и, бросив на пристани вторую супругу, сел на пароход, чтобы вернуться к первой. У таитян он не нашел никакой веры, кроме обычной народной каши в голове. Кровавый культ с каннибализмом был упразднен, но подлинного христианства они тоже не обрели. Он решил бросить живопись и хлопотать о месте преподавателя в лицее. «Это обеспечит нам кусок хлеба на старости лет, дорогая Метта, и мы заживем счастливо вместе с нашими детьми, не зная больше тревоги о будущем».

В Париже был провал выставки. Жена отказалась приехать, хотя и звала к себе. Он хотел было — в Данию, но сорвался, сломал в пьяной драке ногу и, вдобавок, подхватил неприличную болезнь… Озлобленный, он грустно замечает, что теперь его роднит с Израилем еще и больная нога.

И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэл; ибо, говорил он, я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя. И взошло солнце, когда он проходил Пенуэл; и хромал он на бедро свое. Поэтому и доныне сыны Израилевы не едят жилы, которая на составе бедра, потому что Боровшийся коснулся жилы на составе бедра Иакова (Быт 32. 30–32)

Иаков понял, что, обманув брата и отца, он получил благословение формально, потому что тогда это была лишь магия для него — он хотел власти любой ценой. И вот теперь он увидел, что все это время Господь боролся с ним за него, спасал его душу. Он взял настоящее благословение; братья встретились. «И побежал Исав к нему навстречу и обнял его, и пал на шею его и целовал его, и плакали оба» (Быт 33: 4)

Через полтора года Поль написал «Автопортрет у Голгофы» и уехал в Океанию навсегда. В апреле, вместо денег, которых он ждал с лихорадочным нетерпением, почта принесла горькую весть о смерти его двадцатилетней дочери, скончавшейся в январе от воспаления легких. Сначала Поль заявил, что его эта новость не трогает. Потом признался, что ему стыдно за эти слова и произнес еще более ужасные: «С самого детства несчастья обрушиваются на меня. Никогда ни единой удачи, никогда ни единой радости. Все против меня, и я восклицаю — Боже, если ты есть, я обвиняю Тебя в несправедливости, в злобе. Да, при известии о бедной Алине я стал сомневаться во всем, я смеялся, бросая вызов. К чему добродетели, храбрость, ум? Одно только преступление логично и имеет смысл». Вскоре к нищете прибавился страшный, похожий на проказу, конъюнктивит, лишивший его работы. Он послал жене отчаянное письмо и получил такой ответ, что больше они друг другу не писали. На грани безумия он пишет картину «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?»

Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем? 1897. Бостон. Музей искусств

и эссе «Католичество и современное познание» как своего рода комментарий к полотну. Он делает вид, что хочет отделить Христа от Церкви. «Бог не принадлежит ни ученым, ни логикам. Он принадлежит поэтам. Он — символ Красоты. Он сама Красота». Но из-под красивых слов подлинная цель его выступления прорывается наружу: «Церковного Бога, — пишет он, — надо убить! С философской точки зрения, это, может быть, лучшее из того, что я высказал за свою жизнь». На Рождество Гоген собрал весь мышьяк, которым лечил свои язвы, поднялся в горы и принял его, «потому что здоровье вдруг пошло на поправку» и он «потерял надежду на естественную смерть». Но это был вопль многострадального, и Господь услышал его. Сильная рвота вывела из уже теряющего жизнь организма яд. Он оклемался. Написал автобиографическую вещь «Всадники», подражая своей любимой гравюре Дюрера «Рыцарь, дьявол и смерть». Перебрался на другой остров и даже начал ходить к мессе. Потом он подружился с протестантским пастором Вернье, и все последние свои дни провел с ним в беседах о Боге. «Что касается всевозможных клик, которые вопят перед моими картинами, для меня это несущественно, тем более, что я и сам сознаю, насколько все мной сделанное несовершенно. Но неважно! Хоть на минуту касаешься Неба, тотчас же от тебя ускользающего, — зато эта мелькнувшая перед глазами мечта есть нечто большее, чем вся материя» (Поль Гоген).

*1888 год. Эдинбург, Национальная галерея Шотландии.

Читайте также:
Илья Репин. Воскрешение дочери Иаира
(Государственный Русский музей, Санкт-Петербург)

 

Подготовила Екатерина Ким