А ты никогда не думала о церковном пении?

На семинаре по детской литературе случился у нас с подругой следующий разговор.

— Дашка, а ты никогда не думала о церковном пении? Говорят, это хорошо ставит голос.

— Ну что ты, Лен, я ж в рок-студии занимаюсь, тебе не кажется такое совмещение слишком экзотичным? Да и вообще, куда мне даже пытаться с моими вокальными данными! (Мама внушила, что много петь мне нельзя, и это подтверждалось практикой: голосок садился почти сразу.)

Не знаю, почему, но не хотелось мне этот вопрос закрывать, и в тот же вечер я получила всю интересующую меня информацию у девочки, которая, мне сказали, давно поет в хоре, а она (вот это реакция!) через несколько дней узнала для меня все о певческой школе в храме святой мученицы Татианы.

Правда, — добавила она, — там прием уже окончен, но ты все равно сходи,попробуй уговорить директора, а уж если не получится, мы еще что-нибудь придумаем.

Ее настойчивость меня удивила. Теперь понимаю, как важно было тогда настоять на моем приходе в храм. Если человек, даже сам того не понимая, идет к Богу, помочь ему надо, поддержать, а то потухнет благое желание, и неизвестно, дано ли ему еще будет родиться. Спаси тебя, Господи, Марина!

Лишь уступая ее настойчивости, я пошла вечером на службу, после которой рассчитывала «поймать» директора. По дороге в храм повторяла про себя единственную тогда известную мне Иисусову молитву и даже в том моем состоянии испытала на себе ее благодатное воздействие: я почти не боялась, хотя шла в неизвестное мне место, не зная, что вообще ждет впереди. Мои церковные познания ограничивались присутствием на Таинстве Крещения сестры и Пасхальной службе в подмосковной деревне. Я и хора-то настоящего не слышала никогда!

Признаюсь, не молилась я на той службе, как не молилась и потом, потому что даже и не знала, как это делается. Просто стояла, слушала хор и жадно впитывала все, что видела и слышала. Устала от долгого стояния, очень все болело, тело как будто протестовало, но я, возможно, даже из гордости, решила не отступать: совестно было перед Маринкой, которая так старалась для меня. «Все равно не возьмут, — думала я, — зато можно будет спокойно сказать: я сделала все, что могла».

Директора я узнала по описанию, выразила свое восхищение хором и горячее желание учиться пению. И она взяла меня! Взяла, хотя набор был давно завершен. На следующее утро уже надо было явиться в обязательном порядке на литургию, после которой начнутся занятия, а потом будет вечернее богослужение, на котором нашему учебному хору — петь. Таким образом, воскресенье полностью выпадало из привычного жизненного режима. А потом выпали понедельник, среда и пятница. Поначалу пришлось совмещать со студенческой жизнью, работой, другими интересами, даже с рок-студией! Постепенно все ненужное и лишнее отсеивалось, и продолжает отсеиваться. Душе все легче и легче.

Христианские ценности как-то незаметно, сами собой вошли в жизнь, стали мерой всех слов и поступков. И что интересно: ограничение себя (постные среда и пятница, целое воскресенье безвылазно в храме, различные обязанности) воспринималось мною так радостно и легко, что я сама себе удивлялась. И сама не заметила, как влилась в новую среду, нашла друзей, с которыми легко и радостно. Неофитским восторгам не было предела: ощущение, что все получается, окрыляло. И ничего, что параллельно шел еще десяток дел, которого хватило бы на несколько человек. Ну что ж, я привыкла к активной, насыщенной жизни… Эта гонка называлась «Остаться в живых». Теперь только понимаю, что радость и полнота жизни заключаются не в большом количестве различных занятий, когда человек занимает активную жизненную позицию, а в совершенно ином: в пребывании души в любви к Тому, кто ее создал, в питании этой любовью. Иными словами, это некое окончательное возвращение заблудшей души Домой, Туда, где всегда тепло.

Это ощущение твердой опоры под ногами, когда, казалось бы, все вокруг летит в бездну. Это приют, в котором то самое Одиночество ни при чем. Ты уже не одинок, если ощущаешь Его постоянное присутствие рядом с собой, и ни один волос не упадет с твоей головы, если на то не будет Его воли. Когда происходит это обретение нового себя, все увлечения и занятия проходят проверку. Дело в том, что если в твоей жизни, как это ни банально прозвучит, появился Смысл, то добрая половина твоих дел оказывается суррогатом – не обязательно злым и вредным, но по крайней мере, ненужным, которым душа питалась, потому что не видела Настоящего. С появлением в жизни этого Главного уже не страшно за будущее, не страшно упустить молодость, потому что знаешь, что дальше будет только лучше: не медленное умирание, а обновление, не угасание, а все большее освобождение…

Что касается духовного пения, оно стало одновременно и любимым делом, и будущей профессией – по крайней мере, буду стараться, а там как Господь положит. Важно то, что теперь у меня не возникают проблемы с постоянно садящимся голосом: с одной стороны, это заслуга моего педагога по вокалу, с другой – проявление, как мне кажется, Его воли, которая незримо (и только сейчас это становится понятным!) проходила через всю мою жизнь. Ведь если раньше мое пение со сцены было направлено на достижение признания, на пресловутую самореализацию, на выражение себя и прочие фантомы (существующие лишь в больном гордостью воображении), то сейчас хоровое духовное пение лечит душу от эгоизма, смиряет (не зря ведь его тоже называют послушанием). Всю жизнь я мечтала петь, но переживала, что скорее всего, по законам этой жизни, не смогу делать то, к чему лежит душа. И вот Господь, по огромному Своему человеколюбию, явил мне это маленькое чудо: он указал мне путь, угодный Ему, путь, к которому так стремилась душа и на котором впереди еще столько радости, большой непреходящей радости…

Материал подготовлен Православие и мир