Как мы смогли остаться русскими

	Сергиево-Радонежский собор в Кливленде

О воспитании молодежного патриотизма за границей могу рассказать то, что сама испытала в детстве.

Я выросла недалеко от Нью-Йорка в многодетной семье священника Русской Зарубежной Церкви. В этом церковном организме (РПЦЗ) считалось необходимым «сохраниться русскими», т.е. не вливаться в местную среду, поскольку РПЦЗ сознавала себя частью Русской Церкви, в недра которой ей предстояло влиться после падения безбожной власти. С детства мы на каждом богослужении слышали поминовение «о страждущей стране нашей Российстей и о православных людях ея, во отечестве и в рассеянии сущих», - мы с детства сознавали Россию своим Отечеством. Итак, наше чувство принадлежности России и патриотическое самосознание обуславливались прежде всего самосознанием нашей Церкви.
Задача «сохраниться русскими» означала постоянную борьбу против ассимиляции или поглощения местной средой. Дома у нас строго запрещалось говорить по-английски. Мы поступали в американскую школу в 5-6 лет, не понимая ни одного английского слова. Хотя иностранный язык скоро нами, детьми, осваивался, мы никогда себя не чувствовали «своими» в американской среде. Настоящих друзей среди американских детей у нас не было, хотя родители нам специально не запрещали такие дружбы заводить. Мы по-настоящему жили и общались в церковно-приходской среде: в церкви, в русской школе, в детском лагере и при встречах с русскими друзьями.

Русскую школу мы посещали по субботам, с 9-ти до 13-ти ч. дня. Приходская школа в Наяке состоит из 12-ти классов и детского сада. В школе преподаются русский язык и литература, Закон Божий, география России, русская история, церковно-славянский язык и пение. Для молодежи и для родителей русская школа означала нелегкий подвиг: надо было дома готовить домашние задания, а в единственное свободное утро недели, в субботу, надо было ехать на занятия, - когда американские дети отдыхают, ездят на пляж или на лыжах бегают... В русской школе, как и дома, запрещалось говорить по-английски. Невозможно в рамках настоящей статьи описать всю программу школы; в целом я помню, что преподаватели учили нас благоговеть перед царской Россией, перед ее верой и культурой. Нас учили понимать революцию как величайшую беду, из-за которой мы находимся за границей, а наши соотечественники в СССР страдают, томятся в концлагерях и т.д. Историю и литературу советского периода мы в русской школе не проходили. Позже, когда началась перестройка, открылась Россия и участились контакты с ней, этот пробел в нашем образовании оказался серьезным препятствием для взаимопонимания двух частей Русской Церкви. Слава Богу, процесс восполнения этого пробела начат и продвигается каждый день нашим постоянным общением с Россией.

В детский лагерь нас родители отправляли каждое лето в Катскильские горы (в штате Нью-Йорк) на весь июль. Лагерь называется Н.О.Р.Р., – Национальная Организация Российских Разведчиков («разведчик» в данном контексте означает нечто вроде скаута). Эта эмигрантская организация основана когда-то после революции монархистами-«петровцами», которые особенно чтили память имп. Петра Великого. Идея детского лагеря Н.О.Р.Р. в годы его основания вдохновлялась образцом «потешных» имп. Петра, - военных полков из мальчиков, с которыми Петр играл в детстве и которые позже составили серьезную силу в императорской армии. Поэтому мы в лагере маршировали и занимались строевыми занятиями, носили формы при подъеме и спуске русского трехцветного флага и т.п. Однако, в наше время идеология основателей Н.О.Р.Р. почти забыта: молодежь любит лагерь, потому что общается там со своими друзьями, играет, плавает, живет в палатках и т.д. Несмотря на светский характер организации, лагерь Н.О.Р.Р. всегда окормляется клириками РПЦЗ, лагерный день начинается и оканчивается общей молитвой, в праздничные и воскресные дни служится всенощная и литургия, каждый будний день священником преподается урок Закона Божьего.

Основной мотив лагерной программы, который по сей день остается неизменным, это любовь к православной России и чувство долга перед ней. Я помню характерный куплет из одной лагерной песни:

Велика была Россия,
Ныне слез она полна.
Наши силы молодые,
Знай, потребует она.

	Свято-Иоанно-Предтеченский Собор, Вашингтон

В лагере, как и дома, строго запрещалось говорить по-английски. Надо сказать, что этот запрет также являлся серьезным подвигом для молодежи и для начальников: наше поколение, будучи уже третьим поколением русских эмигрантов, лучше говорило по-английски, чем по-русски. В лагере нас часто наказывали за английский язык. Несмотря на это, мы наизусть знали множество лагерных песен (народных и патриотических), мы ставили короткие русские пьесы во время вечерних костров, играли в разные русские игры, читали и пели за богослужениями по церковно-славянски. Таким образом, не без борьбы и поражений проходило наше воспитание, но мы в конечном итоге сознавали и сознаем себя русскими.

Впоследствии, когда пала советская власть и явилась новая волна эмигрантов из России, наша работа над сохранением русского языка во многом облегчилась постоянными контактами с Россией. Наступил новый этап познания России – не абстрактной, а реальной России. Тем не менее, я убеждена, что та Россия, в которую мы с детства «не видя, веруем», не потеряла свое значение для воспитания положительного, созидательного патриотизма в России: чтобы любить и созидать свою Родину, необходимо верить и в идеальный ее образ. В Россию можно и нужно верить.

Совместный проект издания «Татьянин день» и журнала «Мы в России и Зарубежье»: