От Нового года до Рождества. Эпизоды IV–V

Читайте также:

От Нового года до Рождества. Келейные дни. Эпизод III

От Нового года до Рождества. Канун. Эпизод I

От Нового года до Рождества. Новолетие. Эпизод II

Второе Колычево

Эпизод четвертый. Сколько на свете Колычевых?

Еще в первый день матушка рассказывала нам о том, что в Рязанской области есть еще одно село Колычево. Там стоит храм Тихвинской иконы Божией Матери, именно с ним и перепутали монастырский Казанский храм при составлении документов. Сегодня все наши — Витя, Глаша, Даша и Нэля — уезжают в Москву, их ждут репетиции в Школе духовного пения и сессия, а я не тороплюсь, поэтому меня матушка берет в то село, которое между собой мы называем «Колычево-2». С матушкой едет и региональный архитектор, Марина Юрьевна, участвующая и в восстановлении Казанского монастыря.

Что в Егорьевском Колычево, что в Рязанском, то и по пути…

По пути проезжаем деревню Жабки — здесь назначили настоятелем в сельском храме нашего отца Георгия. Кирпичная развалина, которую он должен восстанавливать и в которой служить, видна на просвет. Крыши нет, окон нет, дверей нет — дыры, дыры и дыры. Матушка со скорбью говорит о тех трудностях, которые ожидают нового настоятеля, и о том, что монастырь ему будет помогать, как только возможно: просто по правде Божией иначе нельзя. А Марина Юрьевна трудностей не боится: «Ну что, поставить рядом бытовку, они сейчас готовые продаются, жить там кому-нибудь постоянно, чтобы все видели, что храм открывается; первым делом крышу поставить, хоть временную, и окна заколотить. И начинать служить. Сначала молебны у стен, потом в здании и постоянно», — и напоминает матушке, что в Казанском монастыре, когда они туда приехали, тоже не было где главу приклонить. А сколько таких «Жабок» мы проезжаем: вдоль дороги то один кирпичный остов церкви, то другой. И всюду — сначала некому восстанавливать, потом не на что, а иногда сталкиваются люди с таким равнодушием окружающих, что кажется — не для кого. И восстанавливают для Бога, а потом уж потянутся люди — точно придут, станут молиться, помогать…

Единственная верующая старушка на деревне

Три часа в пути — и мы в «Колычево-2». Здесь две деревни соединяются вплотную: Колычево и Аристово, и как раз на месте их встречи стоит храм — то, что от него осталось.

Нас ждет баба Сима. Когда матушка в первый раз приехала сюда, дело было уже вечером, и ей сказали, что единственный верующий человек во всей деревне — эта старушка. Когда к бабе Симе постучались незнакомые люди и спросили про церковь, она рассказала им все, что знала сама, а потом радостно и доверчиво села к ним в машину, и поехали они вместе к еще одной Симе, ее подруге, живущей неподалеку. Так появились у матушки и старые фотографии Тихвинской церкви, и некоторые сведения об ее истории. Познакомили приезжих и с отцом Василием, который раз в год приезжает в Колычево и Аристово — причащает стариков. Сегодня мы приехали засветло, с подарками и с профессиональным взглядом Марины Юрьевны. Поехать к батюшке уже не успеем — но баба Сима на Рождество передаст ему матушкины подарки.

Осторожно, падает плинфа!

Архитектор, Марина Юрьевна, входит в храм, мы сначала устремляемся за ней. У самого входа к ногам водителя падает с потолка кирпич. Все поднимают головы: со сводов свисают корни берез, а кладка целыми слоями повисла — едва ли не на этих корнях, отдельные кирпичи кое-где торчат с недвусмысленной угрозой. А ведь в прошлый раз, когда приехали затемно, бродили по храму, прыгали по балкам провалившегося пола, ковырялись в грудах битого кирпича и даже не видели того, что все эти камни упали сверху, что громкий звук, неосторожной движение — и Бог весть, что может случиться. Но тогда Господь сохранил всех, а сегодня матушка решает не искушать Бога и не благословляет мне оставаться в храме, да и сама выходит. Архитектор с водителем обследуют церковь, а мы осматриваем ее снаружи и беседуем с бабой Симой. На стенах растут березы — не березки, как в нашем Колычево, а толстые, многолетние деревья. Можно подумать, что кирпич — самая благодатная для них почва: сколько храмов, на которых поднимаются эти леса в укор всем православным!

Марина Юрьевна знает, где, что и как искать. В прошлый раз матушка не нашла ничего, кроме битого кирпича. Сегодня из-под обломков извлекают изразцы (храм был теплый, печка в нем была на славу), какие-то гири, матушка получает в подарок фрагмент деревянной резьбы, клепку от парчовой обивки иконостаса… В храме еще стоит престол, мы смотрим на фотографии остатков иконостаса, размышляем, не забрать ли в наше Колычево большой резной киот, начинающий гнить в груде мусора — отреставрировать его и поставить в Казанском храме в память об этом, Тихвинском…

«Мне как архитектору тут все видно, — говорит Марина Юрьевна, — что здесь как было и как надо восстанавливать. С точки зрения профессиональной — очень хороший и понятный случай. Дальше тут будет хуже, но в следующей году свод еще не рухнет… наверное. Даже несмотря на дожди». Марина Юрьевна вообще оптимист. Я спрашиваю, видно ли с архитекторской точки зрения, сколько может стоить восстановление храма. В ответ — только вздох о заоблачной сумме. Будь это памятник хотя бы регионального значения — может быть, помогло бы государство. Но при реставрации простого сельского храма приходится рассчитывать только на частных благотворителей, а откуда им здесь взяться, в глуши, куда ехать-то — в сторону от всех асфальтовых дорог, со всех сторон болота, летом ондатры прыгают, зимой только их хатки-шалашики среди трав торчат… И на селе, по мнению местных жителей, одна верующая старушка — хотя ведь все-таки не одна, еще кого-то перечисляет нам бабушка Сима, да все равно по пальцам одной руки перечесть можно, и все, как и она, далеко уж не молоды…

Серафима одна, Серафима вторая и Серафима третья

Баба Сима зовет своих подруг, и одна из них — местный библиотекарь — открывает нам закрытую по случаю новогодних и Рождественских выходных библиотеку. Там мы обретаем составленную со слов старожилов рукописную справку об истории церкви. К сожалению, большинство из них уже умерли — и слава Богу, что успели рассказать то, чего уже никто на селе не помнит.

Построена Тихвинская церковь была во второй половине XIX века. От освящения прошло всего 42 года богослужений на трех престолах храма, когда в 1937 году он был закрыт и загудели сброшенные на землю колокола… А сегодняшние наши собеседницы хорошо помнят церковь еще с пятью куполами, помнят могучие березы маленькими прутиками, помнят, как все это на их глазах разрушалось, и вот уже ни намека нет на барабаны и купола.

А как удивлены мы были, когда узнали, что и обеих подруг нашей бабы Симы зовут Серафимами! Только отчества разные. Случалось ли вам когда встретить такое, чтобы из трех человек троих звали таким именем?

Это был длинный день

Из «Колычева-2» мы едем в Егорьевск к благочинному, отцу Никодиму. Он просит помочь в оформлении сайта Николо-Радовицкого монастыря и спрашивает матушку, зачем, собственно, мы ездили в это Колычево в Рязанскую область. Матушка ему отвечает, а я думаю про себя, что это, конечно, было делом восстановления исторической правды (чтобы не назывался больше в официальных бумагах Казанский Колычевский храм Тихвинским) и делом обследования состояния Тихвинской церкви, но более всего — участники поездки душу себе травили. Потому что мало что можно сделать пока и для этого храма, и для храма в Жабках, и для всех сельских храмов, виденных по дороге, и потому, что вообще нельзя за все сразу хвататься, а надо шаг за шагом делать то дело, на которое тебя Господь поставил, например, восстанавливать ту руину, которую Он тебе поручил… Но и когда дело пойдет уже налажено — не останавливаться и не успокаиваться, не задремывать, всегда помнить о том, сколько их еще стоит и потихоньку кирпичи роняет…

От Нового года до Рождества. Сочельник и Праздник

Эпизод пятый. Предпраздничная тишина

Так случилось, что Рождество в этом году пришлось на воскресение. И потому особенно заметна стала мудрость церковного Устава. Напоминая нам о том, что Воплощение Сына Божиего в человеческом — рабском — образе было для Него таким же самоумалением, как и принятие крестных мук, Церковь строит богослужение этих дней по образу и подобию служб Страстной седмицы. В нынешнюю пятницу, как в Великий Пяток, не положено литургии, и читаются Царские Часы — соединение в одну службу 1-ого, 3-его, 6-го и 9-го часов, которые обычно по отдельности присоединяются к вечернему и утреннему богослужению.

Не знаю, если честно, дошла ли бы я до этой службы, если бы была в Москве и готовилась не только к праздникам, но и к экзаменам. А здесь одна подготовка другой не мешает: я не просто слушаю службу, но помогаю матери Ольге ее читать, вникаю не только на слух, но и слежу по книге за всеми чтениями. Ведь сегодня Церковь установила прочесть несколько пророчеств из Ветхого Завета, четыре отрывка из апостольских посланий и всё, что посвящено Рождеству в Евангелиях, причем повествуется даже о последующих событиях вплоть до возвращения из Египта.

На каждом часе привлекают внимание слова об Иосифе Обручнике: сначала говорится о его смятении, когда он увидел, что порученная ему в храме Дева готовится родить Сына; потом о его обретенной вере, опровергающей насмешливые сомнения окружающих, наконец — о торжествующей уверенности и радости от поклонения Младенцу, готовности исполнить свою роль и посвятить себя служению Христу и Матери Его…

А после службы матушка благословила вспомнить о сессии. И целый день я провела над учебником и конспектом. Интересно, если все выучить — не придется ли встречать Рождество с другой стороны забора, в психо-неврологическом интернате?

Сочельник

Как приготовить сочиво, в монастыре знает только послушница Наталья, подвизающаяся на кухне. Как приготовить душу к празднику — знает Церковь и назначает на этот день сразу несколько богослужений.

Когда отец Георгий приезжает в монастырь, он узнает, что начинать ему придется не с литургии, а с утрени: матушка велела отныне всегда служить утреню, если накануне вечером не было богослужения. Трудящиеся на клиросе тоже узнали об этой утрене только утром — но батюшка помог разобраться в том, чего не прояснили богослужебные указания… В общей сложности, и еще не считая утреннего монашеского правила, в храме мы провели пять часов. Немудрено: батюшка совершает богослужение с благоговением чрезвычайным. Когда он попросил перед литургией читать часы помедленнее, кто бы мог подумать, что растянуть чтение предлагается на 50 минут! А поскольку это невозможно, пошли в ход все те же междучасия, а потом и повторения…

После литургии полагается вечерня, на которой читаются восемь отрывков из Ветхого Завета, наиболее ясно предсказывающих Рождение Мессии. Если бы мне сказали года три назад, что я это буду читать, да что я вообще буду что-то в храме читать – я бы задумалась о вменяемости этого говорящего. А тут ничего — читаю по очереди с матерью Ольгой, а насельницы смиряются, покрывая любовью мою неопытность…

Кто ел настоящее сочиво?

Общая ассоциация с Cочельником — «до первой звезды нельзя». Сегодня это не работает, потому как суббота. И слава Богу, потому что если бы мы если только изобретенное Натальей сочиво и только вечером — было бы это очень смирительно и очень спасительно. Сочиво у нас по всем правилам, из пшеницы с медом и сухофруктами. Наталья варила зерна часа три и клянется, что в конце они были очень мягкими. Не знаю: когда их подают на стол, пшеница затвердела так, что напоминает резиновую дробь. Меня, впрочем, эта уставная пища очень радует — и я искренне сочувствую остальным обитателям монастыря: они же постарше меня, им тяжко…

Красота и благолепие

Наводить красоту надо всюду — хоть немножко. Я пытаюсь воодушевить девятилетнюю дочку одной из послушниц рисовать открытки для батюшки и всех насельниц. Меня, впрочем, интересуют не открытки, а чтобы Леночка дала своей маме поспать: та всю ночь готовила, а грядущую ночь проведет в храме. Наверное, послушание на кухне — самое тяжелое и самое спасительное в монастыре… Нас хватило на три открытки, а потом я услышала, что Наталья уже встала и прошла опять на кухню. Судьбы этих шедевров я не знаю — может, так и разбросаны по столу в комнате, где Леночка обычно может рисовать…

Всем видна другая красота: к празднику надо украсить икону. Я сразу вспоминаю, какое яркое осталось впечатление у моих друзей, украшавших Казанскую икону Божией Матери накануне престольного праздника монастыря. Они делали это сообща, спорили, как лучше, и в итоге сделали всем настоящий подарок: даже не верилось, что без всякого опыта можно сотворить такую красоту.

А мы украшаем икону вдвоем с еще одной девушкой, живущей в монастыре, — Людмилой. До службы осталось недолго, а надо еще дочитать правило к Причастию, так что на дискуссии у нас никакой энергии нет. Мы дольше разбираемся, как напитать водой те невиданные губки, в которые полагается втыкать стебельки цветов. А потом уж скоренько втыкаем: розовые цветы, между ними — белые, вокруг — маленькие еловые веточки. Ничего, главное, чтобы украшения прикладываться к иконе не мешали. Впрочем, цветы ли украшают икону или икона украшает цветы, но нас никто не критиковал, даже наоборот…

Христос раждается, славите!

Наконец начинается служба. Я уже немного привыкла стоять на клиросе, то есть у разножки в уголку, и читать. Но ведь обычно в храме ни одного незнакомого лица не было. А тут — человек тридцать. Как это страшно — и как это радостно! Матушка каждого приветствует и благословляет, а я поспешно сверяю написанное в Часослове, Минее и в богослужебных указаниях. Как уже повелось, батюшка находит время объяснить мне все, о чем я додумаюсь спросить. Нельзя сказать, чтобы все прошло совсем уж непреткновенно, но серьезных накладок все-таки не было.

Читать там полагается довольно много, особенно на Великом повечерии — первой части всенощной. А матушка и мать Ольга поют. Как это не только всепрощающие сестры, но и все присутствующие меня терпят?

Чтение канона — это особый случай. Когда на уроке у отца Максима в Школе духовного пения мы взялись переводить Рождественский канон, я обнаружила, что это не так-то просто. Написан он был, разумеется, по-гречески. А когда переводили — перевели слово в слово, сохраняя греческие падежи и порядок слов. Теперь разберись попробуй, что к чему. Я, если честно, не была уверена, что останусь в Колычево до Рождества (спасибо матушке, дававшей время позаниматься в тихой келье!), и не взяла с собой перевод службы, который раздобыла еще для уроков отца Максима. Правда, времени прочитать перевод у меня все равно не было бы. Но удивительная вещь: когда я читала первый канон вслух и потом слушала, как мать Ольга читает второй, у меня даже вопросов о переводе не возникало. Не думаю, что я бы тогда смогла перевести каждый отрывок, но что-то они мне говорили — так, помимо падежей и прочего синтаксиса…

А вот в конце всенощной меня ждала некоторая неожиданность. При начале первого часа народ стал выходить из храма. Я было подумала, что им сказали, что часы читать мы будем долго (в Рождество отец Георгий не оставил традиции совершать приготовление Святых Даров — проскомидию — благоговейно и неторопливо), поэтому можно пойти в трапезную, посидеть там и отдохнуть. Я ожидала, что к литургии народ вернется. Как бы не так: при возгласе, начинающем торжественную литургию: «Благословенно Царство…» — в храме, кроме насельниц монастыря, было человек пять. Зато все они причащались. А полупустой храм выглядел так привычно и нестрашно…

Через почти шесть часов — столько длилась ночная служба — чтение Рождественских посланий Патриарха и владыки Ювеналия было «точкой под восклицательным знаком». Но как только все приложились ко кресту, я поняла, что и спать не хочется и усталости настоящей нет — только ощущение Праздника. Не ожидала я такого от себя — вот мне и подарок на Рождество.

Трапеза

Трапеза — ну что тут скажешь? Что причастившиеся на литургии детишки спокойно заснули за столом. Что даже хорошо, что народу не так много, но что все бывшие до конца на службе остались разделить радость и за трапезой. Что завтра — вернее, уже сегодня – благословили начать утреннее правило в восемь, а не в шесть. Что завтра — вернее, уже сегодня — пора все-таки ехать в Москву. Что немного грустно уезжать. Немного — потому что уже зовут приезжать опять, и приезжать почаще. Что жалко спать — жалко тратить на сон последние часы в Колычево (пока мой организм не догадался, что ему пора валиться с ног, и ноги держат). Что я очень постараюсь приехать еще — если Бог благословит, а матушка примет.

Фото предоставлены автором