Эту радость я им обещаю. Что значит: воспитать солдата

 — Отец Михаил, Вы человек, можно сказать, живущий в армии, расскажите, каково там приходится солдату.

— Те, кто не идет сегодня в армию, перекладывают тяжесть этого необходимого дела на плечи тех, кто туда идет. К примеру, в наряды солдаты ходят через сутки, т.е. сутки они служат, а следующие сутки они выполняют общественные работы: снег убирают, или еще что-нибудь. И так два года.

—  Ребятам, которые туда попадают, поначалу непривычно: режим, дисциплина.

— Если человек православный, он это воспринимает как еще одно служение. Если он не христианин, то в армии достаточно поводов, чтоб задуматься о Христе. Скорби, которые приходится терпеть, размягчают сердце человека. Если он не негодяй, что бывает крайне редко, то он способен взглянуть на жизнь совершенно по-другому. Может быть, армия — это единственная минута в его жизни, когда он способен, находясь не в тепличных условиях, восприять Бога, и, вообще, всерьез подумать о смысле жизни.

—  Выходит, что армия может быть одной из ступеней на пути в храм?

—  Несомненно. Я считаю, что этот путь для каждого человека постоянно открыт. Несомненно, что христианину армия идет на пользу. И язычнику она тоже идет на пользу, потому что он приобретает некоторое понятие о послушании. Если человек будет думать, что ему все можно, то до добра это не доведет.

— В армии сейчас проводятся какие-то политические занятия, на что это теперь похоже?

—  Политические занятия — это термин явно устаревший. Занятия не могут быть политическими, когда нет политики. Часто офицеры, которые их проводят, дезориентированы больше, чем солдаты, которые их слушают. Это просто топтание на одном месте и обращение, в лучшем случае, к Великой Отечественной войне — к примеру, который уже давно никого не вдохновляет. Поскольку нет системы, нет идеологии, то этот вакуум заполняется всяким эрзацем. Чаще всего, это просто разговор ни о чем.

— Когда Вы были студентом, как Вы относились к перспективе службы в армии?

— Призыв студентов в армию отменили именно в наш год. Относясь к армии без особого восторга, я не собирался от нее бегать. Я воспринимал это, будучи даже не христианином, просто как необходимость, как долг, а долги надо платить. Это долг настоящего мужчины и порядочного студента. А трагедии из этого делать не надо. Если парень нормальный, то в армии с ним ничего не случится.

— Но ведь часть на часть не приходится, много зависит от места, в которое попадешь.

—  Бывают, конечно, исключительные случаи, но обычно все зависит от самого человека. Как он поставит себя, так оно и будет. Армия — это не монастырь, и праведность солдата это совсем не то, что праведность монаха. Надо понимать эту разницу, и надо понимать, где что уместно.

—  Наверное, ребята ждут от священников какого-то человеческого общения?

—  Священник — это окно, это единственный луч, не побоюсь этого выражения, света в темном царстве. Потому что в гарнизоне солдату пойти просто некуда.

— Как относится к этому гарнизонное начальство? Пытались Вам как-то мешать?

— Конечно мешают. А почему должно быть иначе? Мы ничего другого не ждем, помогать они будут тогда, когда у них будет опыт взаимодействия с нами.

— Когда они увидят для себя какую-то реальную пользу?

— Утилитарную. Например, на гауптвахте стали наливать заключенным не четверть стакана чая, а целую кружку, потому что у них совесть проснулась. Офицеры честно исполняют свой долг, следят за тем, чтобы солдаты обходились друг с другом справедливо, но в армии всегда можно устроиться так, что офицер ничего не сделает. Потому что у офицера семья, он не может сутками быть на службе. Всегда найдется пробел. Тут надежда только на совесть. Это отражение образа Божьего в человеке, и надежней этого ничего нет.

— Расскажите что-нибудь о Вашем храме, как вообще удалось построить храм в воинской части?

— Наш храм вообще уникальный. Он был построен за девять месяцев. Кирпичный храм, это когда все разрушается! Только в ракетных гарнизонах построено уже больше сорока храмов. Если все такими темпами пойдет, то еще немного времени, и люди будут выбирать, по крайней мере, между безверием и Православием. Сейчас тот опыт, который вырабатывается в армии, в большинстве случаев положительный. Формируется отношение людей в погонах к Церкви, как к институту, который может действительно помочь в воспитании солдат. Как сказал Министр обороны на освящении нашего храма, если Церковь и армия не возродят Россию, то не будет ни Церкви, ни армии, ни России. И слава Богу, что сейчас в армии есть люди, которые хорошо это понимают. Денег нет вообще ни на что, и храмы строят для себя они сами. Они понимают, что с этого надо начинать.

— Армия — это одна из основных движущих народных сил...

— Армия — это вообще то, на чем держится наша государственность. Пока есть люди, способные выполнять приказы, люди, которые имеют добродетель послушания, государство как институт существует.

—  Получается, что армия является каким-то противовесом основной массе населения...

— Нет, просто единственное, что еще не позволяет беззаконию твориться в нашей стране, так это армия, охраняющая внешние границы государства. Новый порядок будет наведен силами извне, и события в Сербии это очень хорошо иллюстрируют. Больше того, я считаю, что московское студенчество и, в частности, Московский университет, могло бы хоть как-то проявить свою активность. Например, если бы студенты Университета на полгода бойкотировали свои поездки в США, спонсированные американскими фондами, то это бы значило, что они не чураются интересов своей страны. То есть понимают Университет не как ступеньку, от которой отталкиваются, а как почву, на которой они будут взращивать свою судьбу и свои знания. Уезжать отсюда я считаю греховно, безнравственно и подло, ведь бросать свою мать, когда она больна — это подлость.

— Тем более сейчас, когда Америка объявила экономические санкции некоторым техническим российским институтам.

— Нужно сделать подобный шаг и относительно американских вузов. Тем более, что в области гуманитарных знаний они без нас будут деградировать значительно быстрее, чем мы без них. Их уровень просто несопоставим с нашим.

—  Солдатам, как Вы сказали, сейчас приходится нелегко, ну а офицерам?

— Сейчас десятки офицеров выполняют свой долг, по многу месяцев не получая зарплаты. Они просто служат — исходя из понятий честь и совесть. Удивительно, что такие офицеры есть.

— На рождественских чтениях очень много говорили о белых и красных, говорили, о чем надо писать в учебниках истории, которые выпускаются для школ  — о событиях гражданской войны, о Великой Отечественной. Похоже, это одна из главных тем этих чтений. Наверное, офицерам радостно было бы слышать об этом?

— Несомненно, что русское офицерство способно возродиться. Но есть опасность, что через какое-то время его просто не будет. Просто исчезнет поколение, которое проходило учебу в тех условиях, когда была идеология, было сильно государство. Сейчас молодежь в большинстве своем воспринимает армию или офицерские училища как ступеньку, чтобы получить очень хорошее образование, хорошую подготовку, хорошую выправку, физическую и нравственную, и, отслужив два-три года, — уйти.

— Существуют разные молодежные организации, например, скауты, или вот — ребята из «Организации Юных Разведчиков». Они тоже как-то отвечают за то, что делают.

— Однако у большинства из них нет никакого опыта церковности. Все, что они набирают, они воспринимают в лучшем случае как хорошую физическую подготовку, которая поможет в армии, или еще где-нибудь. Поэтому так убого выглядят выступления наших правых. Одним патриотизмом сыт не будешь. Человеку, который не знает, что такое Святые Христовы Тайны, невозможно разобраться в Промысле Божьем о нашем Отечестве.

— Но надо же говорить о любви к Родине?

— Если не иметь любви к ближнему, то это выглядит смешно. Это воспринимается как проявление дикости. Понимая, что это благие намеренья, и в глубине сердца понимая этих людей, мы в тоже время не можем быть с ними.

— Я бы сказал, будучи знакомым со скаутами, что кое-где они начинают сами портить о себе мнение. Эти лагеря, десятитысячные сборища...

— Да, там, где начинают действовать советскими методами или подобными им западными, ничего не достигают, кроме отторжения обывателя. Ведь обыватель хочет, чтобы его не агитировали и не призывали. Он хотел бы сам сделать свой выбор. Я не занимаюсь агитацией в армии, я этой задачи вообще не ставлю. Смысл в том, чтобы отношение к Церкви у людей было не как к богадельне, а как к уважаемой конторе, где люди занимаются делом. Важно, чтобы они почувствовали, что в Церкви люди серьезные. Чтобы они, признав право Церкви на существование, начали сначала приносить первую, утилитарную пользу, а впоследущем, позволив сердцу размягчиться, действительно возросли. Может быть, будет такой один из ста, но он все равно будет. Если Господь коснется сердца человека, то так или иначе это скажется.

— Многие учителя говорят, что они учат наших детей для того, чтобы «они не били нам морды».

— Это очень разумно. Нужно просто понять, что прежде всего мы имеем дело с людьми, а потом — с солдатами. Они должны знать, что их помнят, любят и ценят, и вообще они кому-то нужны. Вот, например, мы раздавали ночью ребятам в карауле непостное печенье. Раздавать постное печенье было бы просто вредно для Церкви. Надо понимать, в каких условиях они существуют. Нужно с ними разделить те минуты радости, которые у них бывают, а не обвинять их в том, что они делают что-то не вовремя. Мы раздали тонну двести печенья, и они хоть несколько дней ели столько, сколько хотели. Это лучшее свидетельство о Христе, чем долгие разговоры и лекции. И они все приходят в храм и могут бесплатно поставить свечки. Они знают, что любой может прийти в храм и получить крест бесплатно, и еще веревочку, чтоб его надеть.

— И крестятся, наверное?

— Я крещу не с ходу. Если в храм ходить не будет, зачем его крестить. Он наворочает, а расхлебывать будет намного сложнее. До этого нужно дорасти.

— В честь какого святого освящен ваш храм?

— Это храм преподобного Ильи Муромца, в военном гарнизоне Главного Штаба ракетных сил России.

— Вам кто-то помогает в Вашей работе?

—  Наш настоятель — протоиерей Дмитрий Смирнов. Из прихода храма Митрофания Воронежского. Постоянно поддерживаем связь и с отцом Андреем Кураевым, он даже два раза к нам приезжал. Взаимодействуем с отделом владыки Саввы.

— Хорошо, что вокруг еще есть радостные вещи...

— Там у меня каждый день радость. Когда ты видишь, как Господь размягчает сердца людей, независимо от их убеждений и предрассудков, понимаешь, что этой радости хватит еще на много священников, которые захотят послужить в армии. Эту радость я им обещаю.