В ослепительном свете славы великого русского певца все как-то позабыли о его происхождении от простых вятских крестьян, переселившихся в Казань незадолго до рождения первенца. Глубокая и искренняя вера в Бога, выражавшаяся в повседневной жизни родителей, в их отношении к Церкви, на всю жизнь сформировала мировоззрение Федора Ивановича. Вот почему шаляпинские «Страницы из моей жизни» пронизаны религиозными мотивами.
«С барина с белого сорвите, наркомпросцы, народного артиста красный венок»
В 1922 году большевики разрешили Шаляпину выехать на краткие гастроли: нужно было прорвать международную изоляцию Советской России и... получить шаляпинский гонорар. Это было в новинку для певца, хотя потом стало правилом на долгие десятилетия. Шаляпин так до конца жизни и не узнал, что большевики выслали его из России. Этот вопрос обсуждался на самом высоком уровне: на заседании ЦК РКПб 10 мая 1921 года при участии Ленина. Почему был выслан Шаляпин? Он освобождал из заложников своих знакомых дворян, выступал против распыления по всей стране богатейшего реквизита Мариинского театра, противился «идейности» в работе Мариинского театра — в общем, не скрывал своего несогласия с политикой большевиков.
В 1925 году Шаляпин писал в Москву дочери Ирине: «Целую тебя и всех, да и то — «Христос воскресе». Завтра Пасха... теперь попаду домой не раньше 27 года, вот так». А 1927 год стал роковым. Шаляпин пожертвовал огромную сумму на помощь русским безработным — через своего духовника, отца Георгия Спасского. Священник опубликовал отчет о расходе средств, большая часть которых была передана митрополиту Евлогию (тогда последний находился в каноническом подчинении Синоду в Москве). Этот отчет прочли в Москве и больше всего возмутились тем, что Шаляпин осуществлял благотворительность через Церковь. Маяковский написал хлесткое стихотворение «Господин «народный артист»«, где негодовал, что деньги Шаляпина попали в «поповскую шляпу», и трибунно призывал: «С барина с белого сорвите, наркомпросцы, народного артиста красный венок». После шумной, хорошо организованной кампании певец был действительно лишен звания Первого народного артиста, присвоенного в 1918 году. Эмиграция стала пожизненной долей Шаляпина.
«Россия была хороша»
Священник Борис Старк, который в 1938 году принимал участие в отпевании Шаляпина, в своем письме ко мне вспоминает: «Каждый год Шаляпин давал в одной из парижских зал концерт с архиерейским хором». В первом ряду сидели митрополит Евлогий и духовник певца отец Георгий: Шаляпин присылал им приглашения на свои концерты. Об этом же свидетельствует и другой источник: «Шаляпин неоднократно давал благотворительные концерты, сборы от которых передавал митрополиту Евлогию для помощи бедствующим русским эмигрантам» («История Русской Православной Церкви», т. 1, СПб, 1997, с. 64). Присутствие в первом ряду духовенства указывало на целевой характер концертов: помощь русским шла через Церковь, светским благотворительным организациям певец не доверял. Но после 1927 года Шаляпин просил не публиковать отчетов: он стал осторожнее, хотя от своих принципов не отступил.
«А ведь правда, Россия была хороша, — передает Ю. В. Мандельштам слова Шаляпина, — а теперь это кошмар, страшный и долгий. И я в нем, к сожалению, участвовал. Ошибался. Но я не упорствую в своей глупости...»
«Царя у нас нет, остались только Вы, Федор Иванович!»
В 1935 году, возвращаясь из Америки, Шаляпин опасно заболел. Его положение было столь тяжелым, что долгое время врачи не решались перенести больного с борта парохода на берег, в хороший госпиталь под Парижем. Доктора опустили руки перед неизвестной болезнью. Тогда Шаляпин призвал священника: певец «захотел не только причаститься Святых Тайн, но и пособороваться, так как допускал возможную кончину. Отец Георгий пришел к нему, пособоровал, причастил, и здоровье к Ф. И. вернулось, он прожил еще несколько лет», — рассказывает священник Борис Старк. За эти 3 года, что были дарованы певцу Богом, Шаляпин совершил несколько поездок в Японию и Китай, столь нужных жившим там русским.
Шаляпин приехал в Харбин сильно простуженным. Русские затаили дыхание: а вдруг заболевший певец так и уедет, отменив концерты. В газетах Харбина отражается это напряженное и смиренное ожидание. Но певец так покорен теплым приемом русских, что не может их подвести: он обязан петь. И вот он решается на первый концерт, поет с высокой температурой, порой покашливая, но в газетах — ни одного упрека.
К Шаляпину в отель пришли представители маленькой группы русских фашистов с требованием денег — но певец с гневом прогнал их. Тогда эти политиканы попытались травить «французского подданного Теодора Шаляпина», однако получили столь мощный отпор русских, что тут же умолкли. «И эта обида за Шаляпина еще больше сближает нас», — писала газета «Луч Азии», выражая соборное единство русских вокруг Шаляпина. Еще более откровенно сказал в Шанхае один русский: «Царя у нас нет, остались только вы, Федор Иванович!» Этот человек лишь выразил общее ощущение: Шаляпин — духовный лидер русского зарубежья.
«Вот оно, без Родины!...»
В Харбине произошел знаменательный случай. Шаляпин увидел, как оккупировавшие город японцы вели колонну русских детей. Куда? Певцу объяснили: в храм на поклонение богине Аматерасу. «Как же это?!... Православные школьники кланяются языческой богине?» — возмутился Шаляпин. Для него русские — это православные, и едва ли эту мысль сын русских крестьян взял у Достоевского: таково было мировоззрение Шаляпина.
А затем певец печально добавил: «Вот оно, без Родины!.. Допустим, нам, старикам, по заслугам. Получили, что заслужили. Но причем тут дети?» В этих словах — покаяние Шаляпина в прежних грехах: и за «идейные» песни в среде революционно настроенных гостей Н. Телешова, и за антимонархическую «Дубинушку», и за красный бант в марте 1917...
Нужно обладать действительно богатырским здоровьем, чтобы выдержать все, что перенес Шаляпин. Но и этот русский богатырь был сломлен. Со смертельной усталостью пишет он в ноябре 1937 года дочери Ирине: «...буду счастлив забыть и самого себя. Уехав в деревню, буду называться Прозоровым по маме, а Шаляпина не надо. Был да сплыл». Внезапная неизлечимая болезнь крови, и 12 апреля 1938 года Господь призвал певца к себе. Во дни Великого поста отпевал раба Божьего Феодора митрополит Евлогий...
У каждого художника есть свое любимое детище. Среди огромного фононаследия певца (около 500 грамзаписей) одну грампластинку Шаляпин особенно любил. Это была запись православной молитвы — «Сугубая ектенья «А. Гречанинова. Певец обязательно давал послушать ее каждому своему гостю. На этой пластинке были такие слова: «Молимся о Богохранимой Державе Российской и о спасении ея». Таким был внутренний настрой Шаляпина. В этой молитве и сейчас наша страна особенно нуждается.
Авенир СЕДОВ
Все мы знаем русскую натуру Шаляпина <...> И все же: тут не только он сам. Богатая натура создавалась на нетронутой, девственно русской почве, из нее бьет ключом источник оригинального национального творчества. Силен и богат Шаляпин прежде всего этой связью своей с черноземом, он не оторвал от себя этой пуповины, которая связывает его с народом, — не хотел. Не мог оторвать. Вот почему ему так легко и хорошо с простым народом, <...> «К пению меня приобщали мастеровые русские люди, — вспоминает он, — и первое мое приобщение к песне произошло в русской церкви, в церковном хоре... Русские люди поют песню с самого рождения: песню страдальческую и отчаянно веселую».
П. Н. Милюков (1859-1943), министр иностранных дел в первом правительстве Керенского
В 1933 году Русская опера в Париже была приглашена на Международный конкурс оперной музыки в Англию <..,> Перед отъездом из Парижа Шаляпин обратился к солистам и хору с речью, в которой предостерег, что им предстоит состязаться с прославленной на весь мир Миланской оперой и не менее серьезным конкурентом — Берлинской оперой. А еще сказал, что этот конкурс — «наш отчет перед русским народом нашей Россией».
После прощания с лондонцами Шаляпин собрал всех участников спектакля, тепло поблагодарил их и подчеркнул, что победе русской оперы содействовал весь коллектив — от мала до велика. Женскому составу преподнес по коробке конфет и флакону духов, мужчин пригласил на завтрак в кафе «Лион», где он снял зал, предупредив: «Кто не явится — навеки мой враг!» С большим подъемом прошла эта вечеринка, на которую собралось человек пятьдесят. Провозглашая последний тост, Шаляпин сказал: «Мы с гордостью можем сказать, что высоко и честно держим святое знамя русского искусства. За это умение, за нашу большую работу наш народ-богатырь, может быть, помянет нас добрым словом и простит наши ошибки, вольные и невольные». И вдруг Шаляпин начал песню на замечательные слова Шевченко «Як умру, то поховайте...» Воцарилась тишина, в его голосе послышались рыдания... «Это вам моя заповедь: похороните меня на Родине, на берегу родной Волги», — тихо сказал он.
Из воспоминаний И. Паторжинского
Слава?.. Родиться в безвестной семье, в скромной доле, в темных условиях, в таком месте, которого, может быть, и ни на одной карте нет...
Босиком работать, сызмальства кули таскать на волжских пристанях.
Ночевать под открытым небом, раскидать на палубе беззаботность своей шестнадцатилетней юности и, уставясь в звезды, безвестною струей пустить родную песнь в поднебесье и на удивленный голос из каюты, спрашивающий: «Кто поет», — звонким голосом откликнуться: «Шаляпин!»
Это никому неизвестное имя бросить на весь мир, поднять его над миллионами людей, сделать его известным каждому, превратить его в нарицательное, дать ему множественное число для обозначения тех, кто в сто лет рождается один, да и то...
Превратить свое имя в нечто светящееся, что тянет за собой толпы людские, из захолустного певческого хора вывести его на всемирную арену музыкального искусства, заполнить им оба полушария, сделать из своего имени такое существительное, перед которым прилагательные забывают, что существуют степени сравнения... Это ли не слава?
Князь Сергей Волконский
Вставить в блог
Поддержите нас!
