Февральская ночь, или Утопия
Угрюмая февральская ночь. Дом rpaфa Алексея Толстого на Никитском бульваре погружен в сон, окна темны и безжизненны. Лишь в одном окошке видны отблески огня. В глубине этой комнаты ярко пылает камин, пламя жадно глотает мелко исписанные листы. Перед камином, в высоком кресле, сидит Гоголь, опустив голову, и рядом мальчик-слуга на коленях...
В эту ночь с 11 на 12 февраля среди прочих бумаг сгорел несостоявшийся второй том «Мертвых душ». Так и не ясно, произошло это по вине автора или по какой-то роковой случайности. Сохранились лишь черновые наброски к пяти главам второго тома, да и те обрываются буквально на полуслове. Остается только догадываться о величии и красоте того строящегося «дворца», «крыльцом» к которому явилась первая часть поэмы.
Большинство поклонников писателя, влюбленных в необычайный, загадочный мир его произведений, считают сей факт невосполнимой утратой и не желают смириться с потерей. Они бы дорого отдали за то, чтобы воландовское утверждение «рукописи не горят» оказалось справедливым и на этот раз. Достать книжицу из камина пытаются проворные художники слова, с завидной легкостью восстанавливающие неоконченный том.
Так, еще в 60-х годах прошлого столетия некто Ястржембский решил позабавиться подражанием Гоголю. Будучи знакомым с первоначальным списком двух первых глав, он воспользовался карандашной пометкой на полях, рассказывающей о содержании пропущенного места: «Здесь пропущено примирение генерала Бетрищева с Тентетниковым; обед у генерала и беседа их о 12-м годе; помолвка Улиньки за Тентетникова <... > Чичиков отправляется, по поручению генерала Бетрищева, к родственникам его для извещения о помолвке дочери...»Дописав этот отрывок, Ястржембский выдал свое сочинение за чудом уцелевшую рукопись Гоголя. Его обман был раскрыт, однако это обстоятельство вынудило князя Д. А. Оболенского, знакомого Гоголя, опубликовать статью с описанием всех оставшихся после смерти писателя бумаг, чтобы исключить возможность подобных подделок в будущем.
Через пять лет после смерти Гоголя была издана книга А. Ващенко-Захарченко «Мертвые души. Окончание поэмы Н. В. Гоголя. Похождения Чичикова». Итог странствий главного героя автор увидел таким: Чичиков женится на дочке городничего, обзаводится имением и становится отцом 11 детей. Он умирает в глубокой старости, и на его похороны приезжают два сына, которых интересует лишь оставшееся наследство. Если бы гоголевский замысел был хоть немного похожим на этот, оставалось бы только радоваться, что рукописи сгорели.
Попытки воссоздать из пепла птицу Феникс продолжаются и в наши дни. Это доказывает книга нашего современника Юрия Арамовича Авакяна ««Мертвые души». Рукопись, возвращенная из пламени». В отличии от Ястржембского, Авакян не выдает свое произведение за оригинал. Но заявленный им в предисловии строго научный подход к проделанной работе может ввести неопытного читателя в заблуждение. Вот что пишет Авакян в обращении к читателю: «Перед нами стояла необыкновенно сложная задача — воссоздать текст второго тома «Мертвых душ», бережно сохраняя и стиль, и язык автора бессмертного произведения; максимально используя фрагменты оригинального текста, те, что сохранило для нас Провидение, и, опираясь сколько возможно на воспоминания друзей Николая Васильевича Гоголя». Прочитав такое заявление, иной подумает, что книга Авакяна соответствует замыслам Гоголя. Однако это далеко не так.
Персонажи-самозванцы
Авакян использует как персонажей, кратко упомянутых Гоголем (Вишнепокромов, Хлобуев, Самосвистов), так и выдумывает своих: Мохов, Подушкин, Гниловерстов, Громыхай-Правило. Однако уже в самом наборе действующих лиц проявляется некомпетентность автора лже-второго тома. Если бы Авакян действительно ознакомился с «воспоминаниями друзей», то ему были бы известны такие гоголевские персонажи, как «эмансипированная женщина-красавица», Вороной-Дрянной, Никита, родственница генерала Бетрищева княгиня Зюзюкина, штабс-капитан Ильин... Более того, сохранился подробный пересказ второй главы, записанной сводным братом Смирновой Арнольди.
Арнольди вспоминает о книге Гоголя: «Помню, что после этого дня Улинька решилась говорить с отцом своим серьезно о Тентетникове. Пред этим решительным разговором, вечером, она ходила на могилу матери и в молитве искала подкрепления своей решимости. После молитвы вошла она к отцу в кабинет, стала перед ним на колени и просила его согласия и благословения на брак с Тентетниковым. Генерал долго колебался, и, наконец, согласился. Был призван Тентетников, и ему объявили о согласии генерала. Это было через несколько дней после мировой...»
У Авакяна все решительней и прозаичней — брак заключается без колебаний, молитв и раздумий.
Есть и другие мелкие детали, искажающие сюжет настоящего второго тома. Например, отправляясь путешествовать, Чичиков одалживает коляску у генерала, а Тентетников дает ему четвертую лошадь. У Авакяна же Тентетников коляску дарит, а свою старую бричку Чичиков решает продать. Эта деталь символична — лишая главного героя его верного спутника, «довольно красивой рессорной небольшой брички, в которой ездят холостяки», Авакян как бы зачеркивает знакомый образ Чичикова и создает свой, никак не связанный с гоголевским.
После прочтения книги Авакяна складывается впечатление, что он, помимо полного незнания воспоминаний современников Гоголя, еще и не читал первого тома «Мертвых душ». Иначе как объяснить то, что им игнорируется прямо высказанное в одиннадцатой главе намерение автора относительно содержания второй части: «пройдет муж, одаренный божескими добродетелями, или чудная русская девица...» У Авакяна же
находим только сатирические образы — положительные персонажи в его книге отсутствуют. Так же в заметках ко второму тому Гоголь писал: «бал, противоположный изображенному в первом томе. Показать безделье». У Авакяна нет даже намека на какой-либо бал.
Таким образом, в «Рукописи, возвращенной из пламени» не были учтены многие важные моменты, которые могли бы хоть чуть-чуть приблизить нас к разгадке второго тома. Более того, Авакяном искажены образы героев, знакомых нам по сохранившимся главам.
Чичиков в роли развратника
В книге Авакяна Павел Иванович вдруг оказывается сексуально озабоченным. Он испытывает влечение к Улиньке и даже ревнует ее к Тентетникову: «Чичиков дорого бы отдал за то, чтобы и на него поглядела бы когда-нибудь женщина подобная ей... Где-то далеко, внутри его сердца какой-то маленький и злобный Чиченок сидел и нашептывал: «Ну что, и это не твоя, и это не твоя». — «Да, жаль, такая девица», — сокрушаясь, подумал он.»
Затем, на протяжение всей книги, Чичикову снятся сны «про бабу». В главе седьмой, когда он попадает к помещику Гниловерстову, сон становится явью:
«Эй, хозяева! Есть кто-нибудь?! — позвал Павел Иванович, но никто не отозвался на его призыв, тогда он, осмелев, прошел через комнату и, приоткрыв дверь, пошел темным коридором. На дальнем его конце послышался протяжный скрип дверных петель, и Чичиков, не веря своим глазам, увидел, как, пересекая темный коридор, прошла из одной двери в другую совершенно голая баба».
Наверно, с точки зрения Авакяна, в «Мертвых душах» Гоголя недоставало только одного — любовных историй. Этот «недостаток» Авакян с лихвой компенсирует в своей поэме. Женщины буквально наводнили страницы — вспомним хотя бы похищение дочки Мохова или женский хор Гниловерстова. Да и сам Чичиков начинает вдруг ощущать «давно не возникавшее в нем влечение к женщине». У холостяка Чичикова даже появляется подружка — полногрудая актриса Жози. Вот в какой манере описывает Авакян их отношения: «Не знаем, добился ли он у «несравненной» певицы и танцовщицы успеха, но, судя по тому, как поздно возвращался он домой после спектаклей, и по той улыбке, что временами блуждала, точно без причины, по его задумчивому челу, мы думаем, что Чичикова можно было бы поздравить с победой».
Под пером Авакяна главный герой становится резок, груб и циничен. В нем открываются такие качества, которые, скорее, говорят о развитии дурных задатков, чем о будущем возрождении (которое должно было произойти с Чичиковым по замыслу Гоголя). Чичиков из нового второго тома высокомерен с несчастным Хлобуевым и безбожно его обманывает; хладнокровно порывает дружеские отношения с семейством Платоновых, причем получает «жестокое удовольствие от того, как вытянулось лицо у старшего Платонова». Но, самое главное, трудолюбивый как пчелка, Павел Иванович начинает лениться! Ему уже опротивела покупка мертвых душ: «вокруг приобретения значился некий труд... и это казалось обременительным». Действительно, афера с мертвыми душами в книге Авакяна отходит на второй план, вытесняясь другими авантюрами, зачинщиками которых не обязательно выступает Чичиков. Главный герой показан скорее как предприниматель (у Гоголя — «приобретатель»), что, по мнению автора, видимо, злободневное.
«В давешней манере»
«Как и обещал Авакян в предисловии, он постарался максимально использовать фрагменты оригинального текста. Текст его книги можно условно разделить на две части. К первой относятся те выражения и речевые обороты, которые были позаимствованы автором у Гоголя. Например, «Чичиков схватился со стула», «плещущееся в пруду небо», «был не толст, но и не худ» и т.д. Вторая часть — это оригинальные места, в которых Авакян пытался подражать гоголевскому слогу. Это описание обедов, усадеб, дорог, лирические отступления и т.д. Прочитайте какой-нибудь отрывок из книги — сразу станет ясно, что второй Гоголь еще не родился (да и, по правде говоря, вряд ли когда-либо родится).
Однако Авакяну нельзя отказать в чувстве юмора, многие эпизоды очень забавны. Разнообразие комически-абсурдных персонажей, настоящая детективная интрига — из книги мог бы выйти отличный плутовской роман. Если бы только не браться за столь неблагодарное дело — дописывать Гоголя... А при такой задумке приходилось все время убеждать читателя в том, что перед ним действительно второй том «Мертвых душ» — поэтому повествование пестрит выражениями типа «сел в своей давешней манере, на самом краешке сиденья», «в своей всегдашней деликатной манере, слегка склонивши голову набок», «как он любил говорить» и т.п. Так автор пытается заставить поверить читателей в правдоподобие дописанного им текста. Однако желание передать язык эпохи иногда оборачивается откровенными нелепицами в повествовании; стремясь сказать образно, автор подчас забывает о смысле. Например, трудно представить себе, как «улыбка не сходила с чела». Или как удалось одному из героев, большому любителю голубей, господину Громыхай-Правило, «кивая и слушая вполуха», разговаривать с Чичиковым, одновременно «украдкою помешивая шестом в воздухе». Изобретательный автор еще и открывает новый вид спорта — «российскую голубиную охоту». Вот только остаются неясными ее правила: то ли охотятся на голубей, то ли с их помощью на более безобидных пташек.
Авакян также не прочь украсить свою поэму грубостями и пошлостями. В любом случае для Гоголя были бы неприемлемы подобные выражения: «удовлетворенно рыгнув», «белье в говнах» (последнее развито в целую сценку).
Из лирических отступлений мы узнаем, что Авакян планирует еще и третий том, в котором Чичиков посетит обе столицы, встретится со старыми знакомыми... Ну что ж, будет очень любопытно узнать, какова «давешняя манера» Ноздрева и кто любимая Плюшкина.
Вставить в блог
Поддержите нас!
