Мое небо. «Пастырь должен знать основы психологии и психиатрии»

— Отец Анатолий, расскажите, как Вы, будучи образованным человеком, имея высшее медицинское образование, стали священнослужителем?

— Дело в том, что, когда произошло мое обращение ко Христу, к Церкви — это 62-63-е годы, на 2 курсе мединститута — уже тогда я ощутил какое-то неясное стремление к чему-то высокому — что это такое, я не мог тогда осознать. У меня была огромная тяга к медицине, но одновременно меня никогда не покидала мечта стать священником.

— Но ведь раньше считалось, что религия это — удел темных людей.

 — Мне кажется, наоборот. Атеизм или кое-то подобие религии, язычество — это удел темных людей. Потому что ведь еще великий ученый Фрэнсис Бэкон сказал, что малое знание уводит человека от Бога, а большое, наоборот, приводит к Нему.

— Однако вначале Вы стали врачом...

— Врачом я стал неожиданно для себя. В детстве я мечтал о небе. Но из-за проблем с математикой не смог поступить в летное училище. И тогда, в 1953 году, в каком-то даже отчаянии я поступил в медицинское училище. Мне было 14 или 15 лет. И вдруг обнаружил, что это и есть мое небо. Я страстно полюбил медицину. После окончания училища я работал медбратом в Институте нейрохирургии. А потом, прослужив в армии, я поступил во 2-й Московский мединститут на педиатрический факультет. Именно там я полюбил детей. Когда мы начали проходить диамат и истмат, я вдруг почувствовал, что это не философия, это — обман, она не дает настоящего представления о жизни, а, наоборот, уводит человека от нее — это дорога в никуда. Что заставило меня задуматься о жизни и смерти. И неожиданно для себя я стал верующим человеком, на втором курсе. И тогда уже во мне появилась неотвязчивая мысль, что я буду обязательно и врачом, и священником. На 5 курсе узнали, что я — верующий. Меня решили выгнать из института, несмотря на то что я был ленинским стипендиатом, единственным на курсе. Сказали: «За аморальное поведение». Я спросил: «В чем же заключается мое аморальное поведение?» — «А вы, будучи комсомольцем, ходите в церковь и верите в Бога!» Только тогда до меня дошло, что, может быть, действительно это аморально — но не с точки зрения обыденной обывательской морали, а с точки зрения христианской.

— А над Вами не смеялись?

— Нет, наоборот, за меня вступились. Это дошло, видимо, до начальства, а потом, как я узнал, и до ЦК, и решили меня не трогать. Сняли только с Ленинской стипендии. У меня не было ни одной четверки за все годы обучения в институте. Но на последнем экзамене по диамату мне поставили четверку и таким образом лишили красного диплома. За меня ходили просить многие преподаватели, студенты, но исполняющий обязанности ректора 2-го мединститута профессор Лидов наотрез отказал в пересдаче. Впрочем, как я потом убедился, можно прекрасно жить и без красного диплома. После окончания института я остался на кафедре нервных болезней педиатрического факультета. Окончил ординатуру, затем аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, остался на кафедре преподавателем, ассистентом, затем доцентом...

— Что Вы преподавали?

—  Неврологию на педиатрическом факультете. Я невропатолог. В 1991 году защитил докторскую диссертацию на тему «Инфекционные нейротоксикозы у детей». И тогда же я принял сан диакона. Меня назначили директором реабилитационного центра для инвалидов, страдающих детским церебральным параличом. Так исполнилось мое желание быть и священнослужителем, и врачом одновременно. В Москве организовал Православный медицинский консультационно-диагностический центр, где мы бесплатно принимали больных. Занимался организацией медицинского факультета при Российском православном университете. А потом я вышел на Институт трансплантации, узнал, что здесь очень тяжелые больные, которые особенно нуждаются в духовной помощи. Когда мы поговорили с директором и администрацией Института, они пожелали сотрудничать с нашим РПУ.

— Ваш путь к монашеству был непростым. Насколько мне известно, у Вас была семья?

— Когда я познакомился со своим духовником, он сразу мне сказал, что мой путь — монашество. Я еще не отдавал себе отчета в том, что это такое и про себя решил: «Нет. Если встретится девушка, которую я полюблю, если я увижу, что она может стать моей женой, — я обязательно женюсь!» И вскоре на моем пути такая девушка появилась. И когда я окончил институт, я сделал ей предложение. Она была учительницей, глубоко верующей. Так мы поженились. Когда я женился, мне мой духовник сказал, что все равно, я проживу с ней 10 лет, она умрет, у меня останется двое детей и я все равно приму монашество. Так оно и случилось: я прожил с ней ровно 10 лет, она умерла в 77 году. У меня осталось двое детей и старики-родители. В 93 году — дети уже подросли — 27 декабря я принял иночество в Валаамском монастыре, стал иеродиаконом, потом иеромонахом. Одновременно я занимался организацией больничного храма при Институте трансплантологии. И 15 января 96 года мы освятили этот храм во имя преп. Серафима Саровского.

— Отец Анатолий, многие знают Вас как автора книги «Число зверя: записки врача-священника об экстрасенсах и оккультизме». Что Вас побудило ее написать?

—  Мои наблюдения над экстрасенсами и людьми, которые обращались к ним за так называемой помощью. А началось все с Кашпировского. В частности, я обратил внимание на тяжелейшие состояния у некоторых детей, которые просматривали его сеансы, вплоть до синдрома декортикации, то есть отключений функций коры мозга, мгновенного развития опухолей головного мозга.

— В книге Вы рассматриваете различные виды оккультизма. Что такое оккультизм в самом общем смысле?

—  Оккультизм — это скрытые науки, которые развивают в человеке определенные силы, позволяющие ему властвовать над природой и над другими людьми. По существу, это власть, вернее, наука, находящаяся на грани нашего материального и духовно-отрицательного, т.е. бесовского мира.

— Вы продолжаете работать над этой темой?

— Продолжая тему оккультного влияния на здоровье человека, я вышел на тоталитарные секты. И судьба свела меня с депутатом Госдумы Виталием Савицким, в кабинете которого, если помнишь, мы все и познакомились.

— Вам угрожали в связи с Вашей борьбой с оккультизмом, сектантством?

— Не впрямую. Когда вышла книга «Число зверя», то в оккультной (так называемой «православной») «христианской целительской академии» имени Федоренко увидели, что эта книга бьет по престижу их «академии», многие слушатели ушли из нее — то есть это нанесло им финансовый ущерб. Но они подумали, что автор — другой человек, и ему угрожали, так что он вынужден был прибегнуть к защите определенных учреждений. Только потом они узнали, что автором был я, но их пыл уже остыл. А вот в городе Ноябрьске (в Сибири), где мне часто приходится бывать последнее время, сектанты через других людей начали угрожать. Они говорили: «Если этот поп опять сюда приедет, то мы его просто убьем». И поэтому в последний раз, когда я там был (в этом сентябре), администрация города приставила ко мне охрану. Кроме того, очень возмущались моим поведением оккультисты. После одного из моих выступлений на радио «Радонеж» в прямом эфире меня пообещали убить «астрально». Это было в июле.

— Как Вы считаете, нужно ли священнику ознакомление с медициной, в частности психологией и психиатрией?

— Обязательно! Я считаю, основы психиатрии и психологии необходимо знать. В ноябре мы прочитаем при Тобольской семинарии первый цикл курса по основам пастырской психиатрии.

— А чем, по-Вашему, это может быть полезно?

— К сожалению, почти все наши люди тяжело больны, в большей или меньшей степени. И, в первую очередь, духовно, ибо мы прошли через тяжелый путь семидесятилетней борьбы против Бога и Церкви, — а это даром для человека не проходит. В последние годы приобрел популярность оккультизм, настоящая духовная зараза. Вот смотрите: только в Москве на каждые 500-550 жителей приходится один колдун, экстрасенс, маг и т.д. И это тоже приводит как к духовному загрязнению, так и к психическим отклонениям. Более четверти детей рождается с пренатальным поражением нервной системы. Многие из этих детей потом становятся психопатами, невропатами, склонными к психическим нарушениям. И священнику трудно бывает разобраться — где психическое заболевание, где органическое заболевание мозга, а где духовное поражение. Многие, к сожалению, думают, что если ты священник, то тебе дана такая сила благодати, что ты одним своим умом можешь справиться с людскими недугами — но ведь разобраться-то в этих недугах очень сложно. И вот тут уже без знания основ психиатрии, я считаю, в наше время просто не обойтись.

— Насколько разработан сейчас в Православной Церкви вопрос психиатрии?

—  К сожалению, вопрос психиатрии, я считаю, не только в Церкви, но и в нашей официальной медицине разработан еще очень плохо. И он требует своего духовного осмысления.

— Православие и медицина — какие могут здесь быть направления для взаимодействия?

—  Прежде всего надо уяснить себе, что медицина вышла из религии и нашу отечественную медицину, например, невозможно представить в отрыве от христианства. Наша медицина вышла из недр Церкви, из монастырей. Второе — нужно выяснить, какие методы целительства и лечения допустимы, а какие нет. Например, мы, православные священнослужители, совершенно четко представляем, что многие современные виды психотерапии — недопустимы. К ним относятся гипноз, ребефинг, холотропное дыхание, оккультные методы, экстрасенсорика и т.д.

— А почему они, с Вашей точки зрения, недопустимы?

— Потому что они приводят к развитию у человека так называемых «измененных состояний сознания» — а это далеко не безопасные для духовного состояния вещи. Мне могут возразить, что ведь это иногда помогает: например, кодирование наркоманов... Совершенно верно! Наркотики тоже иногда помогают человеку отрешиться от тяжелых реалий жизни, когда кажется, что все проблемы после инъекции решены. Вот таким же наркотиком для души являются и эти недопустимые, с нашей точки зрения, методы психотерапии. Ну и, наконец, нужно решить некоторые сложные этические проблемы современной медицины. В частности, насколько приемлемы генная инженерия, методы экстракорпорального оплодотворения, практика трансплантации и другое. Вопросов здесь много — ответы не все найдены...