Паскаля и Достоевского роднит многое: сосредоточенность на “тайне человека” и путях ее разрешения, критика атеизма и апология христианства, раскрытие следствий гордости и смирения как полярных духовно-психологических сил личности, отношение к иезуитской морали и ярко выраженный христоцентризм, выяснение границ “евклидова ума” и роли “законов сердца”. Именно последней проблеме посвящены мои замечания.
Сердце понимается и Паскалем, и Достоевским как основание внутреннего мира человека, корень его деятельных способностей, источник доброй и злой воли. Движения сердца формируют духовный склад личности, органично приводят ее мысли к определенным идеям и теориям. Стройные умозаключения как бы обслуживают сердечно-волевое представление и в конечном итоге всегда уступают ему - несмотря на любые усилия разума освободиться. ”У сердца, - подчеркивает Паскаль, - свои доводы, которых совсем не знает разум”.
Достоевский раскрывает ту же зависимость между главными силами “внутреннего человека”: “Ум - способность материальная, душа и дух живет мыслью, которую нашептывает ей сердце... Мысль зарождается в душе. Ум - орудие, машина, движимая огнем душевным...” Следовательно, “машина ума” оказывается необходимым, но подсобным инструментом для лишь частично внятного оформления “нашептываний сердца” и заключения в логические рамки “душевного огня”. Главным же является содержание и целеустремление основополагающих сердечно-волевых желаний. Достоевский потому и был пророком, что умел находить фундаментальные “точки, о которых грезит сердце” и которые в скрытом виде - будучи разбавленными водой логики, науки, социальных учреждений - входят в историческую жизнь, предопределяя развитие идей и теорий. Об этом напоминал Достоевский незадолго до своей кончины: “...ошибки и недоумения ума исчезают скорее и бесследнее, чем ошибки сердца... ошибки сердца есть вещь страшно важная: это есть уже зараженный дух иногда даже во всей нации, несущий с собою весьма часто такую степень слепоты, которая не излечивается даже ни перед какими фактами, сколько бы они ни указывали на прямую дорогу; напротив, перерабатывают эти факты на свой лад, ассимилируют их со своим зараженным духом...”
И у Паскаля, и у Достоевского сердце является своеобразным органом познания тех сторон бытия, которые неподвластны разуму. “Познать природу, душу, Бога, любовь, - пишет Достоевский, - это познается сердцем, а не умом... Ежели цель познания будет любовь и природа, тут оказывается чистое поле сердцу”. А вот что читаем у Паскаля: “Сердце чувствует Бога, а не разум. Вся суть веры в том, что Бог постигается сердцем, а не разумом...”
Сердце, подчеркивает Паскаль, так же естественно ставит эгоцентрическую личность в центр вселенной и отворачивается от Бога, как и наоборот - любит Бога и охладевает к удовлетворению своекорыстных устремлений: “Вы отбросили одно и сохранили другое - разве с помощью разума вы любите?”
Боголюбие или самолюбие,- именно так, как бы вслед за Паскалем, но с гораздо большей остротой ставится вопрос у Достоевского. Писатель полагал, что отказ от стремления “по своей глупой воле пожить” происходит в человеке только тогда, когда его душа полностью захвачена абсолютным идеалом, стирающим в ней все остальные “идеалы” и идолы. Воцарение же Иисуса Христа возможно лишь в чистом сердце. Стало быть, очищение от “сердечного бреда” эгоистической натуры становится самой существенной задачей. “Всяк ходи около сердца своего”, - призывает старец Зосима в “Братьях Карамазовых” вглядываться в “начала” и “концы” многообразных человеческих желаний и побуждений.
И Паскалю, и Достоевскому были одинаково близки слова 50 псалма и заключенная в них краеугольная мысль: “Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей”.
Вставить в блог
Поддержите нас!
