Вожделенная доза свободы, или рай на кончике иглы

Ни для кого давно не секрет, что достать сегодня в столице наркотики — при желании (и наличии средств) — не составляет никакого труда. Точки, продавцы и ассортимент всем хорошо известны. Стоит, например, возле всем известной аптеки какой-нибудь скрюченный дедок, опершись на клюку, — и чего стоит? Ни милостыни не просит, ни внучку не выгуливает, а так себе — просто стоит часами да глазом изредка некоторым прохожим подмигивает. А в аптеку то и дело заскакивают парни-здоровяки в кожанках — за лекарствами, болезные, небось... для прабабушки. А у выхода из метро, вокруг «комков», своя тусовка: переминаются с ноги на ногу, пыхая, бритоголовые молодцы и все посматривают искоса, далеко ли отошли «опера». А бабули тут как тут, снуют среди молодежи — классический пример товарно-денежных отношений... Дело секунд: деньги — таблетка.

Базовыми точками являются рынки (Тишинский, правда, долгое время был закрыт, и народ теперь пасется на Птичьем). Там всегда можно отыскать какую-нибудь «бабу Дусю», которая сжалится над молодежью. При этом для постоянных клиентов у бабулек действуют скидки, могут даже в долг дать. Как пошутил один наркоман, сейчас у нас в стране наркобизнесом занимаются в основном пенсионеры да студенты.

В институтах не менее отлаженная система: рыбак рыбака видит издалека, с этим делом no problem. А жить в общаге и не отведать косячок-с — просто даже неприлично, невежливо. Ведь вас угощают! С чистыми намерениями, так сказать. Студенческому радушию нет пределов! И если вам понравится — а вам непременно понравится — удовольствие можно будет повторить и в другой раз. А когда «травка» покажется слишком слабенькой, заботливые друганы помогут перейти на что-нибудь более крутое, да еще и проконсультируют: что, где, когда и почем. В системе торговли наркотиками существует четкая специализация: «травку» (марихуану и гашиш) стабильно продают немые и военные, сивушным раствором опия промышляют цыгане, таблетками заведуют бабульки-пенсионерки, а вот героин и кокаин почему-то приобретается у негров.

Справедливости ради следует отметить, что по части мозгов мы ничуть не хуже негров. Ведь есть же еще в государстве российском ученые-самородки, — можно сказать Кулибины, — которые продолжают двигать отечественную науку — несмотря на все экономические и иные сложности нашего времени! Так, осенью 1996 года сотрудниками Управления по незаконному обороту наркотиков (УНОН) ГУВД РФ в стенах Московского инженерно-физического института была обнаружена одна из крупнейших подпольных нарколабораторий. В ходе этого сенсационного дела выяснилось, что ее организовал 35-летний заведующий Студенческой конструкторско-инженерной лабораторией МИФИ. Под институтским кровом ему удалось наладить производство целого ряда сильнодействующих синтетических наркотиков, в том числе PSP (фенциклидина).

Впрочем, приобщение к наркотикам начинается, как правило, еще до ВУЗа. Если зайти в любую школу и спросить учеников, пробовал ли кто-нибудь из них наркотики, наверняка отыщется несколько «испытавших» — и не верьте вы всем этим заверениям и клятвам руководства и педагогов, что, мол, «в нашей школе этого нет»! Еще как есть... Знакомство дитяти с «суровой правдой жизни» и романтикой порока начинается именно со школьного порога. Наши школы — не пансион благородных девиц, — на дискотеки должен же кто-то таскаться!

Кстати, если вы любитель ночных дискотек, то знаете, что на них без «стимуляторов» трудно обойтись. Во-первых, оставаться на дискотеке трезвым — как-то не солидно: «не круто» да и «не в кайф». Можно, конечно, нагрузиться в баре спиртным, только вот беда — вы ведь не дома — нужно продержаться во что бы то ни стало до утра. И желательно «не зависать»: рейв требует интенсивного движенья, дрыгаться, дрыгаться — только успевай следить за сменой диджеем мелодий. Поэтому дискотечная тусовка без наркотиков — «все равно, что девушка без глаза», как говорят французы. Понюхать, выкурить и уколоться удобнее всего в туалете. Среди наркотиков в дискотечных кругах сегодня весьма популярен «Экстази» — одна таблетка дает заряд энергии, движения и настроения на всю ночь. Также в большом почете «кислота», правда, в отличие от «Экстази», LSD ведет к неконтролируемости собственных действий и галлюцинациям. Нередко среди любителей «кислотного рая» отмечалось жгучее желание вышагнуть из окна... и некоторые вышагивали. Лишняя забота дворникам — соскабливать за ними с тротуаров мозги. Но все это, конечно, неприятные исключения. Обычно же народ расходится с дискотеки удовлетворенным.

Черноволосая девушка, довольно раскованная и общительная — что называется, «без комплексов». Студентка одного из престижных московских ВУЗов. Никак ни скажешь, что рядом с тобой наркоманка, — правда, бывшая. Я попросил Наташу (имя, естественно, изменено) рассказать, как это было.

"История совершенно маразматическая, на мой взгляд. Это было лет пять назад. К тому времени я уже закончила школу. Я попыталась бросить курить — а когда много куришь, бывает так, что крыша едет. Думаю, чего-нибудь, может, успокоительного или водки напиться — чтобы как-то снять это. А дома всегда была масса всяких лекарств. Я стала копаться в этих таблетках, ампулах и нашла промидол. Я думаю: ну чего собственно сделается со мной — тогда я была в каком-то странном состоянии. Внутривенно я боялась и просто выпила кубик. Ну, не могу сказать, что понравилось или не понравилось; я как-то не поняла и не почувствовала — он слабенький был. Я даже и не думала ни о каких последствиях. И забылось все. Как раз был год, когда я нигде не училась, в институт я тогда не поступила. Потом уже знакомые ребята давали травки покурить — интересно; любопытство, но не более, никакой привязанности — с первого раза не цепляет. Трава, солома она и в Африке солома. Как-то все это забылось, затерялось.

Раз на Китай-городе я познакомилась с ребятами, среди которых был один наркоман, «винтовой». В то время он был в полугодичном завязе. По его словам, «винт» — это было нечто мистическое; такая волшебная штука: можно мысли читать, управлять людьми, погодой, чуть ли ни летать. А я мистик ужасный, я с детства хотела быть волшебницей, нести людям радость. А тут к тому же: ни тебе ломок, ничего. И вообще, это не наркотик, как принято, это психостимулятор. Правда, Витя почему-то все время добавлял, что мне это нельзя. Нельзя, нельзя. Кстати, если серьезно, «винт» — это действительно страшная штука, опаснее всяких там «Экстази» и LSD. Привыкание с первого раза. И тогда я еще «винта» не пробовала.

Потом я поступила в институт, появились новые знакомые, тусовки. Прошло еще с месяц-два, там были еще какие-то совместные пьянки, гулянки, курение анаши. Что меня привлекало: все уже ничего не соображают, а я одна как огурчик. Хоть там все ползком, а я бегом. Ну, не берет меня! Мне доставляло удовольствие вместе с ними накуриваться — я над всеми прикалывалась.

Но однажды на Китай-городе я опять случайно познакомилась — я очень любила на улицах знакомиться — с замечательными ребятами, игравшими песни; веселая, клевая компания. И со следующего дня я у них стала как бы баба-начальник, атаманша. Как-то слышу, говорят про «винт». Ну, надо же! А я считала, что это какая-то божественная вещь, которая доступна только единицам. И тут выяснилось, что все это просто: ингредиенты достаются через знакомых. Готовится из лекарств, их нетрудно надыбить. И поехали мы «варить» к этому Вите. Это уже внутривенно: колола, конечно, не сама — тогда я еще не умела; это сейчас я крупный специалист. И первый раз — не могу сказать, что мне это сильно понравилось. Действительно, в этом было что-то необычное... А вообще, впечатления просто обалденные! Это нельзя передать словами. Было ощущение блаженства. Свобода, раскованность, легкость движений. Чувствуешь, что ты шаг сделаешь и сейчас взлетишь. Легкость, что хочется идти быстро. Полет мысли, фантазии — ты на таком подъеме! Создалось общение. И кругом происходят чудеса. Вот это попадание в сказку, оно просто меня убило.

Потом был еще раз — кто-то уже приехал ко мне. Среди «винтовых» попадаются обалденные люди, очень добрые, отзывчивые. Есть даже те, которые понимают, что они неправы, но ничего поделать с собой не могут.

В это время я уже здорово сидела на анаше — курила вместо сигарет. Я уже привыкла к этому полузомбическому состоянию: замедленные движения, когда борешься все время с тем, чтобы не провалиться в забытье... Но анаша дает вялость.

Чтобы ни от кого не зависеть, я решила сама научиться варить «винт». И когда родители в очередной раз свалили на дачу, я провела первый эксперимент. Перед тем, как попробовать, я подумала: убрать все сначала, прежде чем я умру — чтоб родителей не травмировать. А потом думаю: все равно ж умру — какая разница. Но не умерла. Ничего не получилось! Я все перепутала, но меня это не смутило. Ну, второй раз у меня получился уже удачно. Я учла свои ошибки. Меня уже так подковали в этом плане. Впрочем, в отличие от меня другие «винтовые» очень здорово покатились. Потом я встретила человека, который так же как и я, варил «винт», был страшно гонимый. И мы с ним сошлись. Пара была просто балдеж! И мы там чуть ли жениться не собирались. Так я только для себя варила: раз в неделю, в две недели. А тут уже пошел конвейер, просто победное шествие нашего раствора! Нас знала вся Москва. Сейчас уже те, кто нас знал, я думаю, их уже нет... Мы — когда «укололись и забылись» — давали концерт: народ там вообще плакал! При нас постоянно собирались наши ученики, апостолы. Мы сделали из этого религию! Мы варили «винт» исключительно ритуально, мы никого не пускали в этот момент. Ингредиенты засыпались со словами: «С Богом!». Всерьез, клянусь просто. У нас раствор имел имя, мы называли его «apple» (раствор имеет запах свежих яблок), чтоб никто не догадался. Мистически это было то самое «яблоко познания» — которое Ева предложила Адаму в райском саду. И все верили; эта мистика была кругом: «Ребята, пасмурно? Вот хотите, будет солнце?» — «Хотим», — «Пожалуйста, солнце!» И нельзя было не поверить. Все делалось с чистыми намерениями: только нести добро и радость людям. Другой вопрос, что, конечно, психика со временем подчинялась. У меня была мысль, что, может, это были какие-нибудь галлюцинации. И уже потом, анализируя в трезвом состоянии все происходившее, я убеждаюсь, что это, действительно, так. Я не говорю о вреде организму — это естественно, это без вопросов. То есть идет разрушение организма: из-за постоянного истощения, и из-за попадания в кровь всяких ненужных химикатов. Но эти химические вещества так действовали на мозг, на психику, что возрастала экстрасенсорная способность. Другой вопрос, что с каждым разом действие все ослабевало. То есть организм работал на износ.

Итак, я начинала с опиятов (промидол). Потом пару раз меня угощали: иной раз — откажешься, иной раз — нет. Ну, не нравилось, не нравится и нравиться не будет. Кокаин как-то попробовала, но — когда все смешано — прочувствовать не удалось. Сознания я не теряла. От героина Бог меня упас. Один раз меня случайно отравили. Тут траванулась так, что были галлюцинации — очень неприятно, воспоминания жуткие. В итоге все кончилось так, как и должно было кончиться: поймали родители. Меня заперли. Потом мне сказали: «Ну, что, будешь дома сидеть или в наркологический пойдешь?» — «Ну, давайте в наркологический». Это случилось года три-два назад; «винт» к тому времени я употребляла год. Пролежала там с три дня, выписали за нарушение режима (мы там с одним милым бизнесменом-алкоголиком две бутылки водки шарахнули). По дороге домой вышла на Китай-городе: братва была там. С криками «Наташка, вернулась!». И еще неделю-две я где-то скиталась. Все эти две недели велись какие-то переговоры с родителями, о том, на каких условиях я согласна вернуться. В наркологической больнице заявили в милицию. И через две недели нас тут же повязали. Мама с папой продержали меня под арестом.

Все это было ужасно, я была абсолютно невменяемой — то есть меня разлучили с любимым человеком, не дают «винта» и вообще держат взаперти. Разрабатывались планы побега, товарищи приходили под балкон: «Наташка, мы тебя вытащим». Я пыталась вязать простыни, шторы. Представь, с пятого этажа по шторам или по простыням десятилетней давности!? Плохо. Меня одно остановило — уж больно легко рвались. Я, конечно, знала, что летать могу, но... Я была не до такой степени ненормальная, чтобы оканчивать жизнь самоубийством. Это называется суицидальный психоз — я им никогда не страдала! И надеюсь, никогда не буду страдать. В статьях про «винт» говорится, что многие страдают депрессией, выбрасываются. Что ж, может быть. Плохая психика. Я всегда верила в лучшее... Что я когда-нибудь сбегу отсюда. Ленин тоже в ссылке был. Кончилось все тем, что была классная неудачная попытка побега, в пять часов утра. Одела две сумки, как связки патронов, и начала на цыпочках, на цыпочках и рванула... И вот папа — это что-то!.. Вот он с кровати с положения лежа сделал гигантский прыжок метра три с половиной, застиг меня у двери... Я попыталась-таки вырваться и убежать. Но папа оказался сильнее...

А потом, дабы не сесть в тюрьму, пришлось ложиться в дурдом. Потому что иначе в суд надо было идти. Меня начали всячески лечить. Я не оставляла надежды выбраться оттуда и опять начать все сначала. Потом меня все это так допекло, родители настаивали на том, что надо кодироваться — по Грофу. Приехал дядечка кодировать. Ну, не помогло, естественно, не фига. И все началось заново, только не в таком масштабе — второй виток наркомании. Я сократила; перерывы были уже месяц, два. А потом как-то так я сама уже поняла, а не лучше ли вообще... То есть мне уже плохо стало становиться. Всякие неприятные явления: вместо вот этой легкости, классных ощущений получается обратное. Чувствую, что ничего хорошего тут нет. Здоровье уже не выдерживает. Я поняла, что ничего не могу делать, никаких интересов.

Вот такая жизнь. Я училась на первом курсе института, потом по «винту» на год ушла в академ. В больнице страшно, конечно. Ну, и как бы «винт» бросила. А потом случилась неприятность: у меня папа попал в реанимацию. Стечение обстоятельств, несчастный случай с другим человеком. В общем, я сорвалась и стала пить таблетки — паркопан. Ушла в очередную академку, потому что опять учиться не могла. Жуткая ссора с родителями. И я пошла работать. На этом все кончилось. С февраля месяца. Само прошло. Да как? Я просто поняла, что я делать ни хрена не могу, то есть процесс стопорится, я консервируюсь в одном состоянии. Плюс к этому, я не могла уже больше видеть несчастные лица своих несчастных родителей. Ну, надоело все. Надоело скрываться, прятаться... Сейчас опять учусь. Честно скажу, до сих пор тянет. А что делать».

***

Все слышали о том, что такое «ломки» (или «синдром абстиненции», если по-научному), все могут в той или иной степени это представить, но до конца прочувствовать то, что происходит в этот момент с наркоманом, — невозможно. Никакие слова в полной мере не могут передать это состояние, сухие и жалкие определения в учебниках по психиатрии — лишь бледные тени реального. Уместно вспомнить рассказ Михаила Булгакова «Морфий».

В дневниковой исповеди покончившего с собой врача-морфиниста есть довольно реалистичное описание поздней стадии зависимости от кокаина и морфия: «Кокан — черт в склянке. При впрыскивании почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство. И это продолжается только одну, две минуты. Наступает боль, ужас, тьма <...> Мгновение, и кокаин в крови по какому-то таинственному закону, не описанному ни в какой из фармакологий, превращается во что-то новое. Я знаю: это смесь дьявола с моей кровью <...> Сердце начинает стучать так, что я чувствую его в руках, в висках... а потом оно проваливается в бездну <...> Не «тоскливое состояние», а смерть медленная овладевает морфинистом, лишь только вы на час или два лишите его морфия. Воздух не сытный, его глотать нельзя... в теле нет клеточки, которая бы не жаждала... Словом, человека нет. Он выключен. Движется, тоскует, страдает труп. Он ничего не хочет, ни о чем не мыслит, кроме морфия. Морфия! Смерть от жажды — райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия. Так заживо погребенный, вероятно, ловит последние ничтожные пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями. Так еретик на костре стонет и шевелится, когда первые языки пламени лижут его ноги... Смерть — сухая, медленная смерть...» (М.Булгаков, «Морфий»)

Cамый мощный толчок к распространению наркотиков приходится на вторую половину XX века — время взрывной популярности рок-музыки. Связь рока и наркомании — это сложный и, при тщательном рассмотрении, не так просто решаемый вопрос. Он достоин отдельного исследования. Мы же только укажем на самые известные факты смерти звезд западного рока, напрямую или косвенно вызванные наркотиками: «король рок-н-ролла» Элвис Пресли; легендарная исполнительница блюзов Дженнис Джоплин; певец и гитарист Джимми Хендрикс; гитарист группы «Rolling Stones» Брайан Джонс; участник группы «The Who» Кейт Мун; ударник группы «Led Zeppelin» Джон Бонэм; лидер группы «Doors» Джим Моррисон и другие...

Замечено, что на какое-то время наркотики помогают стимулировать воображение. По словам рок-музыканта Эрика Клэптона, наркотик раскрепощает творческую мысль: «Нам нужны наркотики, они помогают нам, освобождают наши умы и фантазию от предрассудков и снобизма, с которыми мы воспитывались».

Другой причиной, вынуждающей рок-музыкантов прибегать к наркотикам, является, по их признанию, «ужасное напряжение». Дженнис Джоплин так описывала свое состояние во время концерта: «Я всегда нахожусь на пределе физических возможностей»; «Я погружаюсь в наркотический транс. Когда я выхожу на сцену петь, это словно сильный наркотик...» О причине наркомании среди рок-музыкантов Клэптон замечает: «Сегодня напряжение значительно сильнее, чем когда я начинал играть джаз... Теперь группы дают представления там, где их слушают от 50.000 до 200.000 человек. Тебе всегда надо быть в форме, всегда улыбаться. К концу вечера тебе необходимо что-то, что тебя взбодрит. Для многих это выпивка. Для других это наркотики. Мы все на что-то попались. Отнимите наркотики у многих рок-музыкантов и исполнителей блюзов, и останется только половина».

Бешеный успех некоторых рок-звезд чаще всего приводил их к разочарованию в жизни и обостренному чувству одиночества: тысячи обезумевших фанатов, с одной стороны, и давление, конкуренция, бизнес — с другой. Дженнис Джоплин не раз повторяла: «Самое худшее — это одиночество». Можно сказать, что некоторые исполнители, в силу и внешних условий, и внутренних особенностей, были как бы «запрограммированы на саморазрушение». И наркотик помогал им в этом.

Совсем иное дело — бледное море рок-фанатов. Большинство, не умея как-то проявить себя, вынуждено лишь подражать «звездам», копировать их. Но выглядит все это достаточно жалко. Едва ли ни каждый начинающий наркоман твердо убежден, что впоследствии он-то сможет отказаться от наркотиков, у него-то всегда хватит силы воли их бросить. В этой связи мне вспоминается один героинщик, который часто повторял: «Каждый может бросить!.. Я сам много раз бросал...»К совсем иным выводам приходят эти же люди чуть позже, попадая на излечение в наркодиспансер или психбольницу. И сознавая себя уже кончеными.

Возможность вырваться из тяжкой обыденщины в иную реальность, хоть на мгновение убежать от жизни, чуть приподнять полог другого мира, мира грез и сновидений, раствориться в нем — все это со страшной силой зачаровывает юные, правда, слабые сердца. «Мы собирались в этом древнем и бредовом театре, Чтоб поделиться жаждой жить и убежать от мудрости толпы» («The Doors»). Сладость этого «запретного плода» состоит еще и в возможности проявить себя, бросить вызов обществу, побороть собственную слабость, робость и комплексы.

Господь Бог дал нам свободу выбирать: добро или зло, горькую правду или сладкую ложь, реальность или иллюзию. Также Он дал заповедь — нести каждому свой крест, нести на себе тяжелое бремя реальности. Но не каждый выдерживает под этой ношей. И многие пытаются убежать от этой реальности, в том числе с помощью наркотиков. «На, забери Свой крест! Вот я — и мне не нужен Твой Крест, мне не нужна Твоя жизнь; мне не надо Рая когда-то, я хочу его здесь и сейчас! Да, я боюсь Тебя, но это мой выбор, и он уже сделан». Человек бросает вызов Богу. И в этом случае можно говорить о порабощении человека демонической силой.

Потом приходит разочарование. Но освободиться от добровольного, теперь уже осознаваемого рабства становится чрезвычайно трудно. Так, Джим Моррисон незадолго до смерти постепенно охладел к прежнему стилю своей жизни, даже предпринял попытку изменить свой имидж — но так и остался заложником своего «учения»... и своей славы. Как известно, Моррисон попытался отказаться от наркотиков, но было уже поздно — не выдержало сердце...

«Ты знаешь, как бледна и вся
в мурашках
приходит смерть в свой
странный час
без приглашения и без
доклада...»
(«American Prayer»,
Дж. Моррисон)