Нерукотворный образ Спасителя

***

Предание свидетельствует, что царь Авгарь, правитель Едессы, послал ко Христу своего живописца. Однако Господь Сам запечатлел Свой Лик, умыв его и отерев убрусом (полотенцем). От этого Нерукотворного Образа царь получил исцеление и потом, украсив, поставил его в нише над городскими воротами. Известно, что Образ неоднократно давал с себя точные отпечатки — видимо, с этим и связано различие повествований о его происхождении.

Помимо многочисленных свидетельств, существует целая служба Нерукотворному Образу, которая совершается 16/29 августа, в день перенесения Убруса из Едессы в Константинополь. Этот праздник всегда очень почитался на Руси. В его службе есть множество песнопений, ясно говорящих об истории появления Нерукотворного Образа. Возьмем, например, такую стихиру: «Человеколюбче Владыко,.. пречистаго Твоего лица зрак изобразив, Авгарю верному послал еси, возжелавшу Тя видети» ; или икос канона: «Уверяя человеком Господь вочеловечения Своего тайну ужасную, самописует богомужный Свой Образ на убрусе».  Преподобный Феодор Студит (См. Четьи-Минеи святителя Димитрия Ростовского; 11 ноября), обличая царя-иконоборца Льва Армянина, говорит, что Спаситель, создав Свой Нерукотворный Образ, тем самым заповедал иконопочитание.

В остальном же, статья Александра Белякова, особенно естественнонаучные исследования Плащаницы, представляет несомненный интерес.

***

Н ерукотворный Образ Христа послужил одним из главных аргументов в споре православных с иконоборцами. На него ссылаются иконопочитатели и Востока, и Запада. Исторически известные, более или менее современные ему изображения Христа, сделанные Его почитателями, отнюдь не имели для православных того значения, какое имел этот образ, которому Церковь посвятила и особый праздник. «Именно этот образ выражает по преимуществу догматическую основу иконописания» ² и является исходной точкой христианского образотворчества.

Сочетание сказания о Нерукотворном Образе с догматом основано на апостольском предании: » Еже слышахом, еже видехом очима нашима, еже узрехом и руки наша осязаша (...) и видехом, и свидетельствуем, и возвещаем вам живот вечный, иже бе у Отца и явися нам: еже видехом и слышахом поведаем вам» (1 Ин. 1:1-3), — настаивает апостол.

Церковь сохраняет те предания, которые по своему содержанию, даже выраженному в легендарной форме, служат раскрытию и утверждению догматических истин откровения. (Например, почти все праздники, посвященные Богоматери, основаны на преданиях.) Или иначе — способствуют освоению догматических основ вероучения, их максимальной доступности человеческому восприятию. Поэтому они, как и сказания о Нерукотворном Образе и царе Авгаре, зафиксированы в деяниях Соборов и святоотеческих писаниях; поэтому они входят в живую ткань православной богослужебной жизни.

Учение Православной Церкви об образе не только разработано у святых отцов иконоборческого периода; «учение об образе резюмировано в первой главе Послания к Колоссянам, и характерно, что учение это выражено не как личная мысль Павла, а как литургический гимн первохристианской общины: » Он есть Образ Бога невидимого, перворожден всея твари» (Кол. 1:15) Контекст этой фразы апостола Павла совпадает по своему содержанию с тайной молитвой евхаристического канона. И если апостол не раскрывает здесь прямой связи между Сыном как Образом Отчим и Его изображением, то эту связь раскрывает Церковь: это место Послания апостола Павла она установила читать на Литургии праздника Нерукотворного Образа. В этой службе «перенесение Нерукотворного Образа Господа нашего Иисуса Христа в царский град [Константинополь]», которое дало историческое основание празднику, сочетается с преданием о царе Авгаре; и то, и другое зафиксировано вместе в богослужении этого дня и осмыслено значением этого образа для Церкви.

В сказании об образе, посланном царю Авгарю, прежде всего поражает несоразмерность события и того значения, которое придает ему Церковь. В Евангелии о нем даже нет упоминания. Да и сам факт, что Христос приложил к Своему лику плат и запечатлел на нем Свои черты, несравним с другими Его чудесами, например исцелением и воскрешением умерших. К тому же чудеса вообще не являются решающим доказательством Божества Христова, потому что и люди (пророки, апостолы) творят чудеса. Здесь же чудо не столько в самом факте отпечатания Лика на плате, сколько в том, что этот Лик есть «показывание»  основного чуда — всего домостроительства Божия, чуда явления Творца в образе твари (т.е. творения — прим. ред.). Этот запечатленный в материи образ Божественной Личности, ставшей видимой и осязаемой, — наглядное свидетельство вочеловечения Бога и обожения человека, такой образ, посредством которого можно обратиться с молитвой к его Божественному Первообразу. Это не только почитание человеческого облика Сына Божия, но и видение Его лицом к лицу: «...страшнаго образа, Егоже лицем к лицу видети сподобляеми, славим»  (Стихира вторая на Господи воззвах).

Уже одно это делает невозможным отождествление Нерукотворного Образа с Туринской Плащаницей, которое иногда встречается даже в среде православных. Подобное отождествление возможно только при незнании или непонимании богослужения праздника. Совершенно не касаясь вопроса о подлинности Туринской Плащаницы как реликвии, мы не будем останавливаться и на нелепости смешения (даже в плане здравого смысла) живого лика, смотрящего широко раскрытыми глазами, с ликом мертвым; смешения огромной плащаницы (4,36 м x 1,1 м) с небольшим платом, употреблявшемся при умовении. Однако нельзя не отметить, что это смешение противоречит богослужению, а значит и самому смыслу образа. Служба не только определенно возводит Нерукотворный Образ к истории царя Авгаря, но и объясняет его молитвенное, богословское значение; она настойчиво указывает на связь этого образа с Преображением: «Вчера бо на Фаворе свет облиста Божества, уверяя учеников верховныя... Днесь светозарное воображение возсия, уверяя всяческая, яко Той есть вочеловечившийся Бог наш..». ⁷ (Стихира 4-я на хвалитех). Особенно подчеркивается непосредственное значение для нас явления во Христе этого Божественного света: «Псаломски торжествуем, духовне веселящеся, с Давидом вопиюще: знаменася на нас свет лица Твоего, Господи»  (Стихира на малой вечерни). И «пречистаго Твоего зрака воображение нам на освящение оставил еси, уже к страсти вольней готовяся»  (Стихира четвертая на литии).

Нерукотворный Образ Отчий, явленный в Теле Христовом и, следовательно, ставший видимым, есть догматический факт. Поэтому, как бы ни понимать выражение «нерукотворный образ»  — как явление в мир самого Христа, нерукотворного Образа Отчего, или как явление образа, Им самим чудесно изображенного на плате или же запечатленного в материи человеческими руками, — при всем огромном различии не меняет дела. Это и выражается Церковью величанием в день Нерукотворного Образа: «Величаем Тя, жизнодавче Христе, и почитаем пречистаго лика Твоего преславное воображение». Эти слова никак не могут относиться к отпечатку мертвого тела, зато они приложимы к любому православному образу Христову.

Каждый образ Христа есть образ второй Ипостаси Святой Троицы, соединяющей в Себе, согласно халкидонскому догмату, нераздельно и неслиянно две природы — Божественную и человеческую. Об этом свидетельствует и начертание двух имен: имени Бога ветхозаветного откровения — сущий, и человеческого имени — Иисус (Спаситель) Христос (Помазанник)». В образе Иисуса Христа, пришедшего во плоти, мы имеем не какую-нибудь частицу откровения, не какое-либо отдельное его положение в ряду других положений, а все откровение в целом... Вот почему этим образом Христа, пришедшего во плоти, апостол предписывает испытывать и все прочее».

«Во свете лица Твоего стопы наша направи, да в заповедях Твоих ходяще, Тебе сподобимся узрети, Свете неприступный»  (Седален по первой кафизме).