Воспоминания о поездке в США

Парадоксальным образом, Америка является совершенно нехристианской страной. Ну что же тут парадоксального? Дело в том, что храмов, церквей или молитвенных домов в Нью-Йорке, наверное, не меньше, чем в Москве до революции. Проходишь два-три здания, максимум два квартала и непременно наталкиваешься на какое-нибудь молитвенное здание (другое дело, что в Москве 99% из 100% — православные церкви). И утром воскресного дня видишь, что большое количество людей едет или идет к храму.

В чем самая большая разница? Люди ходят в храм и относятся к тому, что там происходит, по-своему с благочестием, с верой. Присутствуют на службе, которая в зависимости от устава и конфессии может продолжаться 30-45 минут, час, полтора часа (исключительный подвиг!). Люди жертвуют на эту церковь, на нужды людей, их окружающих, даже на помощь России... Но выходя из церкви, они фактически перестают быть христианами. В чем это выражается? В том, что Церковь для них — это определенный сектор, выделенный из всего остального мира просто для спокойствия. Она ни в коем случае не является руководством для поступков после того, как помещение храма покинуто. Конечно, не без исключений. Конечно, не для всех, кто ходит в храм. Но это является определяющим отношением для большинства.

В нашей стране неизмеримо меньше, чем в США, людей, которые назовут себя верующими, а тем более тех, кто с какой-то регулярностью посещает хотя бы воскресные службы. Но для православных христиан, которые ходят в храм, молятся Богу, приступают к Таинствам — для подавляющего большинства из них — вера есть основа жизни, фундамент, без которого невозможно строить свое отношение к людям, к работе, к собственной семье.

В Америке — не так. Там каждый человек верит и поступает, руководствуясь своими желаниями. Авторитет Церкви почти полностью отсутствует, и получается, что у человека нет онтологического, независимого авторитета. Получается, что дух мира сего определяет сознание человека.

Это выражается прежде всего в полном отходе от христианской традиции в отношении к семье. Семья рассматривается только как гражданский институт. Можно даже сказать, что семья в церковном христианском смысле этого слова почти прекратила свое существование. Смена партнеров на протяжении нескольких лет или, в лучшем случае, десятилетий считается нормой. Если же ты живешь по-другому, то все равно ты не вправе требовать от людей или хотя бы призывать их (даже в своей церкви), чтобы они поступали по-христиански. Это приводит к тому, что развиваются всякого рода ненормальности.

Америка — это страна, где всевозможные извращения объявляются нормой и широко распространяются. Когда мы уезжали, произошло два события: в штате Калифорния приняли закон о гражданской регистрации однополых браков, а в Епископальной церкви США начался суд над епископом, который открыто рукополагал извращенцев. И выступить против такого положения вещей человеку с нормальной христианской совестью почти невозможно, потому что тебе скажут, что ты устарел, ты консервативен, ты лицемер.

Еще одно из очень сильных впечатлений: США — бесконечно секулярная страна. Мы жили в обществе, которое было атеистическим и в значительной мере остается таковым, но благодаря переменам, произошедшим в последние годы, право же, у нас сейчас возможно то, что в Америке исключено абсолютно. Ну, скажем, у нас священник может прийти в государственную школу, в государственный детский сад, если его позовет директор или пригласят родители, может отслужить там молебен, поговорить с детьми, провести какое-нибудь занятие. Это совершенно невозможно в государственной школе США. Известен такой пример: несколько лет назад у них дебатировался закон о том, можно ли в государственной школе дать детям, принадлежащим к той или иной вере или конфессии, 30 секунд для молчаливой молитвы. И когда в сенате приняли такой закон, Конгресс США его опротестовал, потому что « таким образом оскорбляется свобода совести атеистов » . Это говорит о том, что при декларируемом индифферентизме, государство кривит душой. За так называемым отделением Церкви от государства и безразличием государства к религии всегда стоит вполне осознанная антихристианская идеология, идеология светского гуманизма. И эта по сути изначально нехристианская идея и идеология является сейчас определяющей и в государственной, и в общественной жизни США.

— Государство финансирует Церковь хотя бы частично или нет?

Государство не дает ничего. Оно может участвовать в тех или иных социальных программах, в которых принимает участие Церковь. Вернее, оно готово включить Церковь в те или иные социальные программы и тогда их оплачивать. Это прежде всего институт военных капелланов (то есть военных священников), институт медицинских капелланов (то есть священников, которые существуют при госпиталях и больницах) и различные кухни для бездомных. Государственная поддержка и финансирование таких программ осуществляется. Церковь платит все налоги на тех же основаниях, что и другие общественные организации. Никаких налоговых льгот духовенству или церкви как объединениям не предоставляется. Это, может быть, справедливо в той ситуации, которая сложилась в США. Там это единственно возможный выход. Иначе нужно было или выделить какое-то одно вероисповедание (но выделить кого-то невозможно, их слишком много) или относиться ко всем одинаково. Они стараются относиться ко всем одинаково. Исторически, конечно, преобладали протестанты, но после волны приезжих из южных штатов католики оказались в большинстве. Англиканская Епископальная церковь до середины XX века была если не государственной, то наиболее близкой к интересам государства конфессией. Англиканами даже в XX веке были 2/3 президентов; 2/3 крупнейших финансовых семей принадлежат Епископальной церкви. К англиканам относятся по-иному, чем к иеговистам или к экстравагантным сектам. Но это уровень общественного сознания, а не официальное государственное отношение.

— А раньше осуществлялась финансовая поддержка?

Нет. Это то, на чем держится Декларация о Независимости Конституции США. Государственной поддержки никакой конфессии никогда не осуществлялось.

— Традиционно Америку называют страной желтого дьявола, Нью-Йорк — новым Вавилоном. Так ли это?

Это не совсем так применительно к концу XX столетия. Вот такой гонки со ступеньки на ступеньку, чтобы с одного социального уровня подняться на другой, гонки, которая захватывала бы все силы человека, видеть в подавляющем большинстве людей не пришлось. Они живут и без того хорошо. Можно уже не слишком напрягаться. Человеку, который родился даже не в самом высоком социальном слое, гарантировано уже достаточно много, чтобы он не спешил переступать со ступеньки на ступеньку, просто в силу того, что страна бесконечно богата. Но при том, что нет такой гонки, есть один характерный момент — стремление жить во всех отношениях комфортно: и в отношении устроения светской жизни и всяких материальных условий и, что самое страшное, в отношении религиозной жизни. Религия для подавляющего большинства дополняет внутреннюю комфортабельность существования. Не в том смысле, что быть совсем нерелигиозным человеком непрестижно и неудобно (в некоторых слоях интеллигенции это и престижно, и удобно). Но потому, что прежде всего, это дает дополнительное ощущение выполненного долга, того ощущения, что « и с небом у меня все в порядке » . Религия для большинства не является тем, чем человек горит, чем он должен жить, тем путем, который должен вести в Царствие Небесное.

— Насколько интересны методы воспитания детей в США?

Опыт их педагогики мне кажется тупиковым, ложным и совершенно неприменимым к нашей ситуации. Они используют, в том числе в воскресных школах, антропологически ложные посылки о самораскрытии способностей ребенка, о том, что главное — дать ребенку выплеснуть все то, что в нем заложено. Его не надо ограничивать, наказывать, ему не нужно ставить барьеров в поведении. Подход таков, что природа человеческая сама по себе не испорчена и хороша, что нужно только не мешать, что мы можем только испортить, породить комплексы и прочее. Но мы-то знаем, что природа человека изначально была хороша до грехопадения, что после грехопадения в природу человека, в том числе и младенцев, казалось бы невинных, вошел грех, и что само по себе так называемое раскрытие поведет в значительной мере к раскрытию этого самого греха и к его взращиванию. Поэтому все, что мы имеем, и в традиции Священного Писания, Предания, и в традиции отечественной педагогики, сводится к необходимости воспитания, связанного с ограничением и с наказанием. Без этого невозможно вырастить полноценного и здорового христианина или христианки.

— Заметно ли Православие в Америке?

Изначально, конечно, трудами наших святых, подвижников благочестия Германа Аляскинского, Иннокентия Московского Православие было утверждено на Аляске, на Алеутских островах, в Калифорнии, в ряде областей США, и до нашей революции пути развития Православия в Америке казались довольно понятными и естественными. И умножение числа верующих было довольно стабильным. Но и тут, как во многом другом, помешали нам большевеки, помешали делу православия. Был один православный епископ до 17-ого года в Америке — наш будущий патриарх святитель Тихон. Существовали православные греки, православные сербы, православные румыны, другие этнические группы православных в Америке, но у всех был один епископ. Неважно, что он был только один, важно, что он был один для всех американских православных. После революции 17-го года возникла та ситуация, которая достигла сейчас своего апогея: есть юрисдикция нашей Московской Патриархии, есть Зарубежная Русская Церковь, есть Сербская Церковь, есть Румынская, Болгарская, есть много греков, есть Американская Автокефальная Православная Церковь и пр. Возникает вопрос: а это единая Церковь или это сообщество людей, друг к другу относящихся по тем же законам человеческой неприязни, политических и национальных предубеждений. В этом смысле, свидетельство об истине очень затруднено. Но есть, конечно, путь для православия в Америке — создание Американской Автокефальной Церкви, осознание того, что будущее — только за американским национальным Православие м. Но здесь возникает колоссальная проблема. Когда наш народ сейчас возвращается к Церкви и когда воцерковляется наша культура, мы опираемся на тысячелетнюю традицию, у нас есть, к чему вернуться и на каком языке говорить (то же можно сказать о сербах, греках, болгарах). Традиция же американской культуры XIX, особенно XX веков бесконечно секулярна, поэтому для того, чтобы свидетельствовать о православии в Америке нельзя использовать почти ничего из того языка словесности, музыки, других видов культуры, которые накоплены в этой стране. Они или анти— или внецерковны по своей сути. Их можно только отбросить и от них оттолкнуться. И это, конечно, колоссальная проблема, потому что людям некуда вернуться, а нужно создавать что-то новое, а это очень и очень сложно. Только на Бога можно уповать. Сложность еще в том, что не видно сейчас в США, по крайней мере мне, таких светильников благочестия и веры, как почивший Архиепископ Иоанн Сан-Франциский и Шанхайский, который принадлежал к Зарубежной Церкви, но которого мы все безусловно можем почитать как великого подвижника XX века.

— Известны ли случаи перехода американцев в Православие из других конфессий?

Я говорил с одним батюшкой, этническим протестантом во многих поколениях, который сейчас является священником Зарубежной Церкви. Он рассказывал, что стал православным после того, как один раз случайно по какому-то делу зашел в православный храм и пробыл там полчаса до конца службы. После этого ничто, никакие службы у баптистов, на которых он присутствовал, не давали ему ощущения подлинного христианства. Для многих людей, с которыми приходилось говорить, важной вехой на их духовном пути в Православие являлся именно опыт подлинной молитвенной жизни Православной Церкви, в отличие от суррогата, который есть в западных христианских конфессиях. Когда человек приходит с искренней душой, он это чувствует. Как князь Владимир, который побывал в Софии Константинопольской и говорил, « что мы, испробовав сладкого, не можем возвращаться к горькому » . Так и здесь. Узнав, что такое подлинная служба, подлинная молитва, человек не может успокоиться и вернуться к тому, что он имел в своей конфессии. Кто-то обращался через проповедь выдающихся подвижников, проповедников или богословов XX века. Есть случаи в Америке, когда переходили целыми епархиями. Вот в Антиохийскую Патриархию недавно перешло три епархии бывших баптистов со своими священниками, которые заново были рукоположены — 80% общины перешло. И теперь они являются очень активными миссионерами среди прочих баптистов.

— Что можно сказать о русских эмигрантах в США?

Что касается наших эмигрантов — сами они оставались в Церкви. Однако из их внуков осталась православной в лучшем случае десятая часть, потому что путь был избран не до конца верный. Путь был избран, естественно, в надежде, что пребывание там временно, что ситуация в отечестве изменится, что нужно пережить и переждать, пока истинная Россия вернется ко своему предназначению. А дети и внуки уже не могли жить, дожидаясь чего-то. Если бы изначально ориентация была на то, чтобы остаться православными в той стране, где жить дальше, то, наверное, больше людей осталось бы в православии.

— Приходилось ли вам общаться с эмигрантами?

Русских первой волны, считайте, не осталось. Это единичные фигуры. Лица престарелого возраста, с которыми удивительно приятно общаться, в том смысле, что русский язык звучит музыкой, когда его слышишь, и себя приходится только укорять. И видно, сколько за годы безбожной атеистической власти мы потеряли даже в нашем языке. Сама мягкость речи, присущая старым русским людям, не затронутым этой средой, удивительна. Их дети, тем более внуки, говорят, как иностранцы на русском. Невозможно удержать больше одного, максимум двух поколений в среде иноязычной. Что касается общин, то потомки русских первой эмиграции, в основном, принадлежат к Зарубежной Церкви, а наши соотечественники, сейчас приезжающие на постоянное или временное жительство в Америку, как правило, ходят в приход Московской Патриархии. Поэтому наш Свято-Никольский Собор в Нью-Йорке Московской Патриархии на 90% состоит из тех людей, которые оказались в Америке в последние 10-15 лет.

— Как живется индейцам в Америке?

Индейцы? Ну честно скажу, ни одного инка и ни одного ацтека не видел. Хотя знаю, что где-то в резервации живут желающие (а не те, кого туда загнали) следовать традиционному укладу жизни: охотиться на медведей, ловить рыбу... то есть это территории, на которых запрещено всякое строительство, цивилизаторская деятельность. Эти индейцы, по отзывам людей, которые у них работали, на порядок беднее, чем подавляющее большинство населения. Главная болезнь — как у всех, условно говоря, примитивных народов, соприкоснувшихся с европейской цивилизацией, — они начинают пить. И у них нет какого-то иммунитета, стойкости, и значительная часть людей как спивалась, так и спивается. При этом возрождение национального самосознания, к сожалению, проходит на фоне возврата к национальному язычеству. Даже у нас, у малых народов где-то в Якутии, читаешь какие-то нелепости. Такого же рода нелепости существуют и у индейцев. Все, что дети видели, когда были маленькими, в фильмах про индейцев — Ястребиный Коготь и прочее — вот это их изначальное язычество, оно сейчас культивируется, чтобы противостоять американской цивилизации. А те, которые являются христианами, либо католики, либо англикане.

— Есть ли особо чтимые святые в Америке?

Святитель Тихон, которого американцы очень почитают. Почитают не только православные, но и представители других христианских конфессий. Память и уважение к святителю Тихону исключительная у всех христиан США. Бывает такой образ святости, который привлекает к себе даже людей неверующих — вспомним, как татары почитали святителя Алексия, митрополита Московского. Пожалуй, что у православных, бывших в Америке в XX веке, жизнь и образ святителя Тихона являются самыми яркими. Конечно, Архиепископ Иоанн Сан-Франциский (Максимович) является для русских весьма авторитетным и почитаемым вне зависимости от юрисдикции.

— Какая аудитория слушала Ваши лекции?

Это семинария Епископальной церкви, в которой учится около шестидесяти человек, мужского и женского пола. У них в этом отношении дух века сего вполне возобладал. Введено женское священство и даже женский епископат. Обучение там платное и очень дорогое, в том числе и церковное. Человек за три года обучения должен заплатить свыше 30 тысяч долларов — это даже по их доходам достаточно значительная сумма денег. Курс, который я читал, был курсом по выбору. Из 60 человек его добровольно посещали несколько человек. Чем они руководствовались, выбирая этот курс? В основном, это были люди, изначально симпатизирующие Православию, с большим, чем у других, знакомством с древней историей, с осознанием, в какой-то мере, кризиса Епископальной Англиканской церкви. То, что она находится в состоянии кризиса, понимают многие. Это связано с женским священством и с хиротонией извращенцев. Сейчас они хотят ввести специальное правило, чтобы тот, кто не признает женского священства, обязывался покинуть Епископальную Англиканскую церковь. Я думаю, было бы очень хорошо,если бы они ввели такое правило, потому что оно обозначило бы тех, кто готов служить духу века сего и тех, кто в силу обстоятельств встанет перед выбором. Конечно, у нас возникали дискуссионные моменты на лекциях, связанных с понятием авторитета Церкви, почитанием Богоматери, с отношением ко Вселенским Соборам (они признают их авторитет только условно), с женским священством, с отношением к литургии, с практикой поста (которая у них существует довольно в смехотворном виде, т.е. человек может отказаться от того, чего хочет: Великий Пост состоит в том, что каждый выбирает по своему усмотрению, от чего отказаться; в основном, они не едят сладкие пирожные, т.е. подвиг поста состоит в том, чтобы воздерживаться от сладких пирожных). Я им говорил, что наша цель не в том, чтобы вы услышали приятное, а в том, чтобы вы познакомились, как наша Церковь смотрит на те или иные стороны вашей жизни.

Отозвалось ли это у кого-нибудь в сердце, только Господь знает. Но воспользоваться такой возможностью сказать о Православии и об учении православной Церкви, даже перед очень узким кругом людей, мне видится важным. Просто в масштабе будущего Америка — очень важная страна для того, чтобы отмахнуться и сказать: « Это страна, которая нас не интересует. Там христианства нет, ну и не надо. » Это было бы неправославным отношением ко всякому народу, но тем более к стране, которая, хотим мы того или не хотим, будет в обозримом будущем играть важную роль в том, что происходит на земном шаре.

— Какие перспективы у Православия в Америке?

Как во всякой стране и во всяком народе уповать нужно не столько на человеческие усилия, сколько на благодать Божию, которая « немощное врачует, оскудевающее восполняет. » По-человечески говоря, трудно сейчас предположить, что произойдет массовое обращение части американцев в Православие: слишком иная традиция даже христианской жизни, которая за эти 200 лет в США утвердилась. Но на сегодняшний день все определяется не этими традициями, а святостью образа жизни. Будут подвижники благочестия, будут те люди, которых, по слову евангельскому, невозможно сокрыть, как светильник, стоящий наверху горы, — значит будут и такие, кто, посмотрев на образ жизни этого человека и на сияние его глаз, забудут про все свои Форды, Мерседесы и дом в предместьи Нью-Йорка и пойдут, как жены мироносицы, в Церковь Божию, чтобы служить Богу. И второе. Нужно, конечно, чтобы к этому времени уже существовал язык, на котором они могли бы говорить с народом, их окружающим. Сейчас Православие воспринимается большинством американцев как интересная, для кого-то глубокая, для кого-то даже подлинная, с точки зрения древней церковности, но вообще-то не своя, а восточная, довольно экстравагантная форма религиозности. Создать язык, не пойдя на компромиссы с духом века сего, язык западного православия, который мог бы привести людей в ограду церковную, без утраты сути евангельского благовестия — вот это самая главная задача. И надо только молиться, чтобы нашлись такие делатели, которые смогут ее осуществить.