Порубили все дубы...

 

За эти строки Высоцкий был бит тогдашними советскими критиками нещадно. Он-де испоганил доброе имя Пушкина, на лукоморье руку поднял, солнце русской поэзии оплевал! Но, сдается мне, что сам А. С. Пушкин на такую пародию не стал бы дуться, потому что был он человек веселого нрава.

 

Прочитав в «ТД» №31 литературную мистификацию неизвестного автора «Двадцать лет спустя», нетрудно догадаться, что в заповеднике русской словесности ведутся лесозаготовки. Дуб Достоевского срубили на мещанский гробик Роди Раскольникова. По мнению автора, Раскольникову, вообще, не повезло: инфантильный, социально неадаптированный неврастеник — он в своей жизни обречен выбирать между кровавыми топорами и «оголтелой канареицей» мещанства. Безысходка! Сонечка тоже хороша: из «святой проститутки» получилась рабыня и квашня, попросту курица. Вот такая концептуальная пилюля в изящной литературной упаковке.

 

Наверное, многим знакомо такое положение, когда в разговоре вам исподволь навязывается роль дурака. Волей-неволей подыгрывая оппоненту, вы утверждаетесь в этой роли. В упоминаемой пародии та же ситуация, а в дураках оказались и читатели, и Федор Михайлович со своей идеей о «человеке и твари дрожащей».

 

Но ведь не все на свете подлежит осмеянию. И если литературная форма изложения Достоевского спародирована блестяще, то критику христианской идеи покаяния, а именно она является главенствующей в романе, я считаю некорректной. По всей вероятности, автор пародии о сущности покаяния никакого понятия не имеет, будучи неверующим. Достоевский — христианский писатель, а христианина понять до конца может только христианин. Иначе получается как у Маяковского:

 

Господа, давайте дискуссировать вежливо, шутить культурно!