Гипнотизер. Из рассказов приходского священника

В субботу вечером, когда я исповедовал, подошла ко мне маленькая девочка с бантиком на тоненькой косичке и неспешно, искренне, почти по взрослому исповедовала свои детские грехи, я уже хотел ее отпустить, но она подняла на меня большие серьезные глаза и, сделав паузу, сообщила: «Нас учитель на уроках гипнотизирует».

 

Так началась эта история. Девочка стояла и смотрела на меня спокойно и терпеливо, ожидая ответа, ее круглое лицо выражало наивность и беззащитность. А моего сердца вдруг коснулось чувство близкой опасности. Позвали на помощь маму, она оказалась поблизости. Исповедь пришлось прервать и мы втроем отправились на солею, чтобы поговорить без помех. Девочка рассказала историю, которая только на первый взгляд может показаться невероятной. С нового учебного года у них в классе ввели урок психологии. Вести эту, так называемую психологию, поручили какому-то мужчине, который вообще не имел права преподавать, но зато обладал редкими экстрасенсорными способностями и с их помощью обаял весь педагогический коллектив, по составу, как и повсюду в школах, в основном, женский. И таким образом легко получил доступ к детям.

 

На первом же уроке он испытал на детях свои чарования, введя весь класс в состояния гипноза. Причем под гипнозом дети не просто спали, но вели себя крайне безобразно. Они прыгали, кричали, конвульсивно дергались, все было приблизительно, как на сеансах Кашпировского, только еще пуще. А на Людочку гипнотические чары не подействовали, потому что она молилась. Она закрыла лицо, уши руками и только повторяла одну краткую молитву, запавшую ей в сердце: «Господи, помилуй мя, грешную». И учитель-экстрасенс не заметил, что она не заснула, не впала в транс. Люда оказалась единственным свидетелем этого урока, потому что другие дети после гипноза ничего не помнили. Она все рассказала дома маме, а мама повела девочку на исповедь. И вот стоим мы втроем и совещаемся, как нам быть. Я им посоветовал завтра вместе причаститься. Обратился я и к прихожанам с просьбой о молитве за Людмилу, случай был из ряда вон. В понедельник решено было пойти в школу.

 

На все недоуменные вопросы директор отвечала с неприязнью, в том смысле, что школа отделена от Церкви. Логики здесь не было никакой. Так что получился диалог, достойный пьесы абсурда.

 

— Зачем вы позволяете калечить детей?

 

— У нас Церковь отделена от государства, не вмешивайтесь куда не следует.

 

— Проведение гипнотических экспериментов с детьми недопустимо, это не входит ни в какие программы.

 

— В программы не входит Закон Божий, а мы проводим вполне научные психологические опыты, на уровне современных знаний.

 

— Эти опыты губят душу.

 

— Душа — это тоже церковное понятие, а мы решили подправить биополя наших учеников, почистить чакры, расширить сферу ментального.

 

Так отвечала эта сумрачная женщина. Из моего заступничества, конечно, ничего бы не вышло, если бы не помогла Людочка. Она рассказала все, что происходило на уроке. Как бесновались, кричали ее подружки, как у одного мальчика шла изо рта пена...

 

Психолог, доселе молчавший молодой человек с неестественно блестящими глазами, вдруг с жаром стал все отрицать. Маленький, с курчавыми черными волосами, он дергался от возбуждения, словно на пружинках. От каждого его слова, жеста, исходила какая-то неестественно сильная энергия. Он дернулся на пружинках в очередной раз, наконец, прочно утвердился на ногах и вперился в Людочку своими черными, колючими глазками-буравчиками. — Как не заснула?! В голосе были и негодование, и обида, и угроза. Казалось, он хотел немедленно исправить оплошность и усыпить нежелательную свидетельницу и, если возможно, навсегда. Людочка от этого взгляда оцепенела, она смотрела на него и не могла отвести глаза.

 

Это нападение произошло так неожиданно, что и я растерялся. А потом, спохватившись, закрыл лицо девочки, положил ее голову себе на грудь: «Гипнотизируй меня, если хочешь, а от ребенка отстань».

 

Директор, вот удивительно, смотрела на этот инцидент совсем не по директорски, а просто как любопытный прохожий. Словно шла какая-то азартная игра, а ведь на кону стояла человеческая душа. Я накрыл голову девочки нагрудным крестом. Взгляд гипнотизера уперся в золотой крест и стал медленно угасать. Наконец, он моргнул, что делать гипнотизеру, конечно, совсем не полагалось, потупился и в задумчивости отвел глаза, словно вид распятого на кресте пробудил его совесть.

 

Кабинет директора представлял из себя зрелище убогое: не ремонтировался он, полагаю, со времен последнего партсъезда. Мы сидели в этом мрачном кабинете и чего-то ждали. Все были потрясены неожиданным проявлением ничем не прикрытой агрессии. Надо было спасать Людочку. Конечно, спасаться бегством проще всего, но куда бежать, если повсюду так? По крайней мере, посередине четверти перейти уж точно никуда не возможно. Решено было доучится четверть, а потом уж переходить в другую школу, может быть, в гимназию. Я обещал помочь.

 

Уроки психологии были по вторникам, мы решили, что до начала урока Люда будет приходить в храм, причащаться и сразу после причастия идти на урок.

 

Так мы и делали... А дальше и рассказывать нечего. Казалось бы, история подошла к кульминации и сейчас должна разгореться борьба. Но на самом деле, дальше ничего интересного, достойного литературного описания, не было. Борьба, может быть, и была, и разгорелась она жарко, но мы уже в ней не участвовали. Людочка часто приходила в храм, не высказывала никакого беспокойства, никакого страха, а «психолог» оставил ее в покое. Она сидела на уроках безучастно, погруженная в молитву. Сделать что-то другое в этой ситуации мы не могли, мы оказались полностью беспомощны. Но кто-то невидимый быстро за нас все сделал.

 

Обращаться к общественности было бесполезно. Газеты, телевидение — все было полно той же бесовщины и растления. Гипнотизеры лезли из телеящика, как тараканы, один за другим, вся страна дергалась в каких-то гипнотических конвульсиях. С тех пор я часто себе представляю: посреди этой мистической чумы сидит где-то тихая девочка, закрыв глаза и уши, и молится. И ее неслышная молитва есть самый веский аргумент, а все остальное не имеет никакого значения.

 

Четверть еще не окончилась, как «психолог» исчез, также неожиданно, как и появился. А к концу года опомнились и родители. Были шумные собрания, директора сняли. Приходили и ко мне, благодарили, но Закон Божий так и не разрешили вести.