Между клиром и миром. «Культурное заговенье» на Татьянинском вечере было изысканным

Необычная обстановка царила 26 ноября в Университетском храме. Нарядные гости собирались и заполняли ряды стульев и скамей в просторном, ярко освещенном, обрамленном торжественной колоннадой притворе. Сбоку за занавеской, служившей своего рода кулисой, готовились уже распавшиеся и настроившие свои инструменты артисты, большинство из которых прихожане привыкли видеть поющими на правом клиросе. Стремительно перемещался по храму в последних приготовлениях настоятель отец Максим Козлов. Во всех и во всем было заметно волнение: получится или не получится? Удастся ли провести благотворительный, по преимуществу светский концерт так, чтобы не опозориться ни профессионально, ни духовно? Ведь в программе этого, пока первого музыкального Татьянинского вечера, посвященного дню Ангела M.B. Ломоносова, были не только духовные песнопения русских композиторов XVIII-XX веков, но и европейская инструментальная музыка, и оперные арии и ансамбли Моцарта, Римского-Корсакова и Чайковского, и популярные песни и романсы.

 

Наверняка, для некоторых прихожан, и особенно тех, в душах которых остались рубцы от болезненного противостояния общины и студенческого театра МГУ, такое сочетание храма и частично костюмированного концерта было опытом непростым. Но по прошествии недель все же можно сказать, что этот, во многом дерзновенный, эксперимент удался.

 

Звучала прекрасная музыка в искусном исполнении. Некоторая избыточность программы с лихвой перекрывалась передававшимся залу энтузиазмом исполнителей, а ее объективный эклектизм вводился в достойные рамки тонким направлением мысли отца Максима, который вел концерт. Во всем жил дух искреннего творчества, облагороженный церковным присутствием и тем добрым делом, которому он служил  — помощь реконструкции иконостаса. «Сегодня, — сказал отец Максим в начале концерта, — мы постараемся прикоснуться ко всему тому, что вошло в жизнь нашего народа, начиная с той эпохи, в которую жил Ломоносов. К той культуре, в которой многое противоречиво и многое нам может не нравиться, но без которой нельзя сегодня представить себе жизнь России».

 

Хор под управлением Екатерины Малеиной построил программу первой части вечера осмысленно: от масштабно-декоративного концерта Березовского («Не отвержи мене во время старости»),служащего для нас мостиком к эпохе Ломоносова, через пронзительные взлеты музыки Чайковского («Блажени яже-избрал ecu»), трепетные и взыскующие звуки Рахманинова («Блажен муж»)  — к возвышенно-тонкой музыке нашего современника протоиерея Николая Ведерникова «Богородице Дево». В заключении прозвучал гимн церковной радости и утверждения  — «Тебе Бога хвалим» Бортнянского.

 

Пели вдохновенно, мастерски, по-концертному ярко, оттеняя различие между тем, как подчас с трудом приходится сдерживать свои голоса и настраиваться на духовный, молитвенный лад за богослужением, и тем, как творческий полет способен в концертном обрамлении утверждать Божественную истину и богатство взращенной ею отечественной культуры.

Достойны внимания и сочетаемость голосов и культура звукоизвлечения этого хора, пришедшего в Татьянинский храм по выбору настоятеля в сентябре 1997 года. В этих качествах ансамбля сказывается то, что практически все его участники  — воспитанники одной вокальной школы Майи Марковны Пушкиной.

 

Но таланты музыкантов, стоящих по субботам, воскресеньям и праздникам на правом клиросе, далеко не ограничиваются только пением, а репертуар  — только русской церковной музыкой. Во второй части вечера прозвучали западные вокально-инструментальные композиции в исполнении ансамбля PastTime под руководством Дмитрия Ключева (тенора и канонарха в своих обычных появлениях в храме), который теперь выступил в костюмированном облике виолончелиста и певца эпохи Возрождения. Татьяна Ключева (альт), исполнявшая партию клавесина, вела эту часть вечера  — деликатно просвещая аудиторию в такой мало известной непрофессионалам области, как европейская музыка, предшествующая эпохе клавесинистов. Это музыкальное кружево, отмеченное очарованием домашнего неконцертного музицирования, простотой мелодии и близостью к народной традиции христианской Европы. Прозвучали танцы из сборников Тильмана Сузато, Мельхиора Майзингера, Мельхиора Франка, Антонио Гардане и несколько песен Томаса Морли и Джона Доулинга.

 

Третья часть концерта, так же как и первые две, вполне могла бы быть самостоятельным выступлением. Здесь главными действующими лицами были баритон Валерий Планкин и сопрано Лидия Токарская. Начав с игровой сцены Папагены и Папагено из моцартовской «Волшебной флейты», они обратились к русскому репертуару  — арии Снегурочки из оперы Римского-Корсакова (на мой взгляд  — лучшее выступление Токарской) и русским народным песням. Популярнейшие песни «Коробейники» и «Вдоль по Питерской» Планкин пропел щедро и громогласно, в чем-то переигрывая, но от того не менее обаятельно. Им аккомпанировала Ирина Ковалева. Были и дуэты из «Пиковой Дамы» Чайковского (Нина Лебедева и Кира Смирнова), и знаменитые «Моряки» Вильбоа (Ключев и Планкин)  — то самое «Нелюдимо наше море», которое в памяти любителей музыки неизбежно связывается с именами великих русских певцов Ивана Семеновича Козловского и Максима Дормидонтовича Михайлова.

 

Возвращая присутствующих в духовное пространство, отец Максим метко назвал концерт «культурным заговеньем» на Рождественский пост. И в заключении вечера как предвосхищение грядущей духовной радости прозвучало «Малое славословие» Остроглазова, поющееся в храмах только на Рождество.

 

Перед человеком православным неизбежно встает вопрос: можно ли считать такой концерт явлением церковной жизни? В строгом смысле, если смотреть на храм как на дом молитвы и средоточие богообщения, скорее всего  — нельзя. Но и проходил концерт в строгом смысле не в храме, а возле него, рядом с притвором, у врат церковных  — этой пограничной зоне между клиром и миром.

 

Этот ноябрьский вечер безусловно стал ярким событием приходской жизни  — жизни людей, у которых мысли, чувства и дела направлены к храму, к Богу. И стремление это может приобретать весьма разнообразные формы творческого выражения. Ведь не случайно, наверное, у Татьянинского храма такой просторный притвор?