Студент — это состояние души. Рассказ Чехова открывает подлинные глубины его творчества

Рассказ сделан вполне в чеховском духе: просто и безупречно, без единого лишнего слова. Главный герой называется по имени лишь один раз  — в самом начале: «Иван Великопольский, студент духовной академии». В этом имени  — колокольня Иван Великий; сказочный Иван-дурак; святитель Иоанн Константинопольский, т.е. Златоуст (недаром почти половина рассказа  — вдохновенное повествование главного героя), наконец, необъятные просторы русских полей. Но далее герой везде именуется просто «студентом», вырастая до размеров символа. Это подчеркивается и самим названием рассказа.

 

«И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета  — все эти ужасы были, есть и будут, и от того, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше». Какому студенту не знакомы подобные чувства? Но в рассказе они имеют особенное значение.

 

Действие рассказа происходит в Великую Пятницу, в день распятия Спасителя. Когда девятнадцать веков назад Христос умирал на кресте, солнце померкло, не в силах вынести мучений своего Создателя. Так и в рассказе Чехова состояние природы очень близко ощущениям верующего человека в этот великий и страшный день. «...Некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, все смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо»; «этот наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие... самой природе жутко... кругом было пустынно и как-то особенно мрачно...»

 

Стремясь убежать от тоски и уныния, студент приходит погреться у костра  — «на вдовьи огороды». Печаль и скорбь, неустроенность в этом грустном именовании. Да и Церковь, подобно вдове, оплакивает в этот день своего умершего Жениха-Христа.

 

Студент рассказывает, что «точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр» во дворе первосвященника, когда пытали Христа. Студент повествует  — как будто бы о себе,  — что Петр, «изнеможенный, замученный тоской и тревогой» следует за Иисусом, а потом трижды отрекается от своего любимого Учителя. «И вышед вон, плакал горько»,  — как говорит апостол Матфей. Но студент не плачет: он лишь передает хорошо ему известную евангельскую историю  — плачут его слушательницы-вдовы: Василиса и Лукерья. Плачут, как жены-мироносицы две тысячи лет назад. И только тогда студент понимает, что события той страшной ночи имеют самое непосредственное отношение и к обеим женщинам, и к нему самому. «"Прошлое, - думал он,  — связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого". И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой». Он почувствовал то, чего так не хватает современному миру: смысл истории, «веков связующую нить».

 

Недаром Чехов называет своего героя «студентом». Только юная сила, духовное студенчество, может с особенной ясностью ощутить всю красоту и величие подлинного призвания человека, только «молодые мехи»могут вместить «молодое вино»,веселящее сердце. Настоящий студент  — это критичный, но готовый к принятию истины ученик; он может пожертвовать всем ради глубокого знания; он готов терпеть нужду, голод и холод ради высших целей и ценностей. И сам Чехов был верен этому «студенчеству» всю свою жизнь: в честном поиске до самой смерти, в безжалостной самооценке, в нежелании останавливаться на достигнутом...

 

«Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха». Но за Распятием, за Великой пятницей, всегда следует Светлое Воскресение, и в этой серой, однообразной и, казалось бы, беспросветно унылой жизни проступают черты другой, несравненно более прекрасной жизни  — вечной.

 

«...он думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы,  — ему было только двадцать два года,  — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья, овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла».