Первый из двадцати четырех

 

— К журналистике у меня душа не лежала никогда и никогда, честно говоря, журналистикой как таковой я не занимался. Я поступил на факультет журналистики в то время, когда там на кафедре литературно-художественной критики и публицистики проводились особые спецсеминары. Я попал в группу И. И. Виноградова, шестидесятника-новомировца, к этому времени преодолевшего в себе интерес к прозе 60-х годов и сосредоточившегося на русской религиозной философии. Вообще, студенты, воспитанные на спецсеминарах кафедры литературно-художественной критики, относились к очень небольшой прослойке «странных высоколобых».  Они не стремились на международное отделение, чтобы уехать за границу, они не шли в пре-е I ижные тиражные газеты, а занимались достаточно нудными с общей точки зрения проблемами философии, истории, литературы и подобными заумными вещами. Мы ездили на разные занятия на другие факультеты, и в этом смысле мне очень помогал свободный график посещения занятий и сдачи экзаменов — я очень хорошо учился, представлял факультет на филологических олимпиадах, да, впрочем, наш факультет всегда был достаточно свободен в этом отношении.

 

Серьезных событий в моей жизни было два. Первое, как я уже сказал, это встреча с И. И. Виноградовым, который стал моим крестным.

 

 

— Да, я крестился, учась в Университете. Интересно, что сейчас И. И. Виноградов стал главным редактором журнала либерального направления «Континент», а крестивший меня в те еще полулегальные годы у себя дома другой мой товарищ, протоиерей Александр (Шаргунов). ныне тоже занимает диаметрально противоположную позицию. Тогда все дружили, были все вместе ведь людей, которые читали Соловьева, Флоренского, раннего Лосева, было не так уж много.

 

 

— Это последний год в Университете. Встреча с Алексеем Федоровичем — событие кардинальнейшее в моей жизни. Дело в том, что в доме у Лосева, несмотря на то, что там собирались совершенно разные люди и, несмотря на то, что Алексей Федорович почти никогда не говорил на церковные темы, абсолютно четко ощущалось, что ты пришел в Храм. Причем не просто в какой-то храм духа, но что ты пришел в православный храм, и недаром очень многие из окружения Лосева, особенно из молодых, пришли в Церковь. Мы время от времени встречаемся с отцом Алексеем (Бабуриным), с которым подружились в последние годы жизни Алексея Федоровича и мне кажется, что и его путь от Лосева в Церковь, и мой путь от Лосева в церковно-научное издательство абсолютно логичен и естественен. Сама атмосфера, само общение с Алексеем Федоровичем направляло тебя на тот путь, который тебе предназначен. Каждый начинал понимать, что ему нужно. Именно в доме Лосева я познакомился с трудами Флоренского, которыми стал заниматься как исследователь и занимаюсь до сих пор. Там я узнал семью Флоренских, отца Андроника (Трубачева). Там определилась дальнейшая моя учеба — я помню совещание о том, «куда направить Сережу»: был выбран Институт философии, тема и научный руководитель — А. В. Гулы-га, специалист по немецкой философии, интересовавшийся одновременно вопросами русской философии. Там была осуществлена моя первая серьезная работа подготовка текста и комментариев к двухтомнику В. Соловьева, вышедшему в «Философском наследии». Дом Лосева  это огромный узел в моей жизни, определивший всю мою дальнейшую судьбу. В 1989 году мне была предложена Гумбольтовская стипендия на исследование архива Франка, и мы собирались уезжать в Германию на три года на абсолютно изумительных условиях. В последний момент я пошел за благословением к отцу Андронику (Трубачеву), и он не благословил, сказав: «Нет, никуда Вы не поедете, надо здесь заниматься». И вместо того, чтобы уехать в Германию, мы основали издательство Валаамского монастыря. Так вот все произошло, и сейчас я и моя семья глубоко признательны отцу Андронику за это.

 

 

— Издательство Валаамского монастыря было предтечей нашего Церковно-научного Центра «Православная энциклопедия».  Первоначально оно находилось в моем кабинете журнала «Литературная учеба», в котором я одновременно с учебой в аспирантуре работал заведующим отделом классической литературы, самым молодым из заведующих отделов. Конец 80-х годов был временем расцвета «Литературной учебы» — ее тиражи достигали миллиона благодаря публикациям новых переводов Евангелия, сочинений Розанова. Лосева, Соловьева. Журнал делала группа единомышленников, работавшая в философско-литературно-эссеистическом направлении: В. Гуминский (сейчас зам. директора ИМЛИ РАН), А. Себень (теперь в журнале «Современник»), А. Иванов (принял постриг). С самого начала это издательство находилось под пристальным вниманием Святейшего Патриарха, потому что оно было первым, созданным не для переиздания молитвословов, не для изданий литургического или назидательного характера, но специально для цер-ковно-научных целей. В самом начале наука была очень смешной. Первой «научной» книгой была «Угодник Божий Серафим»в двух томах. Речь пока не шла о научно комментированных изданиях, но сам выбор текстов был такой, который не интересовал другие издательства. Евсевий Памфил, «Просветитель» Иосифа Волоцкого, Болотов, святитель Григорий Палама, святитель Афанасий Великий. Все издательство состояло из пяти человек. Оно стало вставать на ноги в 1994 году, когда мне удалось одновременно убедить Святейшего Патриарха и Ю. М. Лужкова в том. что надо издать «Историю русской Церкви» митрополита Макария. И тогда уже с самого начала мы стали ориентироваться не только на церковную, но и на светскую науку. Э го для 1994 года был очень смелый эксперимент. Многие предупреждали, что церковные и светские ученые не смогут работать вместе. Церковные ученые боялись, что их все время будут ловить на каких-то мелких ошибках, светские ученые опасались обвинений в отсутствии стремления к благочестию. Все были насторожены. И эта настороженность реально была преодолена на третьем томе. Тогда церковные люди увидели, что люди светские совершенно не враждебны и хотят работать в церковной науке, люди же светские поняли, что Церковь с большим вниманием относится к ним как к источнику церковного знания. Это единение знания и церковности состоялось и стало давать свои плоды. И вот после издания «Истории Русской Церкви» наше издательство насчитывало человек пятнадцать — двадцать. Ну а дальше начинается та история, которую любит рассказывать Святейший Патриарх. Было ясно, что нельзя распускать такой коллектив, и было принято опасное решение издавать Православную Энциклопедию.

 

 

— Она висела в воздухе с конца XIX века. Уже в переписке протоиерея Горского постоянно встречаем: «Нам нужна своя энциклопедия». Была создана Богословская Энциклопедия, которая дошла до одиннадцатого тома (до буквы «К»), и наша попытка во многом базировалась на оказавшейся абсолютно призрачной мечте, что можно будет опираться на ту Энциклопедию — вот у нас есть до буквы «К», а там уж дальше мы сами разойдемся. Практически ничего оттуда взять не удалось. Патриарх часто говорил, что трудно найти более неподходящее время для ее издания. Но другого не будет.

 

 

— Энциклопедия должна стать неким подведением итогов, потому что наши учителя еще знают и имеют то знание, которое было получено от дореволюционных профессоров через своих учителей. Среди наших авторов почти нет сорокалетних. Есть люди пятидесятилетние и дальше идут молодые. Есть это потерянное по понятным причинам звено.  Если мы сейчас не переймем, не систематизируем, не суммируем опыт поколения 50-60-летних, которые получали это знание от Лосева, от людей, которых мы считаем теми, кто нес это знание с дореволюционных времен, мы его утеряем, утеряем сам подход, глубокий национальный способ философствования. Я уверен, что отношение к каждому явлению как к самоценности, не желание его сразу вписать в целый ряд прецедентов, в схему является нашим своеобразием. С другой стороны, есть тридцати- и двадцатилетние, которые по сравнению с нашим поколением 40-летних обладают более гибкими инструментами. Ведь у нас зачастую кроме собственной головы и терпения ничего не было. Я помню, как мы учили философию. Кому сейчас в голову придет конспектировать Аристотеля или Платона, параллельно читая комментарии Лосева и Трубецкого, а для нас это был единственный способ что-то понять. Учебников не было! Это дало свои плоды — мы начитаны в текстах. «Историю античной эстетики» Лосева я читал от корки до корки два раза. Не потому, что мне это было так интересно, а потому, что не было ничего другого. Вашему поколению гораздо проще, у вас есть учителя, которые могут с вами говорить не на озоновом языке, а открыто, вы уже не восхищаетесь С. С. Аверинцевым за то, что он в «Поэтике ранневизантийской литературы» цитирует Иоанна Дамаскина, а для нас это было открытие. С другой стороны, мы испытали большое разочарование: мы занимались Флоренским, Соловьевым, Лосевым, и нам казалось, что только разреши — и отбоя не будет от желающих работать с рукописями Флоренского. Ничего подобного! Так вот, еще одна задача Православной Энциклопедии — стимулировать эту любовь к познанию в новом поколении. Я далек от той преувеличенной задачи, которую многие видят в нашем Центре как консолидирующим силы, ранее разъединенные. Хотя в какой-то степени именно нам удалось объединить светских и церковных ученых.

 

 

— Это научное профессиональное издание. Есть статьи очень сложные, рассчитанные на подготовленного читателя. Вряд ли обычный человек заинтересуется материалом об Абу-ль-Баракате или Аквилейском богослужебном обряде. Зато ни в одной другой Энциклопедии вы не найдете простых и доступных статей о сотнях благочестивых людей, своей высоконравственной жизнью заслуживших упоминания в Православной Энциклопедии, как например, материал о подвижнице благочестия XX века Агнии Чижиковой.

 

 

— Очень сложный вопрос. Дело в том, что Свято-Тихоновский или Иоанно-Богословский институты похожи на факультет журналистики МГУ в мои студенческие годы, то есть человек, учащийся там и хотящий получить знания, имеет массу возможностей их получить, посещая лекции разных преподавателей. Из тихоновцев у нас очень мало. В РПУ — слабая подготовка в области русской истории, аскетики. Образование в церковных вузах пока еще очень неровное. Средний уровень там, конечно, на данный момент не дотягивает до МГУ, выпускник которого обладает базовым знанием. Я бы предпочел выпускника МГУ.

 

 

— Каждый имеющий намерение работать в ЦНЦ проходит собеседование, которое принимают помимо меня и старейших редакторов доктор исторических наук, профессор И. С. Чичуров, архимандрит Макарий (Веретенников), иеромонах Дамаскин (Орловский), профессор М. С. Иванов — специалисты в разных областях церковного знания. Человек приходит и говорит: «Я хочу работать в редакции, допустим, Священного Писания». (Конечно, есть набор минимальных требований: человек должен знать еврейский, греческий, латинский, несколько европейских языков...), И дальше ему задаются вопросы. Мы не можем выяснить, хорош ли он будет в работе или нет, но только есть ли у него возможность работать по этой тематике. Если есть, то он принимается на испытательный срок.

 

 

— Православная ориентация, конечно, является обязательной, и мы не скрываем, что мы конфессиональная организация.

 

 

— Нет. В нее входят статьи о всем богатстве христианства, о проблемах христианства и других конфессий. Во-первых, наша Энциклопедия построена про принципу убывающей подробности — наиболее подробно о русской Церкви, примерно столь же подробно о поместных православных Церквах, с меньшей подробностью — о других христианских конфессиях, достаточно бегло о понятиях других вероисповеданий — философских, этических, эстетических. Во-вторых, на все проблемы мы стараемся представить православную точку зрения.

 

Это совершенно не значит, что у нас превалирует обличительное богословие, обличительный пафос. Прежде всего, любая энциклопедия имеет эпистимологический характер — мы должны четко, ясно и правдиво дать знание о том или ином явлении и оценить это явление по отношению к православию. Мы стоим на точке зрения РПЦ и при этом совершенно достоверно и корректно излагаем ход исторических событий.

 

 

— Нет. Во-первых, есть исторический опыт. Есть Католическая Энциклопедия, Протестантская Энциклопедия, которые не скрывают своего четко выраженного «конфессионального императива». Мы делаем Энциклопедию, которая должна сформулировать православную точку зрения, и если мы считаем, что наше мировоззрение является верным и наша вера правой, то зачем конспирироваться культурными ценностями?

 

Другое дело, что часто за научную профессиональную точку зрения выдается идеология. Этого быть не должно. Наука и православие не противоречат друг другу.

 

Признавая ценность науки католической, протестантской, я считаю, что православное миропонимание должно стать определяющим. Есть разные пути к Богу, и православный — самый прямой.