Щекотливые вопросы православия

Корреспондент: Ваше Высокопреосвященство, Ваше Преосвященство, довольно часто приходится слышать разговоры о том, что прихожане не ходят в храм из-за того, что священник ведет неправедную жизнь. Что Вы можете посоветовать таким людям?

 

Митрополит Сергий: Это обычно бывает от невоцерковленности, потому что если человек достаточно верует, он понимает, что священник — всего лишь проводник, наставник, учитель, который учит человека, как ему жить на земле, чтобы достичь царствия небесного. Вместе с тем он является субъектом, через которого проходит благодать Божия, а она не тускнеет от личной святости или греховности священнослужителя. Конечно, хорошо, когда священник соответствует своему званию и преподает образ святости своим поведением, но если он в чем-то согрешил, то этот грех не влияет на святость таинства. Здесь, в принципе, я бы посоветовал воспитать в себе такое понимание: Церковь святая. И разделять святость церкви и греховность священника. Не должно быть никакого сомнения — ходить в храм надо.

 

Епископ Максимилиан: Думаю, по мере возможности надо объяснять священнику, что он неправильно живет. Ну а гам, где не помогает слово, переходить к каким-то реальным действиям. Этим должен заниматься, в первую очередь, приходской совет церкви, а потом — архиерей. Вообще вопрос «лечения» — непростой вопрос. Когда у вас заболит зуб, вы же не выдергиваете его. Вы начинаете лечиться, а он продолжает болеть, но вы все равно его лечите, и подчас все оканчивается благополучно. Когда никакой надежды нет — вы вырываете зуб. Так же, думаю, и со священнослужителями. Не надо сразу применять сильные средства, ведь и мягкие средства могут дать ожидаемый результат.

 

Корр.: Какие обязанности у священника-пастыря?

 

М. С.: Вести народ в Царствие Небесное. Он должен говорить о смысле жизни человека на земле, должен воспитывать в прихожанах чувство уважения, любви к ближнему. Это основное. Еще священник дает людям понять, почувствовать, что без пребывания в Боге жить очень трудно.

 

Е. М.: Хранить совесть свою по отношению к Богу, ближнему и к вещам.

 

Корр.: Как вы думаете, почему с ростом количества церквей не наблюдается роста духовности и нравственности населения?

 

М. С.: Вы знаете, вера годами ломалась. Вот на пути сюда, в Великий Устюг, я был в Тотьме. Мне рассказывали, что в первые годы, когда открыли храмы, люди совершенно не понимали, что это и зачем. В 20-х годах по деревням возили мощи преподобного Феодосия Тотемского, им приходили поклониться до четырех тысяч человек. А в начале 90-х, когда их вновь вернули в Тотьму, люди говорили, что дескать, совсем с ума сошли священники: положили во гроб покойника и заставляют ему кланяться. Вот какая невоцерковленность!

 

В двадцатых годах по деревням возили мощи преподобного Феодосия Тотомского, им приходили поклониться до четырех тысяч человек. А в начале девяностых, когда их вновь вернули в Тотьму, люди говорили, что, дескать, совсем с ума сошли священники: положили во гроб покойника и заставляют ему кланяться.

 

Процесс воцерковления длительный. Это не выключатель электрический: повернул — и сразу настроил человека на веру. Каждый должен сознательно к этому подойти, а это большой труд.

 

Корр.: От наших читателей, а некоторые из них довольно активно паломничают, приходится слышать следующее: сотрудники монастыря, послушники, а то и сами монахи, зачастую относятся к паломникам только как к источнику дохода. Как Вы расцениваете эту ситуацию?

 

М. С.: Возрождение монашества происходит довольно бурно. У нас в России более четырехсот монастырей. Где вы возьмете такое количество (хотя бы по одному человеку на монастырь) опытных монахов? Их нет. Поэтому воспитателем частенько является епископ. У епископа дел много. Хотелось бы, чтобы он обращал внимание и на монастыри, занимался с братией, говорил с ней о сути монашества. Тогда не будет такого подхода к паломникам.

 

Е. М.: Бывают отдельные негативные случаи, но я, например, ни разу не слышал, чтобы в Вологодской епархии плохо встречали паломников. Еще ни одна жалоба от них до меня не доходила, хотя у нас три постоянно действующих монастыря (Прилуцкий, Кирилло-Белозерский и Горицкий). В них приезжают десятками. Там просто не хватает помещений!

 

Однако если жалоба приходит, то в первую очередь надо разобраться, насколько она объективна. Так иногда информация оказывается недостоверной, как ложный вызов на пожар, знаете. Но если жалоба подтверждается и выясняется, что действительно где-то была допущена бестактность, приходится объяснять людям, что в церкви такое недопустимо. Паломников ведь могут обидеть подчас без злого умысла: как деревенский человек — скажет грубое слово, а оно оскорбит интеллигентного человека. Бывает, что бестактно ведет себя кто-то из сотрудников или насельников монастыря, тогда такое замечание разбирается и делается выговор. Так что, я думаю, со временем подобных инцидентов станет гораздо меньше.

 

Корр.: Как у Церкви складываются отношения с людьми, отбывающими наказание в местах лишения свободы?

 

Е. М.: Заключенные — народ своеобразный. С ними надо работать очень внимательно, потому что обоснования их просьб подчас бывают не вполне достоверными. Приходилось с этим сталкиваться уже не раз, хотя я не хочу бросить никакой тени на всех заключенных. У нас за каждой колонией закреплен священнослужитель, который оказывает ей всяческую духовную и материальную поддержку.

 

Кроме того, в ряде колоний устроены так называемые молитвенные комнаты, где регулярно совершаются молебны, таинство крещения, таинство исповеди. Заключенным оказывается помощь в лечебных учреждениях, которые также находятся на территории колоний. Помогаем литературой, иконами; при формировании молитвенных комнат — церковной утварью.

 

Одна из таких молитвенных комнат есть на острове Красный в Белозерском районе, где заключены «смертники». Многие иконы там написаны самими заключенными. У них работает библиотека, когда я бываю на острове (обычно дважды в год), все время привожу книги.