О святости в миру

Родилась Иуалиания в многодетной семье царского ключника Иустина Недюрева, служившего при дворе Иоанна Грозного. По слову автора одного из нескольких житий праведной Иуалиании, ее сына Каллистрата, первые годы ее детства прошли в атмосфере благочестия и нищелюбия, поскольку именно этими качествами особо отличались ее родители.

 

Мать скончалась, когда девочке было только шесть лет, и до двенадцати лет ее «во всяком благочестии и чистоте» воспитывала бабушка, жившая в муромских пределах. После ее смерти Иулиания попадала в семью своей тетки Натальи, где ей пришлось встретиться со множеством искушений. Была она всем послушна, смиренна, особо почитала своих благодетелей — тетку и ее дочерей, часто молилась и особенно строго соблюдала пост, за что терпела брань и насмешки от тетки и двоюродных сестер. Изнурение плоти и небрежение о красоте тела в молодые годы представлялось им безумием. Она же выслушивала их с терпением, и, послушная в вопросах житейских, в этом не подчинялась ни тетке, ни сестрам.

 

«Была Иулиания с раннего детства кротка и молчалива, незаносчива и негорда, смеха и различных игр сторонилась». Была искусной мастерицей, грудницей, занималась рукоделием по ночам. С детских лет сердце ее было исполнено милосердия к ближнему, плоды своих трудов употребляла она на пользу малоимущих и нуждающихся, уже в молодые годы всех сирот и вдов в их селе обшивала и «больных всяким добром снабжала». Усердная к добродетелям, далекая от пагубной любви к миру, Иулиания с молодых лет мечтала о монашестве, но этой мечте не суждено было сбыться. В шестнадцать лет ее выдали замуж за добродетельного и богатого человека по имени Георгий. И поселились они с мужем в селе Лазаревском, в трех верстах от Мурома, в доме его родителей, которым она оказывала постоянное смиренное послушание и почтение. Видя ее добрый нрав и особую рассудительность, свекор и свекровь поручили ей управлять всем хозяйством дома. Не сына, не своих дочерей, также живших вместе с ними, а совсем молоденькую невестку поставили они начальницей и распорядительницей в доме.

 

Каждое утро и каждый вечер вместе с мужем они совершают большое молитвенное правило с земными поклонами — по сто и более. Не оставляет Иулиания и дел милосердия. Когда мужа не было дома (будучи служилым человеком, по приказу царя он регулярно отлучался в Астрахань, бывало, отсутствовал по году и по два), она по ночам занимается рукоделием, а на деньги, вырученные от продажи своих изделий, помогает неимущим, жертвует их на святые храмы. Днем же для нее начиналась обычная жизнь, переполненная заботами по ведению большого хозяйства.

 

Была она хозяйкой и барыней смиренной, не превозносилась перед слугами, никого неполным именем не называла и никогда не требовала от них лакейского услужения. Когда приходилось принимать от них особые знаки почитания и служения, например, во время приема гостей, после приема Иулиания каялась, считая себя грешное своих слуг: «Кто я такая, что мне служат люди, создание Божие?».

 

У Георгия и Иулиании рождались дети (всего их было тринадцать), забот прибавлялось. Но Иулиания не замыкалась в своих семейных заботах, не оставляла своих подвигов милосердия. Кто только своих детей любит — любит только свою плоть (Святой Тихон Задонский). Во всех своих трудах и заботах возлагала она все свое упование на помощь Божию, на молитвенное заступление Царицы Небесной и святого Николая.

 

Враг рода человеческого не терпел такой жизни праведницы и неоднократно воздвигал на нее открытую брань: бесы являлись ей, пытаясь отвратить ее от выбранного пути, запугать. Но каждый раз получала она помощь свыше, и именно святой Николай, увидеть которого наяву было дано этой подвижнике дважды, заступался за нее и защищал от бесов, укреплял в подвиге. «Дочь моя, мужайся и крепись, не бойся запрета бесовского, « — с такими словами обратился он к ней после одного страшного сатанинского искушения.

 

Когда началась в округе эпидемия заразной смертельной болезни пострела (по-видимому, этим словом называли тогда сибирскую язву или чуму) — начался страшный мор, многие люди в то время запирались в домах, не пуская к себе зараженных, боялись прикоснуться даже к их одеждам. Тогда милостивая Иулиания в тайне от свекра и свекрови многих больных лечила, обмывала в бане своими руками, скончавшихся же и обмывала, и в погребальные одежды одевала, и заказывала сама их поминовение в церкви. Так до полного самоотвержения, до «положения души за други своя» простиралась ее любовь к ближнему. А ближним был для нее всякий бедствующий.

 

Диавол нередко разжигал вражду среди ее слуг и детей — она же мудро примиряла враждующих, а провинившихся наказывала со смирением и кротостью. В одном из таких конфликтов слуга убил ее старшего сына, несколько позже на службе был убит и другой сын.

 

После смерти сыновей стала Иулиания просить мужа отпустить ее в монастырь. Он же не позволил, приведя ей одно древнее благочестивое высказывание: «Не спасут нас ризы черные, если живем не по-монашески, и не погубят ризы белые, если творим Богу угодное. Если кто уходит в монастырь, не желая заботиться о детях, — не любви Божией ищет, а покоя». Она согласилась, сказав: «Да будет воля Господня!» Но после этого стали они жить; как брат с сестрой.

 

Через десять лет, после кончины супруга, Иулиания усилила свои подвиги и больше всего «милость безмерную творила», так что у самой не оставалось иногда ни одной монеты, и не на что было купить зимнюю одежду. Все средства рассчитывала с запасом на год — на себя, детей и слуг, все же остальное раздавала бедным.

 

Как-то зимой во время особо сильных морозов она оставалась дома и не ходила в храм. Священник их приходской церкви, зайдя в храм, услыхал тогда голос от иконы Пресвятой Богородицы: «Иди и скажи милостивой Иулиании: почему она в церковь не ходит на молитву? И домовная ее молитва приятна Богу, но все же не так как церковная. Вы же почитайте ее, потому что ей уже шестьдесят лет и Дух Святый почиет на ней». В эти годы еще более усиливает она молитвенные подвиги, творя непрестанно Иисусову молитву, даже во время еды и питья. Живший вместе с нею сын Каллистрат писал, что ему приходилось видеть, как молитва матери не прекращалась даже во сне. Несмотря на сон, ее пальцы продолжали перебирать четки.

 

Во время страшного голода она, несмотря на собственное обнищание, не падала духом и продолжала благотворить и подавать нищим хлеб, а всем своим слугам предложила или идти на свободу (кормить их было нечем), или оставаться. И многие из них предпочли остаться с ней и питаться хлебом из лебеды и коры. Хлеб, который они пекли, по ее молитвам делался необыкновенно вкусен и питателен, его раздавали нищим и голодающим соседям. Когда приблизилось время кончины, Иулиания, приобщившись Святых Христовых Тайн, призвала своих детей и слуг и поучала их добродетелям любви, молитвы, милостыни и сказала: «Хотела я очень принять ангельский образ иноческий, но не сподобилась из-за грехов моих и нищеты, потому что недостойна была грешница и убогая. Но Бог так повелел — и слава праведному суду Его».

 

«И велела приготовить кадило и фимиам положить. И поцеловала всех бывших там, и всем мир и прощение дала, и легла, и перекрестилась трижды, обвив четки вокруг руки своей, и последнее слово сказала: «Слава Богу! В руки Твои, Господи, предаю дух мой! Аминь!»

 

Через одиннадцать лет после кончины милостивой Иулианиии и погребения около церкви в селе Лазаревском скончался ее сын. Похоронить его решили рядом с матерью. Тогда и обнаружили ее останки, оказавшиеся нетленными. Гроб же был полон мира. «И было миро то днем по виду как квас свекольный, ночью же сгущалось, как масло багряно-видное». В ночь после обретения ее мощей «многие слышали звон в той церкви и думали, что это пожар, но, прибежав, не увидели ничего, только благоухание исходило». От мира и от особой «пыли» (или «песка»), которая стала появляться около гроба ее. стали проистекать многочисленные исцеления больных.

 

В настоящее время мощи святой праведной Иулиании почивают открыто; рака с ее мощами находится в Муроме, в церкви Святого Николая, неподалеку от Троицкого монастыря. Дочь ее, преподобная схимонахини Феодосия, подвигавшаяся в одном из муромских монастырей, — местночтимая святая владимирской епархии. О ее жизни сведения до нас не дошли. Знаем мы, однако, что все трое — мать, отец и дочь — изображались раньше вместе на святых иконах.