Я. П. Полонскiй. Мои студенческiе воспоминанiя

Пока моя бабушка была еще жива, я былъ обезпеченъ, но и тогда денегъ у меня не было, я ходил въ университетъ пешкомъ и зимой в самые сильные морозы въ одной студенческой шинели и безъ галошъ. Я считалъ себя уже богачомъ, если у меня въ жилетномъ кармане заводился двугривенный; по обыкновенiю, я тратилъ эти деньги на чашку кофе въ ближайшей кондитерской; въ то время не было ни одной кофейной, ни одной кондитерской, где бы не получались всѣ лучшiе журналы и газеты, которых не было и въ помине у моей бабушки, — «Отечественныя записки», «Московскiй наблюдатель», «Пантеонъ » и «Библиотека для чтѣнiя», и я по цѣлымъ часамъ читал все, что въ то время могло интересовать меня. <...>

Въ мое время въ университетѣ не было ни сходокъ, ни землячествъ, ни какихъ бы то ни было тайныхъ обществъ или союзовъ; все это въ наше время было немыслимо, несмотря на то, что полицiя не имела права ни входить въ университетъ, ни арестовать студента. И все это нисколько не доказываетъ , что въ то время Московскiй университетъ былъ чуждъ всякаго броженiя, всякаго идеала. Напротивъ, мы были идеалистами, то есть мечтали объ освобожденiи крестьянъ: крепостное право отживало свой вѣкъ, Россiя нуждалась въ реформах, и когда на престолъ взошелъ гуманнейшiй Александр II, где нашел онъ наилучших для себя помощников по уничтоженiю рабства и преобразованiю судовъ, какъ не въ средѣ моих тогдашних университетских сотоварищей? Исторiя оправдала наши молодые стремленiя. Къ сожаленiю, въ то время никто не могъ ни печатно, ни даже изустно вслух высказывать ни надеждъ своихъ, ни соображенiй по поводу предстоявшихъ реформъ. Броженiе умовъ было тайное, глухое, тогда какъ при большей гласности оно могло бы стать подготовительнымъ, и освобожденiе крестьянъ не застало бы, такъ сказать, врасплохъ наше русское, въ особенности провинцiальное общество. Въ университетѣ партiй не было, но всякiй понялъ бы ироническую замѣтку нашего любимаго профессора энциклопедi и права П. Г. Редкина: «У насъ людей продаютъ, какъ дрова», и въ то же время всякiй понялъ и сочувственно отнесся бы къ студенту К. Д. Кавелину, когда онъ говорил , что употребил съ лишкомъ полгода на то, чтобы прочесть и понять одно только предисловiе къ философiи Гегеля. Я застал еще въ университетѣ кой-какiе предания о томъ, что когда-то было въ стѣнахъ его до прiезда новыхъ профессоровъ, сумевшихъ посѣлить въ молодежи любовь къ наукѣ. Въ мое время во время лекцiй я слышалъ только скрип перьевъ и ни малейшего шума. Нѣкоторыя изъ лекцiй, въ особенности лекцiи Петра Григорьевича Редкина, который читалъ намъ энциклопедiю права, до такой степени возбуждали насъ, что, несмотря на запрещенiе, молодежь рукоплескала профессору, когда онъ заканчивал свою лекцiю.