rss
    Версия для печати

    Лет ми спик фром май харт. Максим Кронгауз объяснил, как слово становится мемом

    В Лектории Политехнического музея вечером 24 апреля собралась «профильная» аудитория: подозреваю, процентов на семьдесят это были студенты филологических факультетов московских вузов. Молодежь разбавляли люди и более солидного возраста; кто они были — преподаватели, учителя, просто любители русского языка, — трудно сказать. Большой разницы в том, как откликались слушатели на происходящее, я не заметил. Интересно было всем.

     

    • Текст: М. Моисеев
    • Фото: «Татьянин день»

    ***

    Сценой в тот вечер владел профессор Максим Анисимович Кронгауз, доктор филологических наук, заведующий кафедрой русского языка, директор Института лингвистики Российского государственного гуманитарного университета. А собравшиеся имели возможность сначала послушать увлекательный рассказ одного из ведущих российских лингвистов, а затем задать ему вопросы. Поначалу дело шло не так чтобы очень живо. Оно и понятно: монолог есть монолог. Уважаемый профессор поведал о том, как он работал над «Самоучителем олбанского» — своей последней книгой, вышедшей недавно и посвященной специфической жизни языка в пространстве интернет-общения.



    Когда академический ученый, специалист-языковед с удовольствием рассуждает о том, как и откуда возникло «жывотное», которому еще недавно весь Рунет настойчиво советовал отправиться в Бобруйск, — это очень даже не скучно. Потому первая часть вечера — можно назвать ее теоретической — никого не утомила. Тем более что впереди еще был собственно «словарь-мемарь».

    Этой затее «Большого города» (а именно этот журнал придумал собирать в конце года новые слова, вошедшие в речевой обиход, или слова, которые приобрели благодаря особенному контектсу какое-то новое значение, в отдельную подборку) уже семь лет: первый словарь появился в 2006 году. Между прочим, наиболее яркими статьями того словаря были такие привычные на сегодня слова и понятия, как «Википедия» и (не может быть! всего 7 лет прошло!) “Youtube”, «гей-парад», «гуглить», «дауншифтинг», «офисный планктон» и, вне всякого сомнения, «превед» и «Ктулху». Православные хоругвеносцы также вошли в язык российского общества именно тогда. Если просмотреть весь словарь 2006-го, выяснится, что добрая половина «прикольных» словечек и выражений благополучно канули в лету.

    Особенно умиляет такая статья:

    iPhone — мифический гибрид телефона и mp3-плеера от компании Apple. Его премьера весь год ожидалась и откладывалась. Должен перевернуть весь мир пользователей электронных гаджетов, так же как айпод перевернул всю музыкальную индустрию. В его ожидании интернет полнится самыми разнообразными версиями того, как I. на самом деле должен выглядеть: рабочие версии в нем соседствуют с айподом в корпусе игры «Ну, погоди!»

    Как бы то ни было, М. Кронгауз давно сотрудничал с «Большим городом» в рамках «словарного» проекта. И журналисты «БГ», принимавшие участие в вечере, изрядно развеселили публику, освежив в памяти эти «старые добрые» словечки. Было, конечно, и кое-что более актуальное. Из словарного запаса прошлого года вспомнили, например, «грешновато» и “Femen”, «список Магнитского» и «мы стали более лучше одеваться», «оккупай Абай» и «влепить двушечку», «давайдосвиданья» и «вы нас даже не представляете», «стерхи» и «панк-молебен».

    Любопытно, что все эти слова и выражения закрепились в нашем сознании как некие «якоря», ключевые фразы, каждая из которых уже сама по себе — целая история, иллюстрация тех или иных событий.


    Максим Кронгауз считает это явление закономерным:

    — Сегодня люди реагируют не на текст, который произносят, а скорее реагируют на ключевые слова. Одно из таких слов, прозвучавших при моем представлении в начале вечера, — «профессор». Как только люди слышат слово «профессор», у них возникает некий образ, и дальше можно ничего не говорить, потому что за тебя они этот текст наговаривают.

    Почему профессор-лингвист не протестует против засорения русского языка жаргонными словечками — теми же «аффтарами» и «жывотными»? Тем более что сам ученый признает, что «олбанский» со всеми своими «преведами» уже сошел со сцены?

    — Для меня в этой книге объектом стал не язык «падонков» (ему посвящена одна глава; ему и «падонкам» в целом), а тот русский язык, который бытует в интернете и которым мы разговариваем и пишем в интернете. И конечно, эта история продолжается. Она совершенно не закончилась, она не устарела.

    Главное — даже не субкультура, а тот момент, когда эта субкультура, ее язык вдруг становятся модными и вырываются за ее пределы. С этой точки зрения язык «падонков» перестал быть жаргоном и стал таким общим стилем интернета.

    Зачем об этом писать сейчас? Я не журналист, а ученый, и мне важнее не описать событие в пике популярности, когда оно «продается», но в тот момент, когда ты примерно уже понимаешь, что происходит.

    О ролях пользователей интернета

    В интернете я чувствовал себя соглядатаем. И для интернета эта позиция чрезвычайно важна. В интернете замечают в основном тех, кто говорит. Но не менее важную роль играют молчащие массы — молчащие, слушающие и смотрящие массы. Есть тот, кто говорит; есть тот, кто комментирует; есть тот, кто «лайкает» и высказывает некую эмоцию — такую пустоватую, но высказывает; а есть тот, кто молчит и за всем этим наблюдает.


    О коммуникации

    Мы все больше втягиваемся в коммуникацию. Нас затягивают туда все новые гаджеты. Некоторым не нужно столько общаться. Но нас затягивают туда: я должен реагировать на публикацию. Всё сегодня — от техники до устройства социальных сетей — заставляет коммуницировать больше, чем нужно. Когда мы смотрим на людей, скажем, шестидесяти и пятнадцати лет — у них примерно одинаковая степень коммуникабельности. Но у 15-летней девочки в интернете 5 тысяч друзей, а у 60-летнего пользователя — их всего пятнадцать человек. Этот вовлечение очень поменялось у человека, находящегося в интернете.

    Обобщая — мы перешли от Homo socialis к Homo communicans, к «человеку общающемуся», к человеку, для которого его коммуникативная роль в интернете становится определяющей — по крайней мере в том, как к нему относятся.

    О том, что делать в интернете человеку, которому нечего сказать

    Возникает огромная проблема: а если у меня нет столько мыслей, чтобы все время общаться, чтобы их высказывать? Я же не по всем событиям имею собственное мнение; я про что-то могу сказать, а про что-то не могу. Здесь интернет подсовывает нам такие новые коммуникативные «кирпичики», которые нам помогают выполнять эту коммуникативную роль.

    Если посмотрим, как они выстраиваются, — это очень любопытный процесс. Вначале это были речевые клише («аффтар жжот», «ацтой», «аффтар, выпей йаду» и т. д.), и фактически за ними ничего не стояло: это либо положительная оценка, либо отрицательная. Но разнообразие средств создает видимость некой интересной публикации. Социальные сети механизировали эту функцию, предоставив пользователям возможность «лайкнуть» понравившуюся запись.


    И сегодня кажется, что важной коммуникативной репликой является просто перепост; если человеку нечего сказать, но он может просто постить чужое. Это в некотором смысле для «людей коммуницирующих» является средством, с помощью которого создаются их личности. В данном случае мы есть то, что мы перепощиваем.

    О «формах жизни» информации в интернете

    Информация в интернете — это нечто желеобразное, уплывающее. Многое из того, на что ссылались в прошлом, безвозвратно утеряно. Это проблема, для меня неожиданная.

    Сам поиск истины (при работе над книгой — Ред.) оказался чрезвычайно сложным из-за огромного количества информации и странного взаимоотношения истины и легенды. Был некий факт. Дальше он обрастает интересными подробностями и остается самим собой, но искаженным. И оказывается, что эта легенда — она гораздо интереснее факта. Именно на воспроизводится иногда десятками, иногда сотнями, иногда тысячами постов, и уже найти крупицу того, что было на самом деле, почти невозможно. Это, оказалось, для интернета чрезвычайно характерная вещь — репродуцирование неточной информации.

    О целевой аудитории новой книги

    Кто читатель? На этот вопрос у меня нет прямого ответа. Каждый пишет для себя. И счастье, если находится еще один или несколько читателей, которым это интересно.


    «Сладкое» организаторы приберегли напоследок: добровольцам предложили своими словами описать пару мемов — «Давайдосвиданья» и бессмертное «Лет ми спик фром май харт». Мне кажется, игры подобного рода (ладно, не игры — отдадим должное официальному стилю и назовем их семинарами) должны войти в программу учебных курсов студентов-филологов — было потрясающе интересно. Настолько, что периодически хотелось, рискуя навлечь на себя праведный гнев уважаемого языковеда, по-старинке воскликнуть: «Жжоте!»















    Вставить в блог

    Лет ми спик фром май харт. Максим Кронгауз объяснил, как слово становится мемом

    Лет ми спик фром май харт. Максим Кронгауз объяснил, как слово становится мемом

    26 апреля 2013
    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru