«Библионочь» в «Ленинке». Заметки посетителя

• Текст: Михаил Моисеев

***

См. также: «Библионочь» в «Ленинке». Фоторепортаж

— Это что там такое? — седой сутулый старичок на выходе останавливается, удивленно прислушиваясь к грохоту, который сотрясает стены вестибюля «Ленинки».

— Сегодня ночью работаем, до двенадцати, — объясняет ему женщина-вахтер на проходной.

Старичок, видимо, так и не понял, почему традиционную библиотечную тишину разломали звуки современной музыки, доносившиеся со второго этажа (там позже должно было состояться театральное представление). А сейчас слушатели школы фотографии имени Родченко готовят свои инсталяции и пробуют в работе звуковую аппаратуру. Шоу в библиотеке? Ну... Ладно. Нам предстоит экскурсия туда, где уж точно будет потише, чем в людном и шумном вестибюле — в книгохранилище.

Потом, в самом конце экскурсии, уже на выходе меня спросит Татьяна, сотрудница библиотеки, которая сопровождала нашу группу:

— Ну как впечатления? Что-то, может быть, особенно поразило?

Нет, признаюсь я честно, не могу сказать, что я поражен. Путешествие по книгохранилищу «Ленинки» — это практически полноценный поход в музей. Музей книги. Но если я и не поражен, то благодарность точно присутствует. Благодарность людям, которые трудятся в главной библиотеке страны. За два часа, что мы ходили по этажам книгохранилища, мы повстречали многих сотрудников, и все они производили впечатление людей, которым посчастливилось в жизни заниматься любимым делом.

Если бы не плотный график экскурсий, уверен, каждый из них мог бы выдать настоящую лекцию по своей специализации: XVIII век, XIX век, советская периодика, русское зарубежье, знаменитый Спецхран, отдел диссертаций или военной литературы — каждый.

— Вы когда-нибудь видели диссертацию из дерева?

Конечно, нет. А между тем — вот она лежит, книга, сделанная из тонких деревянных пластин; диссертация, посвященная породам деревьев, растущих на Дальнем востоке.

— Осторожно: здесь у нас системы пожаротушения, не зацепитесь головой.

Не зацепиться высокому человеку трудно: потолки во многих местах очень низкие. Почти все время приходится ходить полусогнутым. Система пожаротушения необычная: при ее срабатывании в воздухе распыляется водяной туман — так минимизируется вред, который может быть нанесен книгам.

Мы любопытные посетители. То и дело раздается:

— А можно взять в руки?

Действительно, первое, что хочется сделать — это взять в руки книгу. Прикосновение к корешкам, которым по двести лет, производит впечатление. Художественные альбомы: огромные листы с рисунками — именно рисунками, не гравюрами! все выполнено вручную! — это часть коллекции Александры Федоровны Романовой, супруги императора Николая I. Перелистываю тяжелую, толстую страницу. Изящные пейзажи. Тонкая работа рисовальщика. Альбом лежит на металлической тележке, выкрашенной в синий цвет: механизация производства. Это понятно: такие тяжести даже мужчине непросто переносить, не то что женщине.

Подавляющее большинство сотрудников — женщины. Исключение — отдел военной книги. Война, даже если ее описывают в книгах — дело мужское.

На широком столе разложены образцы военной литературы времен Великой Отечественной. На мониторе компьютера — фильм «В бой идут одни старики». Мысленно жму руку работающим здесь людям.

Перемещаемся по хранилищу по маршруту, тайный смысл которого остается для меня недоступным. Путешествуем во времени: туда — сюда.

— А здесь у нас коллекция графа Румянцева, с которой и началась наша библиотека, — наш экскурсовод Татьяна останавливается возле стеллажей, которые неподготовленный посетитель вряд ли отличит от десятков таких же по соседству. Вроде бы такие же корешки книг, золотое тиснение, обрезы. Но тут — историческое сердце библиотеки. С этих книг все началось.

Снова хочется прикоснуться к плотным ровным рядам кожаных переплетов. Мои спутницы уже не первый раз пытаются понюхать корешки:

— Кожа... Здесь не такой запах, как в предыдущем отделе.

— Еще бы, — откликается экскурсовод, — там же девятнадцатый век, а здесь восемнадцатый.

Вот так. У каждого времени свой запах.

Машина для очистки книг. Одна на всю библиотеку. Громоздкий металлический ящик с прозрачной пластиковой крышкой и крутящимися щетками внутри. Загораживает собой чуть ли не весь проход между стеллажами.

— Человек работает быстрее, быстрее чистит одну книгу, — комментирует сотрудница, стоящая рядом и демонстрирующая принцип работы агрегата всем желающим. — Но машина чистит лучше.

Вообще, машин и всевозможных механических приспособлений здесь хватает. Компьютеры в помещениях почти везде. Система заказа также компьютеризована. Хотя по-прежнему в ходу пневмопочта — система сообщения между этажами и отделами посредством трубок, по которым под давлением воздуха путешествуют колбы-контейнеры с формулярами и бланками.

— Так оно и надежнее, — посмеивается наша спутница, — компьютерную сеть взломать можно, а это как взломаешь?

Спорить трудно.

Спрашиваю: сколько в день приходится обрабатывать заказов? Ответ не поражает воображение: порядка четырехсот, в среднем. Еще примерно сто заказов оформляются по старинке, письменно, на бланках. Но это лишь на первый взгляд немного. Норма для сотрудника — 25 заказов в час при письменном оформлении и 50 — при компьютерном заказе. Двадцать пять заказов в час — это меньше чем по две с половиной минуты на книгу. Не заскучаешь особо.

Пятьсот запросов в день для библиотеки, фонды которой насчитывают то ли сорок три, то ли сорок пять миллионов единиц хранения, — это много или мало? мне как дилетанту судить сложно. Но еще сложнее представить себе, как с таким количеством книг, газет и журналов можно управляться.

Спускаемся еще на этаж. Идем по лестнице.

— Рамы у нас с тройными стеклами. Стекла с напылением, чтобы солнце не повредило книгам.

Пока не прошел первый дождь, слой «напыления» на стеклах такой, что никакое солнце не повредит хранящимся здесь сокровищам: центр Москвы, на этих окнах оседает вся пыль и копоть огромного города.

Уже запутался и не понимаю, на каком мы этаже. В лифте кнопки пронумерованы специфично: рядом с кнопками написаны почему-то одни четные цифры: два, четыре, шесть, восемь и так далее, до восемнадцати. Так и не удосужился спросить, что это за код да Винчи.

Еще одна металлическая дверь. Бывший отдел номер тринадцать — отдел-призрак, специальное хранилище. Спецхран. Тюрьма для книг, которые по каким-то причинам в свое время показались опасными или вредными. Хотя — причины понятны: «Дюжина ножей в спину революции» Аверченко — это вам не «Двенадцать» Блока, это трудовому народу читать было вредно. Здесь же — зарубежные газеты и журналы. Сотрудница увлеченно рассказывает о том, как в советское время работал Спецхран:

— Про этот отдел знали только его сотрудники и больше никто. Остальные работники библиотеки узнали о Спецхране только когда его открыли в 1988 году. А уж о существовании таких книг, какие хранились у нас, они и не подозревали.

Перед нами на столе лежит «Список генерально запрещенных иностранных периодических изданий» — довольно толстый том переплетенных машинописных листов. 1948 год. Любопытная терминология все же была в ходу у советских цензоров. Часто употребляется слово «засорена»: «книга засорена», «брошюра засорена». Это значит, в издании цитируются те авторы, которых цитировать не следовало, или используются данные, которые не могли быть использованы. И неважно, что это за издание — пусть даже биография Ленина. «Засорена» — значит, в Спецхран. Тягостная страница истории библиотеки. Молодым посетителям, студентам-первокурсникам, поди, уже и не понять всех тонкостей «исторического процесса».

«Режимность», между прочим, по-прежнему витает в атмосфере.

— Посмотрите вон в те окна, — приглашает нас Татьяна-экскурсовод. За окнами, выходящими на Моховую, — Кремль. — Только фотографировать нельзя.

— Почему же? Такая перспектива открывается!

— Нельзя. У нас даже когда зимой снег с крыш надо чистить, мы с ними согласуем — с ФСБ, с ФСО...

«Режимный объект», ничего не поделаешь. И здесь по-прежнему полно милиции. То есть теперь уже — полиции. Выходим из темного коридора хранилища в холл — нас встречают двое полицейских. Пересчитывают — всё точно по списку. Можно идти.

Прощаемся с Татьяной, дальше нас сопровождает другая женщина. По пути завязывается разговор. Выясняется, что работа до полуночи для «Ленинки» — не новость: в 50-х годах прошлого века библиотека так и работала, причем семь дней в неделю. Объяснение простое: большинство посетителей библиотеки приходили сюда после работы, то есть вечером. Потом постепенно график менялся. Женщины-сотрудницы жаловались: домой приходится возвращаться поздно ночью — тяжело, небезопасно, многие жили в пригородах. Но вообще в советское время, хоть часы работы и менялись, «Ленинка» была открыта и по выходным.

— Теперь в воскресенье не работаем. Трудно: людей не хватает. Сократили штат. Вместо двух с половиной тысяч стало полторы. Молодежь к нам не идет — платят немного, — буднично рассказывает мне моя собеседница. — Тут — да вы заметили — почти все уже давно работают, прикипели.

Заметил: прикипели. На каждом этаже без исключения — ощущение обжитого, одомашненного пространства. На стенах постеры с кошечками, цветочные горшки на столах. Вокруг — полки с книгами. Идеальный интерьер, если не отвлекаться на трубы противопожарной системы и пневмопочты. Сотрудники посмеиваются:

— Так мы же здесь живем — как же иначе? Обустраиваемся вот.

В вестибюле еще шумнее. Народ всё прибывает. На входе в подъезд номер один — небольшая очередь. Почти всё сплошь молодые лица. Почему и зачем они пришли? Не пытаюсь угадать. Да и не хочется отвлекаться; хочется сохранить в памяти как можно больше деталей этого вечера. Запомнить эти полутемные коридоры, вереницы стеллажей, поблескивающие корешками тысяч и тысяч книг; запомнить эту тишину и этот запах — запах времени. Запомнить людей, живущих рядом с книгами и ради книг.

Пусть эти воспоминания сохранятся надолго. Это будут хорошие воспоминания.