Вячеслав Аникеев: Полвека в МГУ

Вячеслав Аникеев

— Я, правда, предлагал эту рубрику назвать так: «Настоятельные вопросы и обстоятельные ответы», — вспоминает Вячеслав Ефимович, беседуя с нами накануне юбилея. — Но редакция согласилась только с первой частью этого моего предложения. Тогда «Татьянин день» только вставал на ноги. С тех первых номеров он кардинально изменился: не только содержание, но и формат.

— Изменился не только «Татьянин день», но и университет в целом. Каким был МГУ в год Вашего поступления?

— Я поступил на факультет журналистики в 1955 году, в год 200-летия со дня основания университета. Ответственным секретарём приемной комиссии был тогда Ясен Николаевич Засурский. Ему было тогда 26 лет. А я-то шёл поступать на географический факультет. Мой любимый предмет был география, я знал её, ой как я знал её! И мы с Юркой Потаповым, моим одноклассником, пошли сдавать документы. Вот сейчас это здание, Моховая, 11, — там всегда была библиотека гуманитарных факультетов. Все приёмные комиссии, можете себе представить, все приёмные комиссии находились в одном зале. Как вы думаете, сколько было факультетов в университете?

— Около 15-ти?

— 12: шесть естественных и шесть гуманитарных. Мы с Юркой пришли, я встал в очередь на геофак, он пошёл на мехмат, он сдал документы буквально за три-пять минут. А на географический была большая очередь, которая никак не двигалась. И Юрка говорит мне: «Слушай, Слава, не валяй дурака, я нашёл тебе факультет, вот такой вот! Во-первых, там русский язык и литература, а у тебя с этим хорошо; во-вторых, там география, вообще нет проблем. Но самое главное — пойди посмотри, какая девочка принимает документы». Я подошёл и понял, что ни на какой другой факультет я поступать не буду.

— И Вы успешно сдали все вступительные экзамены?

— У меня была дурная привычка: опаздывать к началу экзамена. А тогда было с этим очень строго, по списку: пятёрка первая, пятёрка вторая, пятёрка третья... А я был на букву «А», Аникеев, первая пятёрка. Надо было приходить к девяти утра. На первый экзамен я опоздал, это было сочинение. Когда я рванулся туда, мне сказали: «Привет, ты что? Уже темы объявили, после объявления тем уже нельзя заходить, иди к ответсеку». Я пришёл к Засурскому, он сказал: «Ну что же ты, Слава...» В итоге меня провёл туда. Я написал сочинение: «Роман Николая Островского "Как закалялась сталь" как образец социалистического реализма». Кстати, я на каждый вступительный экзамен опаздывал.

Ясен Засурский

— И каждый раз отделывались лёгким испугом?

— Оказывается, там была негласная установка, что детям, чьи родители погибли на фронте, надо как-то так немножко помогать. А мой отец погиб в 1942 году на Ленинградском фронте. И тогдашний замдекана по науке сказал мне в ходе вступительных экзаменов: «Слава, ты знаешь, мы тебя будем опекать, но если ты получишь двойку, мы тебе помочь не сможем».В итоге по результатам пяти экзаменов я набрал 25 баллов из 25-ти возможных и стал студентом журфака МГУ.

— Окончив университет, Вы сразу пошли в аспирантуру?

— По тогдашним правилам надо было после окончания факультета два года отработать по распределению, а потом уже можно было искать работу, какую ты сам хочешь. И меня распределили в издательство «Искусство».Там издавали журнал, который назывался «Техника кино и телевидения». Я ни в технике, ни в кино, ни в телевидении ничего не соображал. Ответственный редактор сказал мне: «Знаешь, наш журнал еле-еле жив. Мы хотим немножко расширить аудиторию, хотим организовать в этом журнале отдел кинолюбительства. Вот иди. В Москве есть много киноклубов, устанавливай контакты. То есть, короче говоря, организуй нам этот отдел». В итоге я познакомился с председателем Московского общества кинолюбителей. И я увлекся этим кинолюбительством.

К тому времени я уже видел фильмы «Летят журавли», «Сорок первый», «Неотправленное письмо». Но мы уже и без меня знаете, что оператором всех этих трёх фильмов был Сергей Урусевский. Я написал о нем большую-большую статью об использовании ручной кинокамеры в съёмках художественного фильма. Надо было ему отнести тогда и завизировать. Я пошёл, он говорит: «Слушай, Слава, я был лауреатом международных премий, советских, но обо мне ещё никто так не писал». Повёл меня на кухню, мы там махнули по рюмке. У него огромная квартира и две комнаты, забитые его собственным картинами. Он считал себя художником, прежде всего.

А потом, спустя год, Засурский — он был заведующим кафедрой истории зарубежной печати и литературы — пригласил меня заниматься французской прессой. Засурский даже договорился, чтобы меня отпустили из редакции моего журнала раньше, не дожидаясь обязательного двухлетнего срока. В феврале этого года исполнилось ровно полвека, как я работаю в МГУ, и я очень горжусь этим.

Анна Ахматова

— Вячеслав Ефимович, а правду говорят, что Вы были знакомы с Анной Ахматовой?

— Меня как-то спросили об этом мои студенты: «Вы действительно однажды пили чай с Анной Ахматовой?». «Вы знаете, — ответил я им, — не однажды. И не только чай». Это легендарная Ордынка. Я там был как бы членом семьи. Анна Андреевна у них останавливалась, когда приезжала в Москву. Однажды у неё был какой-то повод, и она говорит: «Позовите детей». То есть нас. Большой стол накрыт. Там и самовар, там и бутылки. И вот мы сидим. Дали нам пригубить. Таким образом, я впервые выпил рюмку с Анной Андреевной Ахматовой. А чай потом. А уже потом мы с ней, не могу сказать, что тесно контактировали. Мы у них в доме устраивали постоянно художественную самодеятельность. Мишка был шутник. Любимое наше развлечение было — переделывать советские патриотические песни на свой лад. Мишка Ардов написал же книжку об этом.

— Как относилась к этому Ахматова?

— Анна Андреевна говорила мне в таких случаях: «Слав, пойми, я своё отсидела. Мне ничего не страшно, мне ничего не грозит. Но зачем ты-то, ты-то…такие песни, такие анекдоты. Сейчас получишь десять лет без права переписки». Меня особенно испугало «без права переписки».

— А Михаил Ардов был Вашим однокурсником?

— Мы с ним в одной группе учились. Сейчас Мишка с Алексеем открыли музей Ахматовой в доме на Ордынке. Уже все документы подписаны. Палочка-то вот у меня, с которой я хожу, оттуда. Её должны взять туда.

Вячеслав Аникеев с палочкой Ахматовой

— Это палочка Анны Ахматовой?

— Расскажу историю этой палочки. Она была сначала собственностью Михаила Зощенко. И Ахматова, и Зощенко — они оба бедствовали в Ленинграде, на них были гонения после войны. И когда вместо гонорара Анне Андреевне дали какую-то кадушку с селёдкой, которую можно было продавать, то Зощенко помогал ей на улице торговать этой селёдкой. И вот, когда у неё начались проблемы с ногами, он ей эту палочку подарил. Она с ней приезжала на Ордынку и там оставила Ардовым. А когда у меня было плохо с ногами, то ко мне в больницу пришёл Мишка Ардов, в рясе с крестами: «Вяча, (это была моя студенческая кличка), вот тебе палка, но только имей в виду, береги её». А недавно он позвонил мне: «Вячеслав, мы музей открыли. Если тебе палочка не очень нужна — отдай. Пусть будет реликвия». Я говорю: «Мишель, нет проблем». Во-первых, я постараюсь вылечить ногу, а во-вторых, если она не вылечится, у меня вон там мамина палка, чисто аптекарская. Я, конечно, верну палку Ахматовой в музей, хотя мне так не хочется с ней расставаться.