Испытано на себе, или Как я говорила речь Патриарху

Ваше Святейшество! 

Сегодня - пятилетие великого освящения нашего храма, совершенное Патриархом Алексием II. Патриаршие службы - добрая традиция Татианинской церкви, и как здорово, что она продолжается! Для нас, студентов, ваш приезд - одна из самых чистых и светлых радостей. Так же, и когда послушаешь «Слово пастыря», понимаешь, какие слова настоящие, и в сессию уже не кричишь в форточку отчаянно «халява, приди!», а спокойно молишься, иногда даже билеты учишь. А ваши яркие проповеди мы разбираем на истории мировой журналистики. 

После же лекций по философии так хочется найти простые и близкие тебе ответы! Кого-то эти поиски приводят в храмы, их в Москве около семисот, кого-то - в ночные клубы, их около тысячи четырехсот, в два раза больше. Но из церкви тебя никто не прогонит, а в иной ночной клуб охрана вовсе не пустит. Да, и в храме свои правила - надо юбку не выше колен надевать, но разве это сравнить с дресс-кодом на крутых вечеринках?! И еще  на дискотеках всегда накурено, музыка оглушительная, до открытия метро домой не уйдешь, а здесь ладаном пахнет, детский хор нежно поет и сесть можно, если устанешь! В ночном клубе хорошо, а в церкви лучше. 

Бывает, видишь: в начале учебного года стоит девушка с тремя серьгами в ноздрях, с дредами, плохо спрятанными под платочком, - но ведь молится! Целует у батюшки руку, оставляя след губной помады, непонятно какого цвета - то ли фиолетовый, то ли лиловый, - но ведь благословение берет! А к концу летней сессии глядишь, та же девица - уже в нашем миссионерском сарафане, и сережек у нее всего две, и обе в ушах, причем в разных. 

Наш дорогой отец-настоятель, сам выпускник филфака МГУ, так сплотил приход, что почти четверть из нас - миссионеры. Вместе мы давали концерты под Костромой и на Алтае, под Москвой и в Якутии, доносили слова Евангелия до тюрем, нарколечебниц, психбольниц, интернатов, домов престарелых, школ, дворцов культуры. Наши волонтеры заботятся о тяжело больных детишках. Журналисты нашего издания каждый день «информируют, развлекают и просвещают» читателей. 

В социальном служении нас поддерживает ректор. Когда он на службе вместе со студентами, там, где Церковь молится о «зде учащих и учащихся», это дает столько сил, это так радостно! Конечно, некоторым Виктор Антонович больше запомнится по другим православным праздникам: на Масленицу - пекущим блины, на Татьянин день - разливающим медовуху, очень вкусную, кстати. 

2009 год в России - Год молодежи. И мы очень просим вас, ваше Святейшество, встретиться с нами, студентами еще раз, но уже в стенах Московского университета, чтобы мы могли поговорить с вами обо всем, что нас волнует, и услышать ваше первосвятительское наставление.

У нас в храме - Патриарх! Сегодня вспоминают: служил, 27 марта, в день пятилетия великого освящения. Тогда же, чуть меньше месяца назад, только настраивались: будет, будет служить. А после окончания литургии Преждеосвященных Даров на солее верхнего храма св. мч. Татианы произнесут торжественные речи четыре человека: его Святейшество, настоятель храма отец Максим Козлов, ректор МГУ Виктор Антонович Садовничий и, среди этих «тяжеловесов», - я, обращающаяся к Патриарху Кириллу от лица всех российских студентов.

Подготовка

Новостью о патриаршем служении в родной церкви отец-настоятель обрадовал прихожан ровно в Чистый понедельник. Святая Четыредесятница - всегда сама по себе особенное время, а у нас к великопостному настроению, к коллективному чтению Псалтыри, вкушению исключительно растительной пищи, прибавились еще генеральные промывки, расхламления, благоукрашения всевозможных храмовых помещений. В один из таких дней, наполненных благодатью и уборкой, главный батюшка прихода объявил, что прекрасно было бы выступить перед святейшим владыкой кому-нибудь из прихожан-студентов. После совещания с ответственными за подготовку к встрече Патриарха людьми, выбрали меня. Отец Максим знал многих из нас, знал, как мы умеем сочинять проповеди, выступать с ними перед различной аудиторией, по совместной миссионерской поездке в Подмосковье. Может быть, чем-то я была в данной области хороша, раз назначили именно меня, но чем, почему, мне ни он, ни кто другой так и не сказали за весь месяц - берегли, видимо, от гордости или еще каких-то неполезных каждому чувств. Великий пост все-таки.

Тем более, что мне нужно было сосредоточиться на написании речи. На совещании постановили, что в ней должны быть четыре части, плавно переходящие одна в другую: что-то доброе о Патриархе, что-то доброе о нашей церкви, что-то доброе о нашем ректоре и что-то вроде того, что дела у православной молодежи идут все активнее. Я чувствовала, что  мне самой очень хотелось бы сказать много-много теплых слов и о храме, и о двоих вышеперечисленных замечательных людях, и не только о них, а еще о чудесном отце-настоятеле, работой которого я просто восхищаюсь. Но было совершенно неясно, что же в итоге следует написать, а последний пункт, про «интенсивность» наших молодых дел, просто пугал.

И вот, в нарастающих волнениях я вдруг поняла, что мне помогают: молитва, ответственность, моральная поддержка коллектива «Татьяниного дня» (и только его, так как своим родным и друзьям до кануна мероприятия я так и не решилась ничего рассказать)... А главное - первый вариант речи обещали проверить уже через неделю.

Поэтому писала я быстро, но от всего сердца. Подбирала, как говорится, «те самые» слова. Чтобы получилось не по официальному, не по деловому, не по официально-деловому, а интересно, живо, легко, информативно, по-студентчески. Старалась сделать все как можно лучше; может быть, оттого у меня вместо отведенных на чтение трех минут получилось сразу восемь? Да это еще без учета переходов от одной части к другой, которых на день первой проверки просто не было.

Отец Максим резюмировал: про Патриарха - сокращать, про Садовничего - сокращать, а вот то, что касается молодежи и Церкви - оставить все, как есть. Там как раз и заключалось то самое, эффектное и запоминающееся.

Впервые с солеи нашего храма должны были прозвучать слова «накурено», «лиловая помада», «три серьги в ноздрях», «дресс-код», «вкусная медовуха». И даже магическое «халява, приди!».

Завершающим этапом подготовки, как и предполагалось, стало заучивание наизусть. Впрочем, пока правила текст, он настолько врезался мне в память, что труднее всего было не произнести фраз, ставших близкими, но попавших под сокращение.

Ожидание

Казалось, что 27 марта я буду ждать своего выступления гораздо сильнее, чем во все предыдущие дни. Но нет; нас всех охватила такая огромная, светлая, ни с чем не сравнимая радость, что для меня самой мой выход стал не главным событием дня, а лишь одним, удивительным, в череде удивительных событий дня.

За два часа до произнесения речи, когда я после исповеди шла от дальнего аналоя к солее, меня приободрили столько людей! Каждый находил какие-то слова, взгляды, жесты... Они говорили, что молятся за меня, и мне было так солнечно от того, что мое выступление касается далеко не только Патриарха и меня.

За двадцать минут до произнесения речи я причащалась у Святейшего. И тогда поняла, что все пройдет хорошо. Поскольку помимо основного, естественно, укрепления Телом и Кровью Господними, невозможно не зарядиться исходящей от Патриарха Кирилла отеческой любовью и теплотой, ощутимой почти физически.

За десять минут до произнесения речи позитивнее всех меня настроил отец Максим, сказав, что выступать я точно буду. Как-то неожиданно я поняла, что это самые необходимые мне слова.

За несколько минут до произнесения речи, когда я уже стояла на солее, рядом со старшим алтарником Антоном и впитывала его сопереживание, в моей голове проносились совершенно странные мысли. Я смотрела на священников, находившихся в это время в алтаре. Они смотрели на меня, на единственную девушку, стоявшую в это время на солее, среди Патриарха, архиепископа, епископа, благочинного, ректора... Они не знали, кто я такая, а я, не очень знала, кто такие они. И как удивительно, что на таком святом месте в храме могут стоять рядом люди, друг про друга ничего не знающие.

А когда я, наконец, пошла к микрофону, мне было спокойно. Возможно, оттого, что за меня в эти минуты переживало столько людей, родных, священников, друзей, преподавателей, коллег, так глубоко, что у некоторых от страха чуть сердце не останавливалось.

Выступление

 И на первой же фразе текста я ошиблась, запнулась, сказала не то! Ну почему, если я это все идеально выучила наизусть и могла произносить в любых условиях, с любой интонацией, при любой скорости без единой помарки?! Как человек верующий и знающий, что ничего в нашей жизни не происходит случайно, а все - по воле Божьей, я понимала, что это не просто так. А через секунду окончательно убедилась в этом.

Патриарх так ободряюще на меня посмотрел, так ласково мне улыбнулся, и как-то кивнул, и что-то еще такое было в его жестах, что меня, человека и без того все переживающего сильно и остро, пронзило ощущением... любви, его любви, любви настоящей, христианской. Любви, которую, уверена, он испытывает к каждому.

Он в тот же миг перестал быть для меня кем-то «сверх» - величественным, далеким, отделенным от меня положением и властью. Мне захотелось просто порадовать его своей речью. И я уже не думала, правильно ли стою, видно ли, слышно ли меня всем остальным.

Единственным исключением был не менее мною любимый ректор. Когда в начале речи я обращалась «ваше Святейшество», мне очень хотелось обратиться и к Садовничему тоже, хоть какими словами, хоть «дорогой Виктор Антонович», потому что он ведь тоже стоял там и смотрел на меня. Но отец-настоятель, с присущим ему порой грозным видом так запугал меня наложением епитимьи за любую импровизацию, что я не рискнула.

Все три минуты, что я доносила Патриарху размышления о том, что «в ночном клубе хорошо, а в церкви лучше», между нами не прерывался эмоциональный контакт. Он отвечал улыбкой, взглядом на каждые полфразы и поворотом головы делился своими впечатлениями с Садовничем.

Когда для меня все закончилось, когда я пошла к нему за благословением, он так же трогательно поблагодарил меня за выступление. Не помню точно, что он мне ответил, но точно что-то приятное. Отец Максим уверяет, что Патриарх ну никак не мог мне сказать, что «это было классно», а мне почему-то кажется, что это было именно то слово. Ну, когда кажется, известно, что православным людям делать надо.

Фото Юлии Маковейчук