Григорий Прутцков: Моя первая Пасха

Мой приятель Рома Марков (он учился у нас на журфаке несколькими курсами младше меня) достал мне пригласительный билет в Казанский собор на Красной площади, который к тому времени всего несколько месяцев как восстановили из небытия и освятили. Так что это была не только моя первая Пасха, но и Казанского собора. Желающих прийти туда в пасхальную ночь ожидалось очень много, а пространство храма было совсем небольшим, вот и пришлось ввести пропускной режим.

Казанский собор на Красной площади

Рома алтарничал в Казанском соборе, и мы, журфаковцы, часто обращались к нему с разными православными вопросами. Я захаживал на службы в этот храм во многом благодаря Роме: в окружении незнакомых священнослужителей и прихожан он был единственным «своим».

В ту ночь пригласительные билеты перед входом в храм проверяли очень тщательно. Я вошёл и у левой стены сразу встретил знакомых: Ромину жену Аню, которая тоже училась у нас, и её маму Марию Николаевну. Они очень обрадовались, что я пришёл, и пригласили стать рядом с ними.

Полунощница кончилась без пяти минут двенадцать. Весь храм застыл в томительном ожидании. И вот сквозь открытые окна раздался бой курантов со Спасской башни Кремля. Все пришли в движение. Сначала тихо-тихо в алтаре, а потом на весь храм запели «Воскресение Твое, Христе Спасе…». Начался крестный ход. Я даже сразу не понял, что надо купить свечку, и срочно покупал её, когда радостная толпа с зажжёнными свечами уже повалила сквозь узкие двери на улицу.

– Что ж ты сразу не сказал, что у тебя нет свечки, я бы тебе свою дала, – сказала мне Мария Николаевна.

Рома в белом стихаре нёс хоругвь. Его лицо сияло удивительным светом, таким я его никогда прежде не видел: ни в храме, ни, тем более, в университете. За ним шли алтарники, тоже с хоругвями, свечами, иконами, певчие, священники – среди которых заметно выделялся настоятель отец Аркадий Станько. Все они светились неземной радостью.

И вот, наконец, толпа вынесла меня на крыльцо. Ночь. Над Красной площадью – россыпь звёзд; ни до, ни после этого я никогда столько звёзд в московском небе не видел. Чуть внизу – ручеёк из зажжённых свечек. Свечки горели даже в руках милиционеров, охранявших порядок вокруг храма.

Не помню, как обошёл храм. То есть хорошо помню: как в тумане. Казалось, что я не на земле, а на небе – наверное, похожие чувства испытывали за тысячелетие до меня послы князя Владимира, попав на службу в Константинопольскую Софию.

Но вот крёстный ход кончился. Мы снова в храме. Небольшая пауза: служители заходили в алтарь, ставили на место хоругви. Куранты пробили половину первого ночи. Я засобирался домой, чтобы успеть на метро (тогда ещё его работу не продлевали в пасхальную ночь).

– Гриш, не уходи, оставайся с нами до конца службы! – стали уговаривать меня Аня и её мама.

– А сколько будет длиться служба? – робко поинтересовался я.

– Да часа два – два с половиной! А потом вместе разговеемся, подождём первого поезда метро!..

Но простоять ещё два с половиной часа, почти ничего не понимая в службе, а потом ждать до утра открытия метро было для меня непосильным подвигом. Да и мне казалось, что уже ничто не сможет заслонить впечатлений только что закончившегося крестного хода. И я ушёл домой: по Красной площади, затем по Большой Ордынке, мимо храма Всех скорбящих радости, где из открытых окон слышны были пасхальные песнопения, и спустился в метро на «Третьяковскую», где меня поджидал последний поезд.

Остаётся добавить, что Рома Марков через несколько лет стал диаконом, а потом – священником. Сейчас он служит настоятелем одной из московских церквей. Мы с ним не раз встречались в Татьянинском храме по престольным праздникам. А его тёща Мария Николаевна стала монахиней Елизаветой – первой настоятельницей Марфо-Мариинской обители.