Искатели приключений

Как стать рыцарем

Приключенческая литература - самая прямая наследница мифов, героического эпоса, рыцарских романов - и предшественница «фэнтези». Этот поток литературы счастливо огибает унылую психологическую прозу и модернистов всех мастей. Это литература, которую читали и читают не из-под палки и не из снобизма. И я позволю себе обратиться к приключению из льюисовского «Льва, Колдуньи и платяного шкафа».

Когда Питер бросается в битву с волком, рядом с ним много помощников, рядом с ним сам Аслан. Именно Аслан и останавливает всех словами: «Назад! Пусть принц сам завоюет себе рыцарские шпоры». Очевидно, вздремнуть с конфетой за щекою было бы безопаснее, но без этого боя Питер не стал бы Питером, способным вести войска нарнийцев против Белой колдуньи.

Приключения выявляют и формируют смелость, а ещё жертвенность и ответственность. Питер бросается в битву с волком, чтобы защитить Сьюзен. Когда Дик Сенд ведёт свой отряд или томится в плену у работорговцев, он думает не об опасности, которая угрожает ему, а о судьбе мисс Уэлдон и маленького Джека. Когда Айвенго раненым выезжает на поединок, он делает это для спасения Ревекки. Злодей Негоро тоже не робкого десятка и находчив, злодей Фрон де Бёф безоговорочно смел, но мы не любим злодеев.

Ты за кого?

Когда-то друг моего деда веселил нас рассказом о том, как его семилетний внук в кино, наблюдая битву двух доисторических чудовищ, спрашивал: «Ты за кого?» Оба монстра не вызывали симпатий, а реакция малыша была абсолютно правильная, человеческая: чтобы интересоваться битвой, надо быть за кого-то, а иначе зачем смотреть. Эта читательская или зрительская готовность быть за кого-то, казалось, надёжно защищает благородство героя. Ан нет, появляются иные «приключения».

Джека Воробья в «Пиратах Карибского моря» можно понудить к «жертвенности» только пристегнув наручниками к мачте. И кому мы должны посочувствовать - Джеку Воробью или барышне, которая целовалось с ним, чтобы незаметно пристегнуть и оставить морскому чудовищу во имя собственного спасения?

Можно сказать, что такое уже было и в мифах, и в эпосах. Хитроумного Одиссея, которому мы сочувствуем на протяжении всей поэмы Гомера, Данте помещает в восьмой круг ада как изобретателя Троянского коня за провокацию и вероломство. Мы можем ужаснуться расправе Одиссея над женихами Пенелопы или мстительности Геракла, сожалеющего, что жена его уже мертва, и он не может её убить сам, но нас увлекают и верность Одиссея Пенелопе и родной Итаке, и мужество и отзывчивость Геракла, который вступил в бой с Танатом и вернул скорбящему другу Адмету его жену из царства мёртвых.

Мифам не хватает милосердия, есть бахвальство и богов, и героев, но есть и справедливость, и защита, и помощь, и ответственность, и жертвенность, и уважение к героизму врага.

Люди, придумавшие Персея и Дедала, Тора и валькирий, не знали Христа, потому что жили до Него, но они были люди. Я боюсь, что те, которые Христа знать не хотят и сознательно Ему враждебны, расчеловечивают потихоньку искусство и делают его страшнее дохристианской мифологии. Тем более необходимым становится воспитание вкуса.

Сейчас одновременно экранизируют Льюиса и богоборческого Пулмана, ненавидящего Льюиса. Зрелищности и спецэффектов хватит и на Пулмана, только нельзя смотреть кино так, как два моих знакомых дошкольника. Они уходили, утомлённые любовной интригой, и просили: «Позовите нас, когда мертвецы придут».

Понятное дело, за то, как и что смотрят дети, в ответе их родители. Слава Богу, есть и что смотреть, и что читать. Экранизация «Принца Каспиана» - событие и подарок. Фильм вполне соответствует тексту, а добавленный для зрелищности ночной штурм замка Мираза не только не ломает общей идеи, а усиливает тему ответственности Люси. Чего стоило её промедление в том, чтобы идти к Аслану? Чего стоит промедление, непонятливость, лень, уступки другим и себе на нашем пути ко Христу?

Приключения в сфере духа

Итак, я пишу панегирик приключениям в литературе, и пришёл черёд задать вопрос: а почему в русской литературе нет Дюма? Действительно нет, хотя есть роман, в котором наличествуют и погони, и загнанные лошади, и похищения, и контрабандисты, и удары кинжала, и пылкие страсти, и дуэль...

Узнали? Это «Герой нашего времени». Русские писатели так увлеклись остросюжетностью в человеческой душе, что все остальные остросюжетности померкли и стали второстепенны.

Русские психологические романы - это приключения в сфере духа. Вспомните знаменитую «диалектику души» Толстого. Все его любимые герои меняются от страницы к странице, и только ненавидимые им Наполеон или Анатоль Курагин статичны в своём неизменном душевном омертвении.

Чтобы отделить героев Достоевского в их непредсказуемом поведении от героев тех западноевропейских психологических романов, где каждый прикован к своему психологическому типу, социальной среде и наследственности, великий литературовед Бахтин даже пользуется определением «авантюрный герой». «С авантюрным героем всё может случиться, и он всем может стать. Авантюрный герой так же не завершён и не предопределён своим образом, как и герой Достоевского». В этом отношении «авантюрны» и герои Диккенса.

Может быть, ещё нагляднее другая цитата из Бахтина: «Авантюрный сюжет глубоко человечен. Все социальные и культурные учреждения, установления, сословия, классы, семейные отношения - только положения, в которых может очутиться вечный и равный себе человек».

А смысл?..

У Честертона есть замечательный афоризм: «Неприятность - это неправильно воспринятое приключение, а приключение - правильно воспринятая неприятность».

Существуют искатели приключений, те, кто ждёт опасности, - Дон Кихот, например, или Ричард Львиное Сердце. Есть некое племя хроссов в повести Льюиса «За пределы безмолвной планеты». Они охотятся на хнакру - угрожающее им озёрное чудовище. Один из хроссов говорит: «Не будет лес весёлым, вода - тёплой, а любовь - сладкой, если исчезнет смерть из озера».

Может быть, у искателей приключений есть родство с искателями экстрима?

Экстрим отличается от приключения так же, как секс от любви и полоскание горла от песни. В экстриме из приключения вычищены служение и ответственность. Когда зацикленный на себе и внутренне одинокий от этого выпендрёжник рискует сломать себе шею, пока родители, а теперь уже и само государство отмазывают его от армии, он мало похож на Дика Сенда или Айвенго. Он имеет поразительное сходство с героями антиутопии Рея Бредбери. В его повести «451 градус по Фаренгейту» школьница рассказывает о своих ровесниках: «К концу дня мы так устаём, что только и можем либо завалиться спать, либо пойти в парк развлечений. Или есть, знаете, такая игра: кто ближе всех проскочит мимо фонарного столба или мимо другой машины».

Хорошо, что настоящие приключения любому открыты: отвечать за тех, кого тебе послал Бог, и охотиться на хнакру в собственном сердце.

Материал подготовлен редакционным коллективом журнала "Отрок. UA", опубликован в печатном издании и на сайте журнала