о. Михаил Фортунато:«Единственная аудитория в церкви есть Бог». (Ч. 4)

- Отец Михаил, меня всегда поражало так редко встречающееся сочетание музыкальности и молитвенности исполнения церковных песнопениях в храмах русского Зарубежья. Вы много путешествовали по России, работали с нашими современными исполнительскими коллективами. Какой опыт русского Зарубежья Вам хотелось бы передать им?

- Вы знаете, и тут, и там может быть более или менее высокая культура. Иван Алексеевич Гарднер охарактеризовал общее состояние церковного пения в русских храмах Западной Европы как провинциальное. То есть, люди, вышедшие из российской провинции, в эмиграции продолжали петь, как поют в провинции. В этом смысле московская школа - Никольского, Чеснокова, Кастальского - их не коснулась. Уже позднее в Зарубежье  заинтересовались Чесноковым! Кому-то не нравилось, кому-то нравилось. Вот мне, например, Чесноков не нравился, его музыка казалась мне слишком богатой.

В Свято-Сергиевском богословском институте в какой-то момент открыли Кастальского. Его знали по некоторым композициям, я уже называл его гармонизации знаменного распева, а вот гармонизации киевского распева, которые легче петь, мы открыли для себя лишь в 50-е годы. В 70-е годы я нашел его «Господи, воззвах...» и принес на клирос. Мы слушали, как это звучит.

Я не знаю, есть ли в России попытки серьёзно заняться переоценкой пения самого простого гласа. Поют в терцию по традиции... А существует ли новое видение того, как должен звучать самый простой Октоих? В общей сложности, иное звучание в эмиграции, мне кажется, зависит не от репертуара, а от настроения людей, которые не гонятся за профессионализмом. На Западе я чувствую какую-то нежность и отсутствие претенциозности на клиросе. Я не говорю, что в Москве поют претенциозно, но то, что в России гораздо более профессиональные голоса, накладывает отпечаток отточенности на исполнение, словно всё уже сказано. В русском Зарубежье чаще, чем у вас, можно услышать фальшивые ноты, профессиональный уровень гораздо ниже, но зато звучание наполнено сердцем.

Бытие определяет сознание или нет? Но на Западе нет ни то что хора, нет регента, кроме одного во Франции, который был бы оплачиваем. Никому не платят. Так что люди идут петь на клирос от любви к делу. И всё обволакивается любовью. Не знаю, я отвечаю Вам психологически, но всё-таки это традиция издалека докатывается.

Был такой интересный человек - Максим Евграфович Ковалевский, настоящий музыкант и церковный человек. Он искал объяснение богослужения с точки зрения аскетики. Человек, по его мнению, прежде всего, должен слушать. Вот он ходит в храм, один год, второй, тридцатый, сороковой, и вот на сороковой год он вдруг слышит новое слово. Это слово пелось уже 40 лет, но он его услышал сегодня. И оно закладывает новый духовный кирпич в его душе, на котором зиждется и новое здание человека. От такого слышания человек обогащается откровением провидения, откровением Евангелия, откровением богослужебного текста. 

- Отец Михаил, Вы многие годы учите церковному пению иностранцев - англичан, французов, голландцев - как же быть с ними, они ведь не понимают слов?

- Они понимают, потому что богослужение идёт на их языке. Не только Божественная Литургия, но и псалмы уже переведены. В протестантских странах существует литургический язык с XVI века, когда произошла Реформация. В католических странах над текстом псалмов и Библии для богослужения начали серьёзно работать с XX-ого столетия. Во Франции, к примеру, переводы, хотя и не такие поэтичные, но приходы всё поют по-французски. Я ездил в Голландию, в Англию, помогал людям учиться петь нашу музыку, наши гласы на их языке. И сразу говорил им: осторожно, вот тут мы поём псалом, надо думать вот об этом и об этом, надо воспитываться в мысли о Христе. 

Наша роль учителей заключалась в том, чтобы так преподать распев, так преподать глас, чтобы он воспринял иностранное слово и распев

о. Михаил с митр. Антонием (Блумом)

стал бы английским, стал бы голландским... Они творили, и мы творили. И на этом стыке появлялось новое творение. «Господи воззвах» на английском языке звучит совсем иначе, чем на русском языке. Так что в этом смысле дух православия переходил вот через это творение гласов в смысловые понятия другого языка.

- Всё-таки Вы воспитаны в русской традиции. Когда поют «Господи воззвах» на голландском или на английском, Вы молитесь на этих языках?

- Теоретически это невозможно, потому что человек молится из самой глубины своей души. Я родился русским и, например, не понимаю французские колыбельные, они мне ни о чем не говорят. С другой стороны, когда я впервые появился в Англии на положении учителя и затем священника, передо мной сидел небольшой класс детей. Я должен был их научить вере, и, конечно, молиться с ними. Так что я привык по какому-то восприятию их нужды становиться англичанином ради них, становиться голландцем ради них. В конце концов самый простой христианин, самый простой русский может стать апостолом. Вы знаете, православием интересуются все в большей или меньшей мере. Всё зависит от того, как его подать.

СОБОР В ЛОНДОНЕ

- С кем Вам легче всего было работать?

- Я бы не сказал, что было труднее или легче. Всё зависело от того, насколько способны к музыке и языкам мои ученики. А сам я всеми силами старался стать голландцем в Голландии. Англичанином я был, потому что жил в Англии постоянно. Когда приезжал в Россию, то был русским.

Должен сказать, что в Голландии православных очень мало. Я ездил туда вести курсы раз в год на целую неделю. Собирались те простые православные, которых обязали быть регентами, вот эти голландцы и голландочки из разных юрисдикций. Вы знаете, что у нас масса юрисдикций. Целый Вселенский Собор. С ними было, конечно, трудно, потому что их было мало и, может быть, они были не очень способные. Но я старался им передавать не только пение, но и смысл того, что за ним стоит. С англичанами было то же самое. Приходили люди из самых разных мест, и мы пели. Пели «Господи воззвах», ирмосы, изменяемые части всенощной. Если я замечал, что кто-то более музыкально поёт, просил: а Вы можете петь всё на терцию выше? И они начинали гармонизировать.

- Можно ли сказать, что у той или иной нации есть определённые репертуарные предпочтения?

- Да. Очень ясно в Голландии мне заявили протест против диеза в минорных гласах. Они не терпят этой сентиментальщины. «Царю небесный» нужно обязательно петь ладово. Как только я запел 6-й глас, они сразу сказали: так нельзя. И мы договорились петь иначе. В Англии тоже говорят: мы этот минор петь не любим, мы предпочитаем минор петь мажорно, не ставя диез. Они относят диез к минору.

- Вопрос из немузыкальной области. Что всё-таки этих людей в христианской вроде бы Западной Европе приводит в православие?

- Знаете, Запад очень разделился на почве Реформации. И всё очень сильно проходило через мозг. И до сих пор на Западе очень любят мыслить мозгом. Западная проповедь  интеллектуальна. Наша проповедь - иная. Люди приходят на ее огонёк.

Однажды супружеская пара просила меня принять их в православие. Я сказал: но ведь у вас же есть гораздо более древняя, чем русская, английская Церковь. Я хотел утвердить их в том, что они могут найти у себя. Они говорят: нет, у нас нет того, что есть у вас. Я спросил, что же это такое? И они ответили: в православии можно молиться. Они чувствуют, что в православном богослужении течёт чистая молитва, которая исходит из человека в лице священника, в лице хора, в лице народа.

Кроме того, в православии ясна мысль о христологии, о спасении. Мы очень сильно любим нашу веру, тогда как на Западе орудуют другими понятиями - полезно ли это, социально ли? Я не говорю, что нет хороших христиан на Западе, их миллионы. Но в тех людях, которые приходили ко мне за православной верой, я замечал духовный голод.

- На Ваш взгляд, какова роль митрополита Антония Сурожского в собрании этих христиан в православную Церковь?

- Митрополит Антоний нельзя было не заметить. Ему был присущ очень сильный личный магнетизм, и люди шли его послушать, посмотреть на него, от него научиться чему-то. Его приглашали то в университет, то в школы, то на завод, то куда-то ещё. И он никогда не отказывал. Почему? Потому что он ходил и никогда не проповедовал традиционное православие, но всегда проповедовал Самого Христа, то есть Евангелие, и старался из англикан сделать лучших англикан, из католиков - лучших католиков, из методистов -  лучших методистов, помогал всем углубить свою веру. Он стремился научить тому, чтобы в молитве Церкви, в богослужении ничто не заслоняло человеку Бога.

Однажды владыка Антоний послал ко мне одного православного англичанина для подготовки к диаконству. И тот спросил меня: как поставить голос, чтобы меня все слышали? Я говорю - тебе не нужно это делать. Посмотри на икону Христа и постарайся, чтобы Он тебя услышал. Единственная аудитория в церкви есть Бог. Наше богослужение обросло таким ритуалом, что очень многое блестит, очень многое носится, очень многое говорится и делается такого, что не имеет отношения к самому действию. Как-то иностранцы попросили меня в двух словах описать Божественную Литургию. Я ответил: вы знаете, она божественна и исходит прямо из повествования Тайной Вечери. Что там произошло? Христос взял хлеб - это Херувимская песнь, когда епископ принимает дискос и чашу, второе - Христос благодарил, это «Милость мира», анафора. Христос раздробил - это делается во время «Един свят», и Христос дал хлеб и чашу - это причастие. Вот эти  четыре момента мы переживаем на литургии. Я не стараюсь добиться чего-то, не проповедую, но просто говорю, что нужно быть сугубо серьёзным в нашей религии.

- Батюшка, что есть Церковь в Вашей жизни?

- Она всё. Я живу Церковью. И ничем другим никогда не жил. Жил армией, когда был в армии. Но ведь где Церковь? Господь не живёт в рукотворенных храмах. Господь живёт сердце человека, в моём сердце, и там я богослужу. Трудно ответить... Говорится: будьте в мире, но не от мира. Вот как это объяснить? Это очень трудно. Но Церковь даёт мне очень большое вдохновение к жизни, научает меня жить и научает меня творить.

Материал подготовлен при поддержке Центра церковной музыки имени прот. Димитрия Разумовского Московской государственной консерватории. Первую беседу с протоиереем Михаилом Фортунато, прошедшую в эфире радиопрограммы «Благовещение» 29 февраля, вы можете прослушать по ссылке: http://www.radonezh.ru/radio/anons/?ID=7178 Использованы фотографии из книги Н.В.Балуевой «Протоиерей Михаил Фортунатто: регентский жест в литургическом контексте». Рыбинск-Михайлов Посад, 2004.

Фотография на главной -   http://alexweiss.narod.ru