Все как у всех

Замуж Оксана вышла очень забавно. Будущий муж тогда, по ее словам, совершил своей первый и единственный решительный поступок в жизни. Они познакомились в кафе, и когда Оксане пора было ехать домой, он вскочил в тот же автобус, в который села она, хотя ему было совсем не по пути. Так они и поженились. И стали жить не то чтобы счастливо, но ладно.

Потом родился сын. Максим, муж, каждый день прибегал в больницу. Молодая мама подносила ребенка к окну и поднимала повыше на руках, чтобы папа мог посмотреть на малыша. После одного из таких свиданий соседка по палате, немолодая женщина с внешностью цыганки, сказала:

– Ишь, как любит-то тебя! – и с этих слов, как Оксана решила потом, вся жизнь пошла наперекосяк.

Когда ее с маленьким Сережей выписали из роддома, муж почему-то не приехал встречать их. Оксане с новорожденным пришлось добираться домой на автобусе. Дома тоже никого не было. Недоумевая, куда мог деться муж, Оксана перепеленала сынишку, стала укладывать его спать, и тут пришел Максим. Не обратив ни малейшего внимания на ребенка, который лежал рядом со своей мамой на кровати, он сел на стул и сказал:

– Я думаю, нам лучше жить раздельно.

Что случилось с мужем, Оксана так не поняла. Потом она не раз пыталась наладить отношения с ним хотя бы ради сына. Ей казалось немыслимым растить ребенка без отца. Но очень долго все ее попытки оставались безуспешными. Они официально оформили развод. Впрочем, продолжали общаться.

Тогда, после рождения сына, Оксана осталась жить с ним в своей квартире, а муж перебрался в заводскую общагу.

Когда врач из поликлиники пришла осмотреть младенца, первый вопрос, который она задала, звучал так:

– Мамаша, вы знаете, что такое гидроцефалия?

Оказалось, у Сережки слишком большая голова и нарушены некоторые неврологические реакции. Для врача это был один случай из многих, для Оксаны – предмет долгих страхов и тревог. Что, если сын вырастет уродом и дураком? Что, если он вообще не вырастет?

К счастью, диагноз оказался преждевременным. Конечно, небольшое отклонение от нормы было, и оно сказалось на развитии ребенка, но все было не так страшно, как могло бы быть.

Шло время. Сын подрастал, вставал на ноги, говорил первые слова. Жизнь налаживалась. Максим снова стал появляться у них в квартире - и год от года все чаще. Формально они оставались в разводе, но постепенно снова сближались. Такой близости, как раньше, уже не было, но, по крайней мере, он не женился на другой, заботился о сыне, да и Оксане порой перепадало немного ласки.

Правда, все чаще бывший муж запивал. В такие дни, которые иногда копились один за другим в нескончаемые недели, Оксана не пускала его на порог, и он снова возвращался в свою общагу. Бывало, она приезжала к нему туда, посмотреть, проверить – не чужой же человек, – все ли в порядке, жив ли, здоров. А когда все заканчивалось, он приходил снова, и они хотя бы внешне начинали походить на обычную, нормальную семью.

Гролов Н. Н. Семья. 1948

Оксана многого от жизни и не просила. Лишь бы муж и сын были рядом. Любой женщине нужны тепло и уют. Лучше уж такая семья, чем вообще никакой. Да и работала Оксана в библиотеке, а какие там зарплаты, лучше и не говорить. Если бы не Максим, как бы она вырастила Сережку? На заводе все-таки платят поприличнее. Оксана и за это была мужу благодарна. Может быть, если бы у них родился еще один ребенок, все стало бы по-другому? Но она не пыталась даже надеяться на это.

С Сережкой становилось все труднее находить общий язык. Мальчик рос и начинал понимать, что что-то в его жизни не так. Семья какая-то не такая: папа то есть, то нет, денег не допросишься, ни новых вещей, ни компьютера – ничего, что так важно для уверенности подростка в том, что он не хуже всех. Да и мама… Одежда у нее старая, поношенная, не модная, мысли какие-то все странные, а чуть что не по ней – в крик или в слезы. Проблемы, видите ли. А у меня, что, нет их? Так и потерялся сын, заблудился среди непонимания. Сказались и детские проблемы. Одна из врачей, смотревших Сережу еще малышом, рассказала Оксане, что дети с такими особенностями обычно хорошо разбираются в точных науках, но вот с образно-эмоциональной сферой бывают проблемы. Так и вышло. По математике оксанин сын был первый в классе, но друзей у Сережи не было тоже, видимо, поэтому.

На работе у Оксаны было не лучше, чем в семье. Библиотека – мирок маленький, замкнутый, почти сплошь женский. Но у нее там было любимое дело. Она с нуля, на голом энтузиазме создала региональную Книжную палату, почти такую же, как в Москве. Оксана хотела, чтобы все книги, которые издаются в области, собирались в одном месте – в библиотеке. Кроме того, она организовала региональный книжный фестиваль, на котором каждый год награждались лучшие издания, вышедшие в их регионе. И вот сначала проведение этого фестиваля передали другим людям, а потом ее саму перевели из Книжной палаты на абонемент. В общем, куда ни кинь – всюду клин.

Нет, конечно, Оксана всегда помнила и знала, что есть церковь, вера, Бог. Но отношение ко всему этому у нее было какое-то мистическое. Она была уверена, что это не для нее. Однажды она зашла в храм, поставила там свечку, помолилась, как умела, а когда потом пошла домой, чуть не попала под машину. Конечно, это могла быть случайность. Но когда через несколько лет это повторилось еще раз – храм и перекошенное лицо водителя, вдавившего тормоза, а потом матерящего ее на чем свет стоит – она решила, что путь к Богу ей заказан.

Прошло еще несколько лет. Казалось, наступила светлая полоса в оксаниной жизни. Максим пил все меньше и реже, поэтому все больше времени уделял ей и сыну. Сережка повзрослел и теперь уже вместе с папой осваивал купленный ему в подарок на заработанные на заводе деньги компьютер. Казалось, теперь им наконец-то стало интересно друг с другом. Отец заметил своего сына  и осознал важность своих отцовских обязанностей. Он помогал Сереже с уроками, учил драться, чтобы тот мог постоять за себя, водил на футбол. Жизнь вроде бы начинала налаживаться.

Оксана старалась не думать об этом. Она жила, затаив дыхание, боясь спугнуть надежду слишком нескромной мыслью. Она не мечтала о счастье, нет, оно казалось ей недостижимым и не предназначенным для нее. Ей было достаточно только немного спокойствия и согласия в семье. И все это было дано ей, но только на один год. Только на один.

Как-то в октябре скорая отвезла Оксану в больницу. Там врач долго спрашивала ее, почему она решила таким глупым способом избавиться от ребенка, и что она для этого делала: прыгала с табуретки, двигала шкаф или что-то еще? Вопросы продолжались до тех пор, пока с Оксаной не случилась истерика. Она ничего не делала, чтобы прервать беременность. Она о ней вообще не знала. УЗИ показало, что спасти ребенка уже невозможно. Тогда ее отвели в процедурный кабинет и вычистили остатки того, что должно было стать ее малышом.

Оксана пролежала в больнице больше недели, и Максим ни разу не навестил ее, потому что опять переселился в общежитие. Конечно, он ничего не знал, но мог же узнать! Как – это другой вопрос, но измученная, убитая горем Оксана ужасно рассердилась на него. С его стороны было совершенно непростительно оставить ее в беде.

Женщина вернулась домой усталая и опечаленная. У нее мог бы родиться сын. Или даже дочь. И это был ее последний шанс, все-таки возраст уже давно не молодой. Теперь придется жить, зная, что счастье было так возможно, так близко, но опять прошло мимо.

Ну, ничего, у нее есть сын и муж, как-нибудь проживут. А пока надо хотя бы прибраться, может быть, скоро придет Максим.

Через пять дней Оксана хоронила своего мужа. В тот день, когда она приехала домой, он, чтобы выйти из запоя, встал под горячий душ, почти под кипяток, и сердце не выдержало. Его нашли соседи по общежитию. Пока дозвонились до нее, пока утрясли все формальности, и вот он лежит в земле и уже ничем не может ей помочь. Теперь у нее нет никакого мужа. Теперь у них с сыном никого нет.

Конечно, жизнь продолжается, и внешне кажется, что Оксана снова стала такой, как была раньше, точнее, как будто она и не менялась вовсе. Но внутри себя она знает, что умерла тогда, вместе с мужем и нерожденным ребенком. И только ее тело и ум продолжают действовать и создавать иллюзию существования.

В церковь Оксана по-прежнему не заходит.