О природе смешного

Часть 1

- Денис, что такое смех по своей природе?

- Если не говорить о каких-то специальных психологических подходах, а исходить из позиции утилитарной, то в смехе есть два взаимосвязанных момента. Во-первых, смех - это такое эмоциональное состояние, которое позволяет сбросить напряжение. Это что касается эмоциональной составляющей. А что касается интеллектуальной составляющей, то в шутке присутствует, по крайней мере, два плана: сам текст проговариваемой шутки и содержание, которое за этим стоит. И основная особенность шутки заключается в том, что текст совершенно неожиданным образом выражает абсолютно неожиданное содержание, и от этого возникает сильное эмоциональное переживание.

- Я правильно понимаю, что речь идет об ассоциативных связях? На чем построена эта игра?

- К этому можно подходить по-разному. Я думаю, что психологи разных направлений и ответят по-разному. Да, можно сказать, что речь идет и об ассоциативных связях. Можно говорить и немножко о другом - о том, что темы, которые поднимаются, оказываются за счет текста, за счет подхода подняты совершенно неожиданным образом, как они раньше не рассматривались. В хорошей шутке всегда есть элемент удивления. Наверное, можно сказать вот так.

- А за счет чего происходит индуцирование самого элемента комичности? Ведь неожиданность - это может быть понятно, но при этом несмешно. В каких же случаях появляется смех? Насколько я понимаю, смех присущ только людям. В связи с этим: в чем особенность нашей психики, что в ней присутствует элемент смеха?

- Я думаю, что дело в том, что какие-то очень серьезные вещи в шутке можно передать в несерьезной, мало к чему обязывающей форме. И вот это эмоциональное переживание, мне кажется, связано с тем, что удается о серьезном, важном, значимом, может быть, избегаемом переживании найти в шутке неожиданно простые слова, с помощью которых можно это переживание выразить.

- Шутки бывают разные. Есть шутки философские, есть просто анекдоты, ни к чему не привязанные, пошлые, плоские, есть шутки с банановой коркой, с тортами, со всем остальным. Встречаются шутки, так скажем, православные, когда в контексте общения иногда вкрапляется какая-либо цитата, которая дает взгляд на обыденную ситуацию с достаточно философским смыслом. Смешна не сама цитата, которая приводится в таком случае, а тот взгляд на нашу обыденность, комичность мирской суеты, которую она высвечивает, давая таким образом понять, что главное, а что второстепенное. В этом смысле интересно разобраться и в этой дидактической роли шутки и понять природу православного смеха.

- Я думаю, что будет неудивительно признать, что всегда есть некоторое напряжение между христианином и миром. Это происходит в силу объективных причин, в силу строя внутреннего духа христианства и мира. Поскольку мир - это не только определенное количество людей, которое живет на планете, а еще и, как определяли святые отцы, «совокупность страстей», совокупность страстных, грешных проявлений.

Между христианским образом жизни и миром всегда есть некоторое напряжение, и с ним можно обходиться по-разному. Можно пытаться, будучи христианином, открыто говорить о своей неприязни, можно пытаться что-то переделать. Проблема людей новообращенных - переживание злости по отношению к этому миру или, наоборот, влечения оттого, что христианский образ жизни еще не вошел в строй жизни, и потому есть «зов мира», на который человек откликается.

И очень часто экологичным способом снятия вот этого внутреннего напряжения будет смех, потому что это будет, с одной стороны, ну, скажем так, обесценивание с помощью шутки этой совокупности страстей, а с другой стороны, способом удержаться от явного выражения агрессии и недовольства. Это один из способов - далеко не единственный и не обязательный - как-то выполнить святоотеческий наказ по поводу того, чтобы отрицать и ненавидеть грех, но при этом не ненавидеть грешника. Вот этот зазор, мне кажется, очень часто снимается с помощью шутки.

- Какие еще функции выполняет смех? Есть ли среди них основная?

- Я думаю все-таки, что основная - это способ обращения с внутренним напряжением. Это внутреннее напряжение может быть обусловлено совершенно разными вещами. Возможно, оно возникает по причине раздражения и недовольства другим человеком. При этом можно как-то по-серьезному и очень строго отстаивать свои границы, что может быть, особенно если отношения достаточно доверительные и достаточно близкие, достаточно хорошие сами по себе, окажется неуместным. Шутка оказывается очень хорошим способом, с одной стороны, сказать о своем раздражении, с другой стороны, не делать при этом из мухи слона.

Еще один момент, связанный с шуткой, - степень ответственности за сказанное в подобной форме гораздо меньше, чем, если бы это было сказано серьезно. Вот роль придворных шутов в этом и заключалась, человеку было позволено говорить на таком вот языке шутов. Если бы человек сказал прямо о своем недовольстве, то долго бы он не жил. Поэтому, если ты хочешь чем-то поделиться и не стараться взять на себя слишком много ответственности, то шутка оказывается хорошим средством для этого.

Кроме того, я думаю, шутки и притчи в чем-то похожи. И ответственность говорящего меньше, и степень свободы слушающего гораздо больше. И можно из шутки понять, присвоить, услышать то, что хочешь, а не то, что навязывает говорящий. Условно говоря, получается так. Если я свое недовольство выражаю в шутке, то на мне не очень много ответственности, я не говорю: «Ты знаешь, вот извинись передо мной, иначе наши отношения расстроятся». С другой стороны, человек может либо принять мое недовольство и услышать о моем раздражении, либо не принять. И в этом смысле складывается, правда, довольно свободное общение, где выбор делается по личному отношению, а не по обязанности, потому что если я скажу серьезно и жестко, я поставлю человека перед жестким выбором. Если мне этого не хочется, если я хочу дать человеку свободу, то, скорее всего, буду говорить в форме шутки.

- Если человек постоянно шутит, о чем это говорит?

- Да, есть еще один момент, связанный с шуткой, в частности с шутками постоянными. Все-таки в шутке есть некоторый момент обесценивания того, о чем ты говоришь. И бывает, что человек много шутит для того, чтобы обесценить, уменьшить значимость ситуации, отношений, своих собственных переживаний. Если он постоянно стремится к такому обесцениванию, то это уже маркер каких-то психологических проблем, которые есть в этом человеке. Проблемы могут быть разные. Например, он очень тревожный, поэтому он боится брать на себя много ответственности и говорить серьезно. Или у него неустойчивая самооценка, и оказывается важным чуть-чуть обесценить то, что вокруг, для хотя бы частичного решения проблем с фантазиями о собственной неуместности, чтобы проблемы эти не были так болезненны. Нужно немножко понизить градус ситуации, потому он все время шутит.

В отдельной ситуации смех - способ обращения со своими переживаниями. Но если шутки постоянны, то спрашивается: что же там происходит у человека, что ему все время надо ощущать некоторую несерьезность происходящего?

- А если рассматривать придворного шута или наших современников, избравших шутку как предмет своей профессиональной деятельности? Шут ведь не только предрасположен к смехотворной роли, он несет и некую социальную функцию. То есть, даже учитывая, что придворного шута назначали, все равно он должен был отвечать на запрос властителя и придворных, и в этом плане это практически профессия. Поэтому хотелось бы понять, какие отличительные психологические механизмы свойственны профессионально вызванной шутке. Профессиональное шутовство, работа с шуткой и с аудиторией - какова особенность такого рода деятельности, в чем его психологическая роль? Поскольку для социума она, по-видимому, имеет большое значение - это и иносказание, и попытка канализации того же социального напряжения. С другой стороны, понятно, что сами шуты к шутке относятся уже немножко по-другому. Это и профессионалы слова, и хорошие психологи. Насколько вообще православны «смехотворческие» специальности?

- Шутка - это инструмент, которым, подобно другим инструментам, можно делать разные вещи. С помощью строительных инструментов и материалов можно строить дом для совершенно разных функций. Я думаю, что нечто похожее и в социальной роли шутки. В силу того, что в шутке ответственности не очень много и есть возможность непритязательно сказать о чем-то важном и нужном, оказывается, что социальная функция смеха достаточно велика. Можно представить себе две противоположные ситуации. Одна ситуация заключается в том, что смех, ирония, юмор - это культурный проект, это способ донести до людей эзоповым языком то, что другим способом донести не очень просто. Есть люди, которые таким образом шутят. Особенно это было уместно при советской власти, и, скажем, Райкин, мне кажется, выполнял эту функцию, поэтому его до сих пор помнят не только как артиста, но и как человека, который сыграл достаточно важную роль в жизни общества.

Я думаю, что какие-то похожие функции и у современных авторов, у Жванецкого например. В этом случае смех - это, правда, культурный проект, способ поделиться своими мыслями. Если можно так парадоксально сказать, человек, который серьезно относится к этим шуткам, имеет возможность что-то лучше понять про себя, про окружающий мир, найти свою собственную жизненную позицию, причем в таком совершенно ни к чему не обязывающем разговоре. С другой стороны, те же самые шутки можно использовать просто для того, чтобы снять социальное напряжение. Это может быть и крайне неудачной формой саморегуляции общества с целью достичь мнимого успокоения и даже формой социального заказа. Полагаю, какие-то современные юмористы и выполняют - более или менее осознанно - эту функцию.

Что касается того, насколько это православно, опять же есть классическая, причем достаточно специфическая, русская традиция юродства. На Востоке юродивых почитают гораздо меньше. Так уж сложилось, не знаю, возможно, в силу менталитета нашего народа или в силу того, что у нас всегда было достаточно авторитарное государство, но, во всяком случае, в русской традиции юродство достаточно важное явление. Это, конечно, классика, некоторый образец, идеал христианский, на который можно взирать, но который ты вряд ли сможешь повторить, ты можешь технически выполнять те же функции, но в совокупности ты этого никогда не сможешь. Юродство в этом смысле для православного смеха является некоторым идеалом.

- Насколько я понимаю, Христа ради юродивые - это очень высокий уровень просветления, мудрости и святости...

- Да, я поэтому и говорю не о подражании им. Ты можешь работать в школьной стенгазете, но при этом ходить в Третьяковку или Пушкинский музей, чтобы посмотреть картины классиков, от этого твое мастерство только улучшится. И это хорошо. Если же тебе будет казаться, что ты уже можешь рисовать нечто подобное, и ты начнешь это делать, вот тогда легко впасть в самообман.

- Существуют ли юродивые в наше время? Почему о таких людях мало что сейчас говорят? С чем это связано? Не исчез ли этот институт, не пропала социальная значимость роли юродивого?

- Я не думаю, что этот институт исчез. Мне доподлинно рассказывали о таких вот юродивых, которые жили в глубинке. Я сам был знаком с человеком достаточно высокой духовной жизни. Нельзя сказать, что он классический юродивый, но, по крайней мере, там было много юродства. Юродства очень уместного, вдохновляющего, окрыляющего, духовно наполняющего. Не думаю, что этот институт исчез. Просто люди психически неустойчивые, с серьезными психологическими проблемами очень серьезны. Это способ скрыть свою какую-то беспомощность и то, что они много чего в своих психических состояниях не могут контролировать. Они пытаются гиперконтролировать себя, и этот гиперконтроль проявляется в такой вот повышенной серьезности.

Думаю, что нечто похожее происходит сейчас и с обществом. Из-за того, что есть много каких-то и социальных, и духовных, и социально-психологических тенденций, которые сейчас практически невозможно контролировать, есть некоторый неосознаваемый кризис в обществе. Эрзац оказывается крайне серьезным. И для меня это признак неблагополучия в обществе. Я говорю не только про политику и не столько про политику. Правда, сейчас очень много слишком серьезных людей и в науке, и в церковной жизни. Для меня это маркер того, что есть какой-то кризис, какой-то социально-психологический недуг в обществе.

- Кстати, вот в связи с этим хочется разобраться в феномене популярности пересылки различных шуток по электронной почте, ссылок на какие-то развлекательные ресурсы, увеличения количества этих ресурсов, порталов, которые целиком, собственно, посвящены ежедневным подборка фотожаб, коллажей, анекдотов, историй реальных и нереальных, видеосюжетов. С чем это связано? Почему это тоже приобретает вот такую популярность и создает соответственно элемент праздности?

- Ну, я думаю, что это не только Интернет, достаточно посмотреть телевидение и увидеть достаточное количество абсолютно кретинских юмористических программ. Один из способов не решать проблему, когда человеку плохо, - это наркотизация. Использование алкоголя, наркотиков, Интернета, а смех явно совершенно входит в этот ряд, при смехе эндорфины выделяются. А кроме того, тебе со сцены успешные люди говорят, что ко всему можно относиться несерьезно, фактически дают тебе разрешение не задумываться о том, что происходит в твоей жизни. А то, что вот эти люди, которые дают разрешение, за счет того, что тебя накачивают вот этими эндорфинами, получают большие деньги и это способ их существования, - это как-то удивительным образом остается в такой ситуации за кадром. Это наркотик.

Смех во многом сейчас используется как наркотик. Да, правда, если тебе больно, ты после операции, то тебе дают какие-то наркотические средства, чтобы это перенести, но если ты все время употребляешь этот наркотик, то это уже про наркоманию, а не про переживание каких-то периодов жизни.

- В таком случае уместно будет спросить тебя, как психолога, имеющего большой опыт работы с зависимыми людьми, о прогнозе. Если интерпретировать потребность людей в смехе как в наркотике, то с какими закономерными последствиями мы можем столкнуться в ближайшее время?

- У меня грустный прогноз. Интересный феномен наблюдается у эпилептиков. Эпилепсия - достаточно хорошо изученное сейчас неврологическое заболевание, обусловленное специфической электрической активностью мозга. Психологическим выражением этого является громадное внутреннее напряжение, которое нарастает, нарастает, нарастает... а потом разряжается вот в этом эпилептическом припадке.

Чем ближе человек к припадку, тем активнее в нем две совершенно противоречивые тенденции. Повышенная серьезность неожиданно сочетается с нелепой, очень примитивной дурашливостью, такой вот глупой, кретинской клоунадой. И если говорить вот про такого человека, то, чем ближе эпилептический припадок, тем больше такие крайности видны в жизни. А сам припадок является формой снятия невыносимого внутреннего напряжения.

У меня, честно говоря, относительно общества приблизительно такое же ощущение, что, чем более серьезными, значимыми, сдержанными становятся серьезные послания, чем более кретинскими становятся юмористические передачи, шутки и юмор в Интернете, тем более это показывает на некоторый кризис, который должен разрешиться сильными переживаниями, напряжением, серьезными изменениями, связанными с жизнью общества.

Продолжение следует...