Можно ли сделать из «варвара» христианина?

В силу своей личной, в том числе и научной, заинтересованности в проблемах, обсуждаемых в данной рецензии, позволю себе вновь воспользоваться правом редакторской ремарки. Сразу же необходимо заметить, что рецензируемая книга написана с позиций, основанных на достаточно критическом отношении к христианству. Тем не менее, я бы посоветовал прочитать это исследование не только людям, интересующимся историей Византии, но и всем, кому не безразлична миссия Церкви. Автор книги, известный российский византинист А. С. Иванов, выполнил свой труд с беспримерной научной честностью и добросовестностью, рассмотрев почти исчерпывающую массу источников, относящихся к теме исследования. Однако с многими оценками автора я бы не согласился. В первую очередь, необходимо заметить, что византийская миссия, по условиям, в которых ее приходилось осуществлять, принципиально отличалась от проповеди современных миссионеров и даже от деятельности ирландских миссионеров в Европе или, например, св. Стефана Пермского среди зырян. Перед византийскими миссионерами были не далекие и «отсталые» аборигены, а реальный и близкий варварский, а потом и мусульманский мир, глубоко враждебный империи и не раз ставивший ее на грань гибели. Исходя именно из этого извечного противостояния варварства и цивилизации и нужно оценивать формы миссионерской деятельности власти, ее успехи и неудачи, неизбежное участие в ней государственной власти и отношение к проповеди самих византийцев. Нравы варварских народов во многих случаях, действительно, были дикими и никак не совместимыми с христианством (вспомним хотя бы, что вытворяли наши предки под стенами Константинополя). Поэтому «изменение нравов в сторону большей мягкости», как часто обозначали миссионерство византийцы, было задачей не только византийской дипломатии, а именно христианской проповеди, и обвинения в ригоризме, культурном снобизме и неумении приспособится к местным условиях во многих случаях неоправданны. Миссионерская проповедь, даже если она была инициирована императорской властью, так же не всегда была вызвана исключительно утилитарно-политическими интересами, наоборот, распространяя христианство среди варварских народов, Константинополь рисковал нажить на свою голову еще одного претендента на главенство в христианском мире (что, собственно, и произошло с Болгарией).

Наконец, каков критерий оценки успеха или неудачи той или иной миссии? Чем, например, завершилась миссионерская деятельность святых равноапостольных Кирилла и Мефодия: провалом, потому что Моравия в итоге не осталась в юрисдикции Константинопольского патриарха, или великой победой, благодаря которой возникли многие славянские христианские культуры? Иванов склоняется к первому ответу, с чем сложно согласиться.

Однако при всех оговорках книга, действительно, вскрывает многие проблемы, которые стоят и перед современным миссионерством, и указывает на ошибки, на которых нужно учиться. — М. Б.

Можно ли сделать из «варвара» христианина? Сама постановка этого вопроса может показаться неуместной. Ведь писали же отцы еще древней Церкви, что вера Христова распространилась по всему миру, и, действительно, все когда-то варварские народы Европы стали христианскими. А теперь наши современные миссионеры проповедуют где-то у отдаленных племен в тропических лесах или на крайнем севере. Однако всегда ли именно таким было отношение к христианской проповеди?

В новой работе известного российского византиниста С. А. Иванова делается попытка охватить всю историю миссионерской деятельности византийцев в разных странах и — что самое интересное — рассмотреть отношение самих византийцев, жителей империи, ее церковных и светских интеллектуалов, к проповеди Слова Божьего варварам-язычникам. Отдельные главы книги посвящены истории византийских миссий в Эфиопии, Судане, Персии, среди различных народов Кавказа, в Хазарии, Моравии, Болгарии, и, наконец, на Руси. Общие черты всех этих проповеднических проектов, развивавшихся в значительный промежуток времени между VI и XIII веками, позволяют исследователю сделать вывод о том, что политика распространения христианства у византийцев коренным образом отличалась от практики западноевропейских или азиатских миссионеров средневековья. Миссии Византийской империи — почти всегда элемент централизованной целенаправленной политики в отношении того или иного народа или государства. Они организуются из Константинополя и пользуются поддержкой императорской (почти всегда светской, а не церковной) власти. Цель миссий как правило сугубо утилитарно-политическая: установить сферу своего религиозного и культурного влияния, устранить потенциальную угрозу, исходящую от данного народа, и в дальнейшем использовать его как союзника в тех или иных дипломатических комбинациях. Христианская вера для византийцев рассматривалась как синоним цивилизованности, и — что особенно показательно — смысл христианизации виделся не только в принятии веры, но в превращении «варваров» в «ромеев», т. е. наряду с христианскими догматами и обрядами, новокрещенные должны были перенимать и образ жизни, бытовую культуру, правовые и политические традиции империи. Это было обязательно. Без этого христианизация считалась как бы неполной.

Автор говорит о фактическом провале византийского миссионерства в Центральной Европе в средние века, о том, что греческие проповедники не выдержали конкуренции с латинскими. По мнению исследователя, провалом закончились большинство византийских миссий, в т. ч. и знаменитая проповедь Кирилла и Мефодия в Моравии. Ситуация на Руси представляется более сложной. Тем не менее, показательно почти полное молчание византийских источников IX — X вв. о крещении русов как при патр. Фотии, так и при имп. Василии II, которое отражает отсутствие интереса к этому событию в империи.

Итак, византийское миссионерство в целом оценивается как исторически неудачное. Экспансионистские цели ромеев действительно слишком хорошо просматривались и зачастую вызывали у окрестных народов обратную реакцию, стремление сохранить свою самобытность любой ценой. Но вторая, еще более важная причина — крайний ригоризм миссионеров, их нежелание приспосабливаться к местным культурным традициям, стремление превратить варваров сразу в ромеев.

Один из показательных в этом отношении документов, рассматриваемых С. А. Ивановым — «Законы химьяритов», памятник VI-VII вв., содержащий некий комплекс юридических и морально-этических норм, гораздо более строгих по сравнению даже с римским правом, действовавшим на территории империи, которых должны придерживаться новокрещенные арабы византийского приграничья. Историк оценивает эти законы как «тоталитарную миссионерскую утопию, направленную на создание идеального государства» (с. 91—92).

Подобные выводы исследователь делает и в отношении деятельности миссионеров более поздних времен, считающихся временем расцвета проповеди. Яркий пример — политика византийцев по крещению Болгарии во 2-й половине IX в. Византийцы считали, что болгарам необходимо отказаться от традиционного свадебного обряда, нельзя ходить в баню по средам и пятницам, принимать причастие не подпоясавшись, в церкви можно стоять только со скрещенными на груди руками, нельзя использовать лошадиный хвост как знамя, исполнять ритуальные танцы перед битвой, носить амулеты, приносить клятву на мече, молиться за умерших в язычестве родителей, евнухам нельзя убивать животных для еды и т. п. Безусловно, здесь во многом мы сталкиваемся с религиозным творчеством самих миссионеров, и эти требования отражают тот уровень понимания религии, которым обладали простые греческие священники. Ничего подобного нет в письмах Фотия, поскольку он как богослов-теоретик, конечно, не мог считать все это важным. Но и бороться с этим не мог, поскольку сталкивался со взглядами абсолютного большинства церковной иерархии и общества в самой Византии.

Так или иначе, главный вопрос, который необходимо поставить после ознакомления с работой Иванова, что же именно проповедовалось «варварам» Европы в эпоху средневековья? Под заглавием «христианство» — будь то у византийских, или латинских миссионеров — обычно вырастала довольно сложная система ценностей, далеко не всегда напрямую связанная с религией. Здесь мы сталкиваемся с новой сложной исследовательской проблемой, которая не поставлена в рассматриваемой книге, однако, на наш взгляд, требует постепенного изучения и прояснения.

С выводами автора о ригоризме и даже нетерпимости средневековых проповедников приходится согласиться, однако, на наш взгляд, противопоставление западных и восточных миссионеров, которое настойчиво проводит исследователь, вряд ли оправдано. Те или иные частные особенности миссий, их связь с государственной политикой в Византии и ее отсутствие на Западе также нельзя отнести к чертам для оценки миссионерства как такового. Наличие или отсутствие прочного государства, которое было бы способно проводить ту или иную внешнюю политику, является элементом гораздо более комплексной картины жизни общества. Абсурдно было бы считать, что тотальная этническая европеизация Северной Америки за последние 200 лет связана с наличием сильного государства Соединенных Штатов, в то время как сохранение десятков разнородных этносов в азиатской части России может говорить о некоей недееспособности Российского государства. Тоже самое получается, если мы скажем, что неудачи византийских миссионеров связаны с политикой сильного государства со столицей в Константинополе, а успехи западных — с отсутствием такой политики. Таким образом, выводы Иванова в этом отношении выглядят скоропалительными и, по крайней мере, не убеждают.

Кроме того, история византийского миссионерства была бы более понятна в свете христианизации самой Византии. Проблема же византийского «миссионерства» внутри самой империи до сих пор почти не исследована.

Точно такая же — однотипная — проблема стоит в отношении истории Руси-России. С. А. Иванов ограничивается лишь первыми эпизодами принятия христианства, но не затрагивает дальнейший процесс проникновения новой религии и мировоззрения в глубину русского средневековья. И при изучении этих вопросов роль греческих проповедников, иерархов и мастеров (многие их имена от Нифонта Новгородского до Максима Грека у нас на слуху) окажется вовсе не столь однозначно пассивной и незаинтересованной.

Таким образом, книга С. А. Иванова ставит больше вопросов, чем разрешает. К сожалению, своим общим настроем книга заставляет вновь втягиваться в бесконечные оценочные споры по принципу «нравится/не нравится». Но в данном случае «истина» в этих спорах родиться не может, поскольку наши знания, да и сам уровень задаваемых в спорах вопросов (любит или не любит Византию автор книги и т. п.) еще слишком далек от какого-либо продуктивного состояния.