Фильм сконструирован с баллистической энергией и отчетливостью: вот люди, которые в экстремальных обстоятельствах могут выжить и победить.
Трагизм же этого эпизода по определению трагической Афганской войны состоит в том, что перенапряжение сил и жертвы солдат, которые по-уставному именуются «воины», были напрасны; просто опоздал приказ об отступлении в результате тактических изменений в планах командования.
Фильм неожиданный и даже дерзкий во взгляде на внутреннюю структуру внутриармейских отношений. Этот взгляд Щ становится даже дискуссионным в свете неутихающих обсуждений уродства «дедовщины» как явления, проблем соблюдения человеческого достоинства военнослужащих. Авторы фильма позволяют себе новую, и надо признать концептуальную, позицию в отношении к традиционно ненавистной и одновременно анекдотической фигуре «прапорщика». По мысли авторов, война изначально груба, война - это неизбежные зло и грязь, звериная агрессия; на войне, в той или иной форме, присутствует смерть. Таковы условия, с этим следует считаться.
Для того чтобы воевать и выжить на войне, необходима мобилизация таких сил, которые в обычной жизни не только не нужны, но и противопоказаны. А разбудить эти силы протеста, самосохранения, агрессии, готовности к сверхнапряжению - должен прапорщик, который бьет «пацанов» и кулаком, и каблуком, потому что хочет воспитать в них условный рефлекс готовности встретить удар и ответить на него. И потому пудовый кулак прапорщика - проявление любви, добро, ибо призван стать прививкой против зла. Внутренняя динамика фильма - это человеческий рост разнокалиберных мальчишек, которые, пройдя безжалостную дрессуру «учебки» «в ситуации боестолкновения», под огнем моджахедов превращаются в стойких и надежных товарищей и действительно воинов, способных к самопожертвованию. «Эффективность» такого «леченья-ученья» очевидна: в результате развития событий фильма мальчишки становятся стойкими мужчинами. Правда, те немногие, кто остается в живых.
Но столь же очевидно, что безжалостный, слепящий огонь войны, выжигая в душе сор мелочности и суеты, заодно сжигает и способность воспринимать жизнь в ее повседневности. Отсюда - потерявшие силу жить, погибшие до физической смерти старшие воины, прапорщики - истерически взрывной Дыгало (М. Пореченков) и холодно скептический Хохол (Ф. Бондарчук). Окунувшись в афганский ад и выстояв, они могут теперь жить только здесь в условиях предельного обострения сил и предельной, безвоздушной ясности отношений.
А война в фильме – действительно ад: грязь, кровь, измученные лица, огонь и постоянно взлетающий на воздух мир. И здесь просто нельзя не сказать о блестящих спецэффектах. Среда обитания войны создается по законам реальности, без умолчаний и иносказаний, в натуральную величину. Неприкрытое и безжалостное изображение войны в фильме «9 рота» заставляет вспомнить о шедеврах кинематографических размышлений на эту тему, например об «Апокалипсисе» Френсиса Копполы.
Но наше кино не только справилось с проблемой достоверности, овладело мастерством, техникой, приемами, ну и, понятное дело, научилось превращать огромные денежные вложения в эти впечатляющие и устрашаю щие взрывы, полеты (тут же приходит мысль, что мы уже не раз слышали характерный сочный звук удара по лицу, хруст костей, ломающихся с целью огранки настоящего солдатского характера, например можно вспомнить солдата Джейн в исполнении Деми Мур), но и сделало это красиво. Визуальный ряд фильма продуман и эстетически точно организован. Красиво, когда алая лава огня мягко слизывает песочно-бежевые домики кишлака. Красиво летит «вертушка», неуклюже и хищно растопырив птичьи лапы-колеса. Мир войны не только жесток, но и пластичен, выразителен. И это законное свойство мира, выявляющего художественную гармонию в гуманитарной дисгармонии.
А что же думают о себе сами создатели фильма? Что важно для них самих? В каком культурном контексте хотели они рассмотреть болезненную для национального сознания тему Афгана? С одной стороны, в рекламных роликах нам предлагают много любопытных цифр. Обнародуется непривычно огромный для нашего кино бюджет, количество цистерн выпитого кофе и тонн съеденной во время съемок ветчины. Мы можем услышать ошеломленный рассказ молодых актеров о том, как в буквальном смысле тяжела солдатская лямка, как больно падать, как тяжело ползти, как странно жить в мире их героев... Словно между героями и создателями фильма нет «общечеловеческой» точки соприкосновения, нет боли, кровного родства, причастности громадной трагедии.
С другой стороны, в фильме есть точки, где нащупывается ось серьезного разговора о мальчиках, зачем-то брошенных в кровавую бойню. Первая, когда Джоконда, художник и. по-видимому, философ, пытается ответить на вопрос, почему не закосил если не от армии, то хотя бы от Афгана. Он говорит, что здесь единственное место, где острота столкновения жизни и смерти дает возможность что-то понять и о том, и о другом. Вторая, когда на занятиях по идеологической подготовке капитан с отрешенным лицом не то мыслителя, не то самоубийцы говорит, что ислам - это «все другое», другое отношение к жизни и смерти. Или, например, эпизод с Белоснежкой, который, бесспорно, замышлен как ключевой для внутреннего понимания фильма. Белоснежка - бедная больная девушка для мужского потока, текущего в горы на юг, - последний осколок мира, где есть семья, любовь. И женщина в фильме, символизирующая любовь, великая, даже на дне жизни, заслуживает поклонения... Но произойти это может только в языческой оргийной форме. Жизненная правда этого эпизода не вызывает сомнения.
Таким-образом, параметры возможного разговора заданы, намечена важнейшая проблема - мы и другие. Но все-таки в фильме они не получили, на наш взгляд, должного развития. Слишком много адреналина, много игры, сосредоточенности на физической стороне событий, на идее состязания и победы, на идее сильной личности.
Кроме того, преобладание в фильме контекста «сегодняшнего момента» делает почти неуловимым контекст культурный. Он обозначается очень ярко, только когда появляется финальное посвящение великому русскому режиссеру Сергею Бондарчуку, отцу режиссера фильма «9 рота». И становится ясно, что этот фильм можно было бы назвать «Судьба человека-2». А это уже не просто поколенческие проблемы - это неожиданные, но вполне понятные пласты национальных истории и духа.
В русском духовном опыте есть понятие «богословствование жизнью», т. е., в редчайших случаях святости, подчинение жизни идеалу. В русской культуре тоже есть традиция подчинения жизни идее. Чтобы попасть в существо явления, надо провести через душу все его трагические изломы. Нельзя сыграть - надо переболеть. В этом смысле не только художник делает искусство, но и искусство делает художника. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется» - хочется добавить неожиданное: в нас самих. И потому очень интересно, как же отзовется прекрасный фильм «9 рота» на внутренней биографии его создателей. Ведь вопросы, которые порой невольно заданы, все равно потребуют ответов.
Вставить в блог
Поддержите нас!
