rss
    Версия для печати

    Студенчество и экстремизм. К 10-летию первой массовой студенческой акции протеста в Союзе

    Проблема эта существует ровно столько, сколько существует студенчество. Достаточно вспомнить историю средневековой Европы с ее вагантами и школярами — которые играли значительную, если не основную роль в любых выступлениях, особенно когда последние были направлены против власти и Церкви. И так продолжалось веками.

    Бунтарский дух Латинского квартала (традиционный студенческий квартал в 5-м и 6-м округах Парижа на левом берегу Сены вокруг университета Сорбонна — «ТД») остался таким же, каким он был во времена трубадуров. Это подтверждается активным участием студенчества в революциях 1789, 1834, 1848 годов, Парижской коммуне и т.п. Но и революции XX века (знаменитые события 1968 года, прокатившиеся по всей Европе, выступления 1983-1986, и не менее знаменитые «бархатные революции» в странах Восточной Европы в 1989) также усиленно подписывались этим духом — духом «молодости», «борьбы», «свободы, равенства, братства»...

    Чего же добивалась учащаяся молодежь, меняя спокойствие аудиторий и библиотек на полную опасностей романтику баррикад? В 1789 году всё было как будто ясно: главный противник — монархический строй. Но вот монархия раздавлена, и революции XIX века уже направлены против буржуазной республики. А в 1968 году студенты Латинского квартала жгут автомобили, требуя установить особый, «студенческий» социализм. Даже лозунг такой был: «Вся власть — студентам». В это же время их коллеги, живущие при социализме, также строят баррикады и ложатся под танки, протестуя против этого самого социализма, каким бы «научным», даже «с человеческим лицом» он ни был (Прага, 1968). После бурных 60-х, казалось бы, либеральные свободы на Западе достигли апогея, но в начале 80-х — новые студенческие выступления, именно против этого. А еще через несколько лет «бархатные» студенческие революции окончательно покончили с социализмом в Восточной Европе — тогда как на Западе это слово осталось главным на студенческих знаменах.

    Аналогичная картина наблюдалась на Востоке: в 1989 году китайские студенты вышли на площадь Тяньаньмэнь, протестуя против существующего режима, в то время как в Южной Корее студенты требовали от правительства изменить курс на большее сближение как раз с Китаем и Северной Кореей. Тогда президент Ро Дэ У разогнал студенческие демонстрации танками, причем были жертвы — что не помешало ему стать почетным доктором МГУ, и студенческая (!) аудитория в актовом зале стоя аплодировала этому событию.

    Все вышесказанное заставляет предположить, что у студенческих выступлений есть некие общие причины, не зависящие ни от социального строя, ни от других условий и обстоятельств внешней среды. Последние могут придать движению ту или иную окраску, в том числе политическую, но не изменить его сути. Рассмотрим вкратце историю аналогичных событий в России.

    Российские студенты

    Российское студенчество с момента своего появления в XVIII веке, как зеркало, отражало в себе революционные события, происходившие тогда в Европе, и, как губка, впитывало носившиеся в воздухе «освободительные» идеи. И никакие запреты не могли этому помешать. Кульминации этот процесс достиг в 60-е годы прошлого столетия, когда начали появляться многочисленные революционные и откровенно террористические студенческие организации. И самые известные теракты в России также были совершены студентами: достаточно вспомнить Каракозова, Каляева, Багрова...

    Нынешний век (статья написана в 1998 году — «ТД») в этом отношении был гораздо беднее событиями, чем предыдущий. В советское время не проходило сколько-нибудь значительных студенческих выступлений, носящих антиправительственный характер. Антисоветские анекдоты в общагах и даже самиздатовская или «забугорная» литература не в счет. Попадались студенты и среди диссидентов 60-70-х, но это были единичные случаи. Да и можно ли сравнивать интеллектуальные диссидентские кружки с террористической организацией Нечаева и ему подобных? Причин такой ситуации, видимо, несколько.

    Во-первых, в 20-30-х годах практически полностью сменился социальный состав студенчества. Предпочтение для поступления в вузы давалось теперь детям рабочих, которые поддерживали существующий порядок. Самым популярным словом стало «рабфак», а самыми модными специальностями — инженерно-технические, с последующим направлением на великие стройки социализма. Следующее поколение опалил огонь Великой Отечественной войны, и ему было, по большому счету, не до революционной романтики. Вчерашние солдаты, севшие за парты, мечтали о мирной жизни и восстановлении разрушенного.

    Ситуация изменилась где-то в конце 50-х, когда в аудитории пришло не воевавшее поколение, но заставшее войну в самом начале жизни. Контраст между трудным военным детством и вольной студенческой жизнью в восстановленной уже стране давал ощущение того, что весь мир в наших руках, а до коммунизма и вовсе один шаг. Такие настроения, несомненно, стимулировались тогдашней официальной пропагандой и нашли отражение в студенческом фольклоре. (Именно тогда в МГПИ зародилось движение КСП, потом распространившееся на другие вузы.) Столь же огромное, если не решающее, влияние на умонастроения студентов оказал XX съезд и общая либерализация жизни, наступившая «оттепель». Энергия молодости, здоровья, интеллекта была направлена отнюдь не в русло протестов. Именно тогда возникло и движение ССО — студенческих строительных отрядов (инициатива снизу, поддержанная, хоть и не сразу, в верхах). И вот уже сотни тысяч студентов в зеленых куртках, увешанных многочисленными значками и эмблемами, отправляются осваивать целину, строить трассу Абакан-Тайшет и т.п. Потенциальная энергия протеста трансформировалась в огромную созидательную силу.

    Трудно сказать, почему это произошло именно так, а не иначе. Почему при разоблачении культа личности на улицы не только не вышли протестующие толпы с требованием полного демонтажа социалистической системы (как это произошло, например, в Венгрии), а наоборот, решения XX съезда были восприняты как руководство к действию — на целину и великие стройки. Возможно, воспоминания о недавних репрессиях жили в поколении тогдашних студентов на подсознательном уровне (ведь у многих были репрессированы родители или ближайшие родственники). Или, действительно, оставалась сильной вера в идеи коммунизма — ведь это было уже второе поколение, которому любые другие идеи были просто недоступны. Однако факт остается фактом. Массового студенческого движения протеста в России в то время просто не было.

    Вот некоторые исторические вехи, серьезно повлиявшие на мировоззрение среднего советского студента 60-х годов:

    — 1957 год. VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Беспрецедентный прорыв «железного занавеса», невиданная ранее возможность общения со своими сверстниками из других стран. Надо ли говорить, студенты какой политической ориентации съезжались на подобные всемирные форумы?

    — 1959. Победа революции на Кубе. Гигантский резонанс и демонстрации поддержки по всему миру. В России подобные мероприятия тогда еще не носили добровольно-принудительного характера.

    — 1960. В Москве открывается Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, в котором три четвертых составляют иностранные учащиеся из развивающихся стран. Увеличивается также количество иностранных учащихся в других вузах, контингент которых отбирается зачастую не по интеллектуальному уровню, а по принципу классовой близости.

    — 1960-е. Кульминации достигает антиколониальная национально-освободительная борьба в странах «третьего мира».

    Ветры перемен

    Так продолжалось несколько десятков лет. Политическая активность студенчества, как правило, не выходила за рамки официальной идеологии. Разумеется, на студенчество имело влияние и общее настроение общества. Например, в конце 60-х среди интеллигенции распространилось увлечение историей России — и вот уже стройотряды направляются не только на «великие стройки», но и на реставрацию «памятников истории и культуры», что спасло многие из них от полного разрушения.

    Так продолжалось до начала перестройки. Однако «ветры перемен» задули раньше. Вспомним еще несколько дат:

    — 1982 год. Кончина Генерального секретаря Л. И. Брежнева. В воздухе витают флюиды беспокойства и нестабильности.

    — 1983. Выступление нового генсека Ю. В. Андропова на пленуме ЦК ВЛКСМ, посвященного вопросам идеологии. С одной стороны, взят курс на «закручивание гаек», с другой — зеленая улица всякого рода «левонаправленным» тенденциям в молодежном движении.

    — 1984, февраль. Вышел в свет первый номер еженедельника «Собеседник» как приложения к популярной газете «Комсомольская правда». Явление доселе невиданное — цветная молодежная газета, которая подчеркнуто дистанцируется от комсомольского официоза. Считается продуктом июньского (1983) пленума.

    — 1984, май. Очередная маевка в Новосибирске широко освещается в молодежной прессе. Также результат пленума.

    — 1985, апрель. Официально объявлена т.н. перестройка. Все в ожидании чего-то светлого и хорошего.

    — 1985, июль. Очередной фестиваль молодежи в Москве. Событие, аналогичное произошедшему в 1957, но менее масштабное по последствиям.

    — 1986. В рамках объявленной гласности открыто заговорили о т.н. неформальных молодежных объединениях, в основном неполитических («кусты» КСП, группы спортивных и музыкальных фанатов), которые потом дополнились группировками, имеющими откровенно политический характер. Самые известные из них на тот момент — националистическая «Память» и ультралиберальный «Демократический союз».

    — 1987. Первый слет «политических неформалов» под эгидой ЦК ВЛКСМ. «Память» и «ДС» заклеймены как экстремистские. Попытка классифицировать неформальные молодежные организации, которые растут, как грибы после дождя.

    — 1988, апрель. В передовой статье «Правды», авторство которой приписывается А. Н. Яковлеву, тогдашнему секретарю по идеологии, дается разгромная характеристика появившемуся за две недели до этого письму Нины Андреевой в «Советской России», озаглавленному «Не могу поступиться принципами». С этого момента, как тогда писали, перестроечные процессы приняли необратимый характер.

    Последняя дата интересна тем, что именно в октябре 1988 года состоялась первая массовая студенческая акция протеста. Именно тогда по всем вузам СССР прокатилась волна забастовок против обучения на военной кафедре (подробнее об этом см. «ТД», № 19).

    Джинн из бутылки

    В дальнейшем политические настроения в обществе обострялись, и учащаяся молодежь, конечно же, не осталась в стороне. Все помнят политические манифестации 1989-1990 годов, где студенты сыграли значительную, хотя и не определяющую роль. Проводились и чисто студенческие акции, имевшие уже характер откровенного протеста. Часть из них была приурочена к событиям в различных частях СССР (Карабах, Тбилиси), другая часть — снова митинги солидарности, только уже с антикоммунистическими силами в Китае, Восточной Европе. Большой популярностью среди студентов пользовались тогда экстремистские организации либерального и ультралиберального толка: «ДС» анархо-синдикалисты, народный фронт и т.п. Студент, поддерживающий, например, «Память» — явление редкое, если не исключительное на общем фоне. В национальных республиках — та же картина. Значительную часть националистически настроенных «народных фронтов» составило студенчество, даже русскоязычное (парадокс?). Последняя попытка ЦК ВЛКСМ поставить под контроль студенческую вольницу, вырвавшуюся на политический простор, — проведение в ноябре 1989 года Всесоюзного студенческого форума — успехом не увенчалась. Джинн вышел из бутылки и больше не возвращался туда, а вскоре разбилась и сама бутылка. Необходимо только отметить, что в различных бурных событиях 1991 года студенты играли значительную, но опять-таки не определяющую роль — в отличие, например, от «бархатны» революций 1989 в Восточной Европе.

    Казалось бы, наступила полная демократизация и свобода, любые политические организации стали возможны и доступны. Но тут-то и произошел резкий спад студенческой активности.

    Во-первых, основная цель казалась достигнутой: власть КПСС пала, Союз разделился, можно отдохнуть и начать жизнь в новых условиях. Во-вторых, вместе с политической либерализацией пришла свобода экономическая, и все ринулись делать деньги. Студенческие общежития 1991-1993 годов напоминали биржи. Все продавали всё оптом и в розницу — объявлениями об этом были заклеены с пола до потолка все коридоры общежития, а то и стены родных alma mater. Положение студенчества снова копировало состояние всего общества. Многие прекрасно помнят, что по количеству бирж Россия превосходила тогда весь остальной мир.

    Потом наступила некоторая стабильность, как следствие — спад спекулятивно-экономической активности и... перед студентом остро стала проблема борьбы за выживание. Стипендия давно стала символической, а во многих провинциальных вузах или совсем не платили, или платили с большими задержками. Возможности подработать тоже сократились (Москва, Петербург — исключение). Перспективы после окончания вуза — самые туманные. Зато все чаще наверху стали говорить о введении платного образования, отмене студенческих льгот и т.п. Следствием этого стала новая активизация в студенческой среде политических организаций оппозиционного толка уже против новой власти. Процесс этот нарастал медленно, пока не выплеснулся на поверхность весной 1998 года.

    События, происходившие в разных городах весной 1998 года, показали, что энергия протеста студенчества, уже выплеснувшаяся на улицы, будет только нарастать. Процесс этот остановить невозможно; вопрос в том, в какое русло он будет направлен. Студенты выходят на демонстрацию, протестуя против ущемления их конституционных прав — права на бесплатное образование, жилье, работу по специальности после окончания вуза. Однако различные политические и экстремистские силы пытаются использовать энергию протеста студенчества в своих целях: об этом говорит появление «пены» на волне студенческих выступлений — в виде активизации различных политических организаций экстремистского толка — РНЕ, НПБ и им надомных (см. «ТД», № 24), а также некоторые комментарии на прошедшие события в достаточно респектабельной оппозиционной прессе (см., например, «Завтра», № 20). О завываниях маргинальных экстремистских изданий в данном случае говорить даже не приходится.

    И последний, традиционный, вопрос: что делать? Как остановить экстремизацию и политизацию студенческого движения? Устранить причины, вызвавшие протест, — вернуть вузам долги по зарплатам и стипендиям — скорее всего, только полумера. По-настоящему, необходимо принять программу государственной стратегии высшего образования в России. Об этом много говорилось на V Съезде Российского Союза ректоров (см. «ТД», № 24). От того, каким будет ответ власть предержащих, зависит, где окажутся российские студенты — в аудиториях или на баррикадах.

    К теме политического экстремизма в студенческой среде на примере университетов латиноамериканских стран «ТД» вернется в ближайших номерах.

    Вставить в блог

    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru