rss
    Версия для печати

    «Не клеем единым жив человек»

    Вы, наверное, знаете, что в блокадном Ленинграде ели клей... А знаете ли, что «Кажется, впервые в истории русской православной церкви ... в Ленинграде не служили литургии - за неимением муки для просфор»? В годовщину начала Великой Отечественной войны мы знакомим вас с отрывками из «Блокадного дневника» писателя Леонида Пантелеева, автора легендарной «Республики Шкид»
     Леонид Пантелеев***
    Кажется, впервые в истории русской православной церкви этой зимой в Ленинграде не служили литургии - за неимением муки для просфор. Служили "обеденку". Что это такое - не знаю.
    Написал: "кажется, впервые". Не кажется, а так оно и есть, конечно. Такого лютого глада и мора не знала земля русская ни во времена Батыя, ни позже, ни раньше.
    ***
    Был вчера на Мальцевском рынке. Зачем хожу туда - не знаю. За деньги ведь ничего не купишь, да их и нет.
    Иногда удается выменять коробок спичек на кусок хлеба. Спичек у меня много. Благодарить за это должен Михаила Михайловича Зощенко. Как-то летом, кажется в 1938 году, был у него на даче в Сестрорецке. Он тускло и скучно говорил о литературе и, как всегда, оживился, просиял, когда заговорили о болезнях, о медицине.
    Сказал, что неврастенику надо чем-нибудь увлекаться.
    - Вы ведь, кажется, фотографируете?
    - Да. Фотографирую. Но фотограф я совершенно бездарный.
    - Тогда коллекционируйте что-нибудь. Ну, хотя бы спички.
    И вот, по совету Зощенки, я стал собирать спички. Вяловато, без увлечения, без малейшего энтузиазма, но все-таки за несколько лет один из ящиков моего письменного стола был в три ряда забит спичечными коробками. Большинство из них - со спичками.
    Началась война. И неожиданно я стал богачом, шибером.
    Потенциальным богачом. По рыночному курсу коробок спичек стоит сто граммов хлеба. Но у кого они есть, эти лишние сто граммов? То и дело меня уговаривают:
    - Продай три спички за трешку.
    А зачем она мне, эта трешка? Хлеб стоит уже 600 рублей килограмм. Но это только говорят. Сам я никогда не видел, чтобы продавали хлеб или вообще что-нибудь съестное. Только меняют.
    И вдруг вижу - идет по улице человек, несет стопочку листов столярного клея.
    - Купите, гражданин. Питательная штука. Недорого. По 20 рублей кусок.
    - Что это? Клей?
    - Да. Столярный клей.
    - Спасибо. Склеивать кишки не хочу.
    - Напрасно шутите, гражданин. Я вам серьезно говорю. Спасибо скажете. Я и себя спас и всю семью выходил - именно этим клеем.
    Уговорил. Было у меня с собой 100 рублей - взял пять плиток. И адрес он мне свой дал:
    - Придете еще и попросите.
    Дома варил клей - по рецепту, который дал мне этот портной с Мальцевского... Мама смеялась, говорила, что уже сейчас ее тошнит от одного запаха. Запах действительно напоминает сапожную или столярную мастерскую. В общем-то приятный, но аппетита не возбуждающий.
    Из одной плитки получилась большая миска студня. Долго не отвердевал, не застывал.
    А когда застыл - никакой запах не помешал наслаждению, с каким ели этот чайно-коричневый, аппетитно подрагивающий студень - не только я, но и мама, и Ляля...
    ***
    Уже полтора месяца не бреюсь. Дал обет - ходить с бородой до окончания войны, до победы. И еще - тоже "обет": в эту лютую зиму хожу в белых теннисных, из лосиной кожи туфлях.
    ***
    Перечитываю (после Диккенса) Достоевского. Читал "Дневник писателя". И в самом деле - сколько точного, сколько угадано, сколько прозрений!
    Как верно, с какой настоящей, не приторной любовью говорит он о русском народе.
    ***
    Он же, прозорливец, угадал, провидел, что "в грядущей борьбе плутократии и демоса" католичество, "оставленное царями", станет на сторону демоса.
    ***
    А это разве не пророчество?в блокадном Ленинграде
    "Грядет четвертое сословие, стучится и ломится в дверь... На компромисс, на уступочки не пойдет, подпорочками не спасете здания. Уступочки только разжигают, а оно хочет всего... Все это "близко, при дверях".
    Писано это в 1880 году, когда выходили лейкинские "Осколки", печатавшие юморески Антоши Чехонте, когда гимназисту Володе Ульянову было десять лет, когда русский престол занимал "царь-освободитель" Александр Второй, а будущий Николай Второй даже не был еще наследником...
    ***
    Был вчера у Тамары Григорьевны{360}. На прошлой неделе бомба разрушила дом на противоположной стороне улицы - против их дома. В их доме взрывная волна вырвала железные ворота, оконную раму в комнате Т.Г. Упала с потолка люстра. Все засыпано кирпичной и известковой пылью. Живет она в комнате мужа (от которого третий месяц нет писем). Поразили чистота, чинность, уютность их быта. Приглашали к чаю. Я категорически отказался. Т.Г. получила вчера с оказией письмо от С.Я.Маршака. Он уже знает о моих бедах. Говорил с Фадеевым и еще с кем-то. Шлет мне поклон, беспокоится.
    Т.Гр. уверяет, что с бородой я стал похож на молодого купчика из Островского. Не просто на купчика, а - "с идеями".
    ***
    ...Сегодня, в середине января, опять, неизвестно зачем, приплелся на толчок.
    Видел, как били парня, вырвавшего из рук женщины кусок хлеба. Били его жестоко, топтали ногами, а он, закрывая от ударов лицо, продолжал жевать.
    Несколько человек, в том числе и я, вмешались. Тогда набросились на нас. Какой-то инвалид ударил меня костылем по плечу. На него с упреками накинулась какая-то женщина:
    - Ты что делаешь, паразит? Старого человека бить?!
    Конечно, это моя замоскворецкая борода ввела в заблуждение милую мою заступницу. Парень, ударивший меня, всего-то года на четыре моложе меня.
    День солнечный, сильно морозит. У бородача в теннисных белых туфельках вид, надо думать, и в самом деле жалкий.
    Топчусь все-таки зачем-то.
    ***
    Сил нет, а тянет писать, работать. Сознание, как никогда, ясное. И не было дня, чтобы не записал что-нибудь, - если не в этот альбом, не в дневник, то на отдельном листочке. Начал рассказ о Маринке...
    ***
    У стола моего до сих пор висит, приколотый кнопками, начертанный еще в позапрошлом году девиз:
    NULLA DIES SINE LINEA!*
    ______________
    * Ни дня без строчки! (лат.).Исакиевский собор в Ленинграде. Блокадная зима

    Плакатик этот закоптел, съежился, еле виден при свете коптилки, но - живет, напоминает.
    Хорошо понимаю, что надо записывать то, что происходит вокруг, сегодняшнее, сиюминутное, писать одну правду и только правду (эти события лжи не потерпят), но тянет почему-то и на воспоминания детства.
    Память как будто очищена, промыта чем-то. Видится все - до последней пуговки, до мельчайшего листика на рисунке обоев.
    ***
    Был у портного на Греческом проспекте. С трудом, с бесконечными остановками и передышками поднялся на пятый этаж. Это тот человек, у которого я купил клей. Боялся, а вдруг все продал? Нет, еще есть. Купил 17 плиток.
    Сам он потемнел, губы в болячках. Жена отечная. Дочка - девочка лет двенадцати - лежит в постели под лоскутным одеялом.
    Спрашиваю:
    - Что с ней?
    - Диагноз: скорбут. А как это по-русски - бог его ведает.
    Да, еще совсем недавно это называлось иначе: цинга.
    У меня она тоже. И у мамы.
    Как видно, не единым клеем жив человек.

     

    (Л.  Пантелеев. Из старых записных книжек. 1924-1947)

     

    Вставить в блог

    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.
    Мария, Уссурийск8.04.2012 9:13 #
    Такое нельзя забывать...
    Александр, Москва26.06.2009 11:11 #
    Спасибо за публикацию. Одно "но": писателя не звали "Леонид". И псевдоним у Алексея Еремеева "Л.Пантелеев", а не "Леонид Пантелеев".

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru