Почему москвичи не убили Наполеона?

Из 290 московских церквей в пожаре войны погибло 127, остальные стояли разграбленными. Когда русские войска вернулись в Москву, на улицах города лежали непогребёнными около двенадцати тысяч погибших французскихсолдат и мирных жителей и столько же трупов лошадей.

Впрочем, все эти факты ни для кого не секрет. Мало кому известно, что за время пребывания в Москве на Наполеона не было сделано ни одного покушения, хотя такие планы существовали, а возможность убить полководца предоставлялась не раз. Об этихмалоизвестных и любопытных фактах сентября – октября 1812 года рассказал в своей книге «Век Наполеона. Реконструкция эпохи»известный историк и журналист из Барнаула Сергей Тепляков.

*** 

«… Сам Наполеон покушений в общем-то не опасался, у него и охраны в нынешнем её смысле не было – он был убеждён, что его не за что убивать. 13 октября 1809 года в Вене был схвачен студент Фридрих Штапс, собиравшийся убить Наполеона огромным кухонным ножом. Наполеон приказал выяснить, не сумасшедший ли этот молодой человек. Он обещал Штапсу прощение, если тот раскается в своей попытке, однако Штапс отказался, заявив, что всё равно должен убить императора, так как этим «окажет великую услугу своей стране и Европе». Рапп, доложивший эти слова Наполеону, пишет: «Император остолбенел». Ещё долго после того, как Штапс был расстрелян, Наполеон помнил о нём: «Этот несчастный не идёт у меня из головы. Как подумаю о нём. Мысли мои теряются. Это выше моего разумения». Неизвестно, помнил ли Наполеон о Штапсе в Москве, но прогулок по городу он не совершал (да и вряд ли поездка по сожжённым улицам Москвы была бы большим удовольствием)».

***

«… В Москву с целью покушения на Наполеона ходил Фигнер. О намерении вернуться в Москву для убийства Наполеона Фигнер начал говорить ещё до того, как русские оставили свою столицу: ещё в Филях, узнав о решении Кутузова, Фигнер заявил: «Ежели бы мне дали волю и дозволение выбрать человек пятьдесят охотников [т.е. добровольце. – Г.П.], я пробрался бы внутрь французского лагеря, до места пребывания Наполеона, и непременно бы убил его, и хотя я уверен, что и сам бы жив не остался, но охотно бы пожертвовал жизнью». <…>

По тем временам затея Фигнера считалась подвигом сомнительным. Ещё в Филях офицеры назвали её варварством. В воспоминаниях есть записанная через третьи руки беседа Ермолова с Кутузовым, который, узнав от Ермолова о планах Фигнера, вспомнил, как в Древнем Риме Фабриций, получив от своего врача предложение отравить Пирра, отослал этого доктора к Пирру как изменника. Кутузов будто бы сказал Ермолову: «Если бы ты или я стали лично драться с Наполеоном явно… Но ведь тут выходит тоже как бы разрешить из-за угла пустить камнем в Наполеона…».

***

Во время пребывания Наполеона в Москве князь Гагарин поспорил (как тогда говорили, «побился о заклад») с приятелями, что доставит Наполеону два фунта чая. Надо полагать, вся компания была изрядно пьяна. Однако даже когда все начали трезветь, было поздно – в те времена такие вещи в шутки не обращались. Каким-то чудом Гагарин через аванпосты проехал в Москву и даже достиг Наполеона, которому, видимо, хотелось хоть какого-то разнообразия. Гагарин потом излагал его диалог с Бонапартом так:

– Какое у вас ко мне дело? – спросил Наполеон.

– Я поспорил с целым сообществом, что ваше величество не откажется отведать нашего московского чая, представляющего из себя для Москвы национальный напиток.

– И только за этим вы ко мне заявились? – спросил Наполеон, не сдерживая насмешливой улыбки.

– О, нет! Кстати, хотел на деле убедиться, так ли французы гостеприимны и галантны, как о них рассказывают.

– Французы снисходительны и любезны! – проговорил Наполеон и приказал окружающим его пропустить князя Гагарина обратно в русский лагерь.

Пари было выиграно, а Гагарин прославился на всю жизнь».

***

Впрочем, Наполеон в Москве общался из русских не только с князем Гагариным. Так, например, он отправил в Петербург с письмом к императору Александру Первому сорокапятилетнего московского помещика, не успевшего эвакуироваться с русской армией, Ивана Алексеевича Яковлева – отца пятимесячного малыша, который впоследствии станет известен как Александр Герцен. До этого почтальоном Наполеона был переводчик Филипп Иванович Рухин. Ни у кого из них и в мыслях не было нанести какое-либо увечье французскому императору.

Как видим, убить Наполеона в Москвебыло технически несложно. Никто не сделал этого исключительно из-за представлений чести. Никто не решился, выражаясь словами Кутузова, «из-за угла пустить камнем в Наполеона».