rss
    Версия для печати

    Альма-Патер

    Виктор Садовничий — о краденом костюме, зэковских часах, «красных директорах» и ходячих легендах, о том, каково быть ректором МГУ вопреки воле Ельцина и почему бывший студент Горбачев прошел мимо родного общежития, о выступлении под куполом журфака без страховки, а также о далеком космосе и крепких земных тылах.

     

    Его имя известно любой семье, где есть старшеклассники или студенты. Академик, признанный в мире математик Виктор Садовничий вот уже двадцать лет на посту ректора МГУ им. Ломоносова бдительно охраняет чистоту традиций главного вуза страны.

    Фото: Андрей ЗамахинФото: Андрей Замахин

    — Виктор Антонович, а ведь руководство страны, кажется, не горело желанием видеть вас в этой должности. Как удалось избраться ректором?

    — Коллизия была непростая. Шел 1992 год. В ректоры я действительно не собирался, спокойно работал первым проректором. Но после развала СССР стало ясно, что ректора Анатолия Алексеевича Логунова «уходят». Не вписался он в тяжелое и смутное время начала 90-х. Он такой, знаете, одиночка, истинный ученый, честный человек. А главное — характер непростой. В брежневские времена я был в хороших отношениях с Елютиным, министром высшего образования СССР. Так вот, приезжая в университет, он шел ко мне, а не к Логунову: отношения между ними не складывались. Были случаи, когда на общем собрании коллектива МГУ ставили вопрос о снятии Логунова с должности ректора, а я выступал и защищал его.

    В конце 91-го Ельцин позвал для беседы меня и двух моих коллег по университету, Лунина и Емельянова. И Шевченко, помощник Ельцина, попросил меня позвонить Логунову: почему-то они не пригласили его напрямую. Может, меня больше знали, потому что тогда я добивался автономии МГУ, обошел кабинеты Бурбулиса, Гайдара...

    Звоню Анатолию Алексеевичу. Говорю: «Ельцин зовет нас к двум часам». А он: «Я не пойду». И бросил трубку. Я приехал в Кремль в нужное время, зашел в приемную. И буквально за секунду до входа в кабинет Ельцина приходит Логунов.

    Мы сели — Ельцин и мы вчетвером. Президент спрашивает: «Как университет?» МГУ тогда еще был в Советском Союзе, а речь шла о переходе под юрисдикцию России. Я вел все дела, говорю: «Борис Николаевич, у нас есть просьба. Издайте указ об автономии Московского университета. Указ я согласовал с Бурбулисом, с Гайдаром». «Хорошо, подпишем», — говорит Ельцин.

    Логунов стал просить о финансировании Института физики высоких энергий в Протвине. Ельцин отказал. Но когда мы уже уходили и речь зашла о возможном новом ректоре МГУ, Логунов назвал Емельянова: мол, рекомендую его. Борис Николаевич, видимо, не зная всей обстановки, начал того поздравлять. Во мне все вскипело: нет, вот тут уж баста! В этот момент я принял решение баллотироваться.

    Емельянов — депутат-аграрий, наш профессор. Но я искренне считал, что больше могу сделать для МГУ.

    Выборы были трудные. Четыре кандидата: Емельянов, Лунин, академик Скулачев и я. После первого тура нас осталось двое: Скулачев и я. На выборы пришел министр науки и высшей школы Борис Салтыков. Он резко выступал против моей кандидатуры — видимо, по поручению Ельцина. Буквально с трибуны призывал голосовать против.

    — Кто же Ельцина так накрутил?

    — В его окружении меня относили к «красным директорам» — я ведь был членом парткома университета. А такой человек не должен стать ректором. Ректором должен был стать реформатор. Но на выборах Салтыкову практически не дали говорить. Кстати, сейчас у нас с Борисом Георгиевичем хорошие деловые отношения.

    Университет тогда фактически выбирал свой путь: куда мы пойдем, что с нами будет. Наверное, я ответил на это в своей программе.

    С родителями Антоном Григорьевичем и Анной Матвеевной под Харьковом Фото: из личного архива Виктора СадовничегоС родителями Антоном Григорьевичем и Анной Матвеевной под Харьковом Фото: из личного архива Виктора Садовничего

    — Трудно было ректору-самовыдвиженцу уживаться с властями?

    — С некоторыми чиновниками сложно. При этом Егор Тимурович Гайдар, например, относился очень благожелательно; кроме автономии университета он еще подготовил указ президента об особо ценных объектах наследия России. МГУ попал в узкий перечень этих объектов. Это очень нам помогло, в частности дало прибавку в полтора оклада всем сотрудникам.

    А вообще позиция по поводу разных политических катаклизмов тех лет трактовалась не в мою пользу. Когда Белый дом в 1993 году штурмовали, с Моховой надо было студентов убирать: там все бурлило. Надо было сделать так, чтобы никто никуда не пошел, не попал под пули. Мы из окна моего кабинета видели выстрелы у Белого дома. Вечером меня позвали на Шаболовку, на прямую трансляцию. Там собрались радикально настроенные люди. А я зашел в студию и сказал: «Это трагедия для страны...» Примерно через полгода Сергей Александрович Филатов (глава администрации президента. — «Итоги») повторил мои слова.

    Думаю, во власти были силы, желающие другого ректора. Более того, мне говорили, что уже и решение подготовлено. Но произошел разворот на 180 градусов. Меня пригласили в Кремль по какому-то поводу, и это приглашение стало поворотным в наших отношениях с Борисом Николаевичем. После этого он стал меня поддерживать.

    — То есть это была личная встреча с Ельциным?

    — Нет. Не с ним, с Наиной Иосифовной.

    — Чем вы так ее расположили?

    — Не знаю. Видимо, она сумела убедить мужа, что я работаю, что университет твердо стоит на ногах и растет, несмотря на тяжелые годы. Это произошло после моих вторых выборов в 1996 году. Ситуация явным образом изменилась.

    — Да, но вторые выборы вы выиграли еще до этого. Там-то вам почему подножку не подставили?

    — Во-первых, за четыре года авторитет мой укрепился, факультетские и институтские ученые советы выступали за меня. Во-вторых, в верхах в 1996 году было, прямо скажем, не до МГУ: президентские выборы поважнее. А с Борисом Николаевичем у меня с тех пор отношения складывались позитивно, все наши встречи были конструктивными.

    Математика не мешала Виктору Садовничему в юности активно увлекаться спортом Фото: из личного архива Виктора Садовничего

    — Тем не менее вскоре вас стали считать чуть ли не главным оппонентом правительственной реформы образования.

    — В предлагаемых изменениях во главу угла ставился подход к образованию как услуге, без учета того, что это неотъемлемая часть культуры и к ней надо относиться бережно. Настоящее фундаментальное образование — это наше преимущество, наша традиция. Между тем реформы буквально насаждались. И постепенно наука стала выводиться за пределы высшей школы. Я довольно сильно оппонировал тогдашним министрам образования, в частности Владимиру Михайловичу Филиппову (министр образования РФ в 1999—2004 годах. — «Итоги»). Он, кстати, первым начал произносить аббревиатуру «ЕГЭ». Сама система ЕГЭ, конечно, «списывалась» с заграницы. Но там, как всегда, все несколько по-другому. А у нас главная идея была в том, что нельзя доверять итоговую оценку тому преподавателю, который тебя учил. Но ведь учеба в школе это все-таки не производство подшипников. Настоящий преподаватель знает ученика. Он вложил в него душу. Поэтому я не понимал, зачем надо учителя отстранять от процесса оценки. Вот и начал оппонировать новаторам. Уже более десяти лет борюсь, и удалось доказать, что ЕГЭ — не единственный способ оценки способностей.

    — Но ЕГЭ все же внедрили.

    — Когда Андрей Александрович Фурсенко вступил в должность, мы с ним много говорили. Он не был однозначно за ЕГЭ! Он понимал плюсы и минусы, мне так казалось. Потом все-таки министерские тенденции взяли верх...

    Тут, мне кажется, вопрос в системной недооценке самого процесса образования. Ты учился-учился, творчески к этому подходил, а тебе — вот, вопросник! Отвечай, и мы тебя оценим на всю оставшуюся жизнь. Я считаю, такой формальный подход не годится. Школьника надо почувствовать: может, он талантлив по-своему, может, он очень слаб в одном, но силен в другом.

    Я прошел мехмат и видел много математиков от Бога, которые на странице текста делали уйму ошибок. И что: потерять такого математика? Поэтому нужны и олимпиады, и творческие конкурсы.

    Со своим предшественником Анатолием Логуновым Фото: из личного архива Виктора СадовничегоСо своим предшественником Анатолием Логуновым Фото: из личного архива Виктора Садовничего

    — Сами-то как попали на элитный мехмат? Парень из харьковского села, у которого родители даже писать не умели...

    — Отец был мастером на все руки. Он печник, столяр, краснодеревщик, кузнец. Золотые руки! И я пацаном еще смотрел, как он рассчитывал разные нагрузки. Условно: кладется печь, так надо же рассчитать, выдержат ли перекрытия. И отец уже в уме как-то понимал, что надо считать размер балки и вес, потому что от этого зависит нагрузка. Я этот закон механики уже в университете учил, а он это интуитивно просчитывал. Поэтому вкус к расчетам, измерениям привил мне отец своим мастерством. Когда в школе начались задачи — из пункта А в пункт Б вышел пешеход, а навстречу велосипедист... — я приходил домой, заводил разговор с отцом, и он, не зная, что такое «пункт А», логически рассуждал и помогал мне решать.

    В старших классах мне повезло: у нас появился замечательный учитель математики. И сразу выделил меня. Мы образовали кружок, в нем были только я и он: другие школьники пробовали, но потом уходили. И уже в школе мы прорешали все задачи из Моденова («Сборник экзаменационных задач по математике». — «Итоги»).

    Дальше надо было в институт поступать, а без паспорта тогда из села нельзя было уехать. Так вот, я и еще трое ребят подались на шахту. Решили: сойдем, как увидим первые терриконы. Ночь ехали, зайцами, конечно. Утром приехали. Идем к ближайшей шахте. Это была Никитовка. Нас сразу развернули: молоды еще. Говорят, идите на другую, там возьмут. Взяли. Две недели учеба, потом даже денег дали. Куда кого поставить, мастер определял по крепости. Я был поплотнее, меня в забой. А это непросто — спуститься на 600 метров в клети: везде течет, капает, темно. Привыкал помаленьку. Наконец нас поселили в общежитие. Мне досталось место с тремя зэками.

    — Первые университеты?

    — Да... Представьте, я получал до 500 рублей в то время. Куда с ними деться? У меня коричневый чемодан был — туда деньги и складывал. И никогда ни рубля, ни копейки не пропадало. Просили взаймы: проиграются — занимают. Но отдавали! А когда уезжал, они мне костюм решили подарить и часы. В происхождении костюма я засомневался. Их главный — Миша-заводила — постановил: «Ладно. Но часы возьми. Это наши». Я их носил, даже когда доцентом стал. Все знали в университете, что эти часы Куйбышевского завода зэки мне подарили.

    — А когда доцентом стали?

    — Все по плану. В 1958 году поступил в МГУ. В 1963-м получил диплом. В 1966 году окончил аспирантуру. Потом кандидатская. В 1966-м я уже был ассистентом, в 70-м — доцентом.

    Мне было очень трудно первые два курса, даже думал уйти. Правда, повезло с куратором группы Олегом Сергеевичем Ивашевым-Мусатовым. Он стал меня успокаивать, говорил: терпи. Олег Сергеевич был приемным сыном академика Колмогорова. Все мы любили и уважали его как доброго и внимательного наставника. Так вот он насчет меня как в воду глядел. В конце второго курса был организован семинар по функциональному анализу. Я сразу влюбился в эту науку. И стал заниматься ею с третьего курса.

    Сейчас у многих студентов другие идеалы. А мы мечтали стать Колмогоровыми! Горели учебой, наукой. Остаться в аспирантуре в МГУ — мечта! Распределиться на работу в Академию наук — победа! Однажды сидим на лекции, а в это время в Москву возвращается первый космонавт Юрий Гагарин. Мы просим: «Отпустите, по Ленинскому проспекту Гагарин проезжать будет». Профессор посмотрела строго: «Самый большой вклад во встречу Гагарина — это если вы поймете то, о чем я вам сейчас говорю». И верно: весь наш космос не состоялся бы без фундаментальной науки.

    К концу четвертого, на пятом курсе я фактически написал свою первую научную работу. И зря ее не опубликовал: на нее до сих пор коллеги ссылаются.

    — Когда ощутили в себе административное начало?

    — Пожалуй, когда стал старостой курса. А началось все с похода на первом курсе, когда наша группа заблудилась. Тогда на мехмате были так называемые звездочки. Что это значит? Вывешивался листок: «Уважаемые первокурсники! Собираемся в субботу на этой звездочке». Дальше — карта, например, Нахабина и звездочка нарисованная. И каждая группа идет своим путем к этой «звездочке». Все было по-студенчески: чай, костер, гитара. Мы пришли на такую «звездочку», переночевали, а в воскресенье вечером пошли домой. Человек двадцать, в основном девчонки. Разошелся дождь, и мы заблудились. Девчонки захныкали: ночь, дождь, лес. А я — все-таки шахтер как-никак! — бью себя в грудь: мол, знаю, как выйти. Ничего я не знал, конечно. Построил их, и шли, шли и в итоге вышли на железную дорогу. А на следующий день выборы старосты курса. И одна встает и говорит: «А что нам выбирать? Вот он нас из леса вывел».

    Со второй «звездочкой», напротив, вышел конфуз. Добрались мы на точку в лесу под Абрамцевым. Разбили лагерь на ночлег. Придумываем всякие смешилки. Мне надо было встать на бревно, его держали на плечах двое парней, выпить из горлышка немного горячительного и при этом не свалиться. Акробатический номер в самом разгаре, как вдруг из леса выходит какой-то человек и спрашивает: «Какой вуз, факультет, курс?.. Ах, мехмат?!» Недоумеваю: это кто? Оказалось, наш ректор — математик, академик Петровский, у него рядом дача. Но строгостей не последовало: понимал — студенты на отдыхе. Это ему, Ивану Георгиевичу Петровскому, который ректорствовал 22 года, приписывают знаменитую фразу: «МГУ — корабль неуправляемый, но непотопляемый».

    На четвертом курсе я стал секретарем комитета комсомола на мехмате. А учась в аспирантуре, двигался и по партийной лестнице. Партком тех лет совсем не был похож на аналогичный орган эпохи «позднего Брежнева». Тогда там были в основном участники войны — заслуженные люди. У них было свое понятие партийности, порядочности. Они на меня рассчитывали, поддерживали. Я бы сказал, что с этими людьми и сейчас бы куда угодно пошел. Это люди совести. Так что конфликта поколений не было.

    Неформальная встреча со студентами в общежитии МГУ на Воробьевых горах Фото: из личного архива Виктора СадовничегоНеформальная встреча со студентами в общежитии МГУ на Воробьевых горах Фото: из личного архива Виктора Садовничего

    — К этому времени вы уже были женаты?

    — Да, я женился на пятом курсе. Мы в одной группе учились. Она из Красноярска, по тогдашним правилам распределялась вне Москвы. А меня оставляли в аспирантуре. Так что выручал только загс. Ну и любили друг друга, конечно. Я жил в общежитии в высотке как аспирант, а ее не пускали. И она под забором вечером пролезала.

    Иногда я шел к директору Дома студента. Просил: дайте ей пропуск, мы женаты уже три года. И ребенок у нас уже есть. Пропуск выдавали, но временный.

    ...Самые плодотворные годы для науки были 70-е. Судите сами: на мехмате преподают академик Келдыш — главный теоретик космической программы, Охоцимский — главный расчетчик траекторий. Ильюшин лекции читает, Седов — главный гидромеханик, Петров Георгий Иванович — директор Института космических исследований, сподвижник Королева. Колмогоров — ему нет равного в мире! Александров — выдающийся ученый! Тут просто идешь — и через шаг встречаешь человека-легенду.

    Расскажу один курьезный случай. На мехмате работал Меньшов Дмитрий Евгеньевич, выдающийся математик. Не от мира сего. У него всего один пиджак был. Он булавкой его застегивал. Жил в коммунальной квартире, спал на сундуке, укрывался трофейной румынской шинелью. Все деньги — а он большие деньги получал — отдавал соседям, бабушкам «божьим одуванчикам». Они ему морковку готовили. А он был в науке — весь! И вот однажды на его день рождения коллеги решили пригласить его в ресторан. Сидят Колмогоров, ректор Петровский, академик Александров, Меньшов и я. Истории всякие рассказывают.

    Меньшов, к примеру, любил ходить пешком. И забрел как-то на территорию военной части. 50-е годы, строгий режим. (Это все рассказывает Колмогоров, а Меньшов слушает и хохочет.) Сел он на пенек. Подъезжает караульный: «Вы кто?» — «Я ученый, лауреат Государственной премии, член-корреспондент». — «Ну пошли, академик». Посадили его в карцер. Три дня его нет. Петровский поднимает на ноги милицию. Через неделю нашли... Дальше сам Меньшов принимается вспоминать. «Я сижу в карцере, ем перловку. Открывается дверь, заходит командир: мол, извините, Дмитрий Евгеньевич, мы сейчас отвезем вас домой... А как в карцере хорошо было! Один — работай не хочу!» — заключил Меньшов.

    Вот такие ученые были! В 60—70-е годы мы реально понимали, что равных в мире по образованию и науке нам нет. И математиков таких нигде нет и в помине.

    — Когда растеряли больше: в 80-е, в 90-е или в нулевые?

    — При Горбачеве, с 85-го началось. Сначала эйфория: демократизация. Она нужна была, никто не против, прошлое надоело. Но очень быстро ученые стали нищими и начали уезжать. В конце 80-х инфраструктура университета пришла в полный упадок. Плитки на высотном здании мало того что были сильно закопченные, они начали падать. Кровля, а она плоская, из материалов 50-х годов, вышла из строя. Лифты остановились. Все это свалилось на первого проректора Садовничего. Выбивать лимиты на все приходилось с Госплана. Был случай, когда я сидел в приемной у Байбакова до часу ночи, а потом он вышел и сказал: «Все, утром». И я не уезжал из Госплана, чтобы в 7 утра быть первым.

    Когда лимиты выделялись, а частично это была валюта, надо было решать, кто сможет выполнить работу. И начинались поиски, поездки, переговоры... Отчистить облицовочную плитку высотки из наших никто не взялся. Нашел специалистов во Франции. Пескоструили специальными шариками, похожими на пшенку. Они сбивали грязь и растекались защитной пленкой. Тогда уже у них было нано!

    В открытой клети поднимался вдоль фасада на 22-й этаж посмотреть, как работают французы. С учетом наших ветров действо не для слабонервных. Спецы отстукивали каждую плиточку, слабые плитки закрепляли. Мухинские монументальные скульптуры, из которых уже росли березы, восстановили полимерами. Так что если высотку МИДа просто покрасили, то МГУ сделали по высшему разряду, и высотка сейчас сияет.

    Пришлось поездить и по Финляндии. Там я купил всю кровлю для МГУ. Протекал уникальный купол над факультетом журналистики. Кто заменит? Приезжаю на одну фирму, говорят: вот такой мы купол можем сделать, лезьте, смотрите. Взобрался по отвесной лестнице на 50-метровую высоту. И засомневался: вроде бы тонкое стекло у фирмачей, в Москве бывает и град. Финн невозмутимо похлопал по куполу: «Вот слезем, я покажу, какое у нас стекло». Взял полосу длиной в метр, положил ее краями на два кирпича и заставил меня походить по стеклу, попрыгать. Стекло лишь слегка прогибалось. Так журфак получил новый купол.

    — Тут-то на отремонтированное здание на Моховой и положили глаз недобрые люди.

    — Однажды дошли слухи, что Хасбулатов готовит решение разместить там Российскую академию естественных наук. Мы с Ясеном Николаевичем Засурским (тогда декан журфака МГУ. — «Итоги») включили все доступные рычаги. «Ну, раз МГУ против...» — не стал настаивать спикер Верховного Совета. И журфак остался в своих стенах. Смутное было время, когда даже политики избирались членами-корреспондентами РАН от разных обществ, часто мало связанных с наукой.

    Время было трудное, но при всех потерях, отъездах ученых не могу сказать, что мы потеряли в МГУ что-то существенно важное. Это оказалось непросто. Каждый день приходилось что-то придумывать: доклады ректора практически раз в месяц, поддержка молодых разными способами, работа с ветеранами. В общем, надо было поддерживать дух, настроение. А потом начался рывок. Удалось удвоить инфраструктуру Московского университета. Вскоре должны достроить миллион квадратных метров в университетском кампусе. И это в эти-то годы!

    — Бум наступил с помощью «Интеко»?

    — Да, и «Интеко» тоже строило. А потом нашлись и другие решения. Мы сделали мощный рывок в нашей инфраструктуре. Реконструирован лагерь в Пицунде. Отстроены пансионаты в Красновидове и Звенигороде. На Воробьевых горах построены учебные и научные корпуса, фундаментальная библиотека, медицинский центр... Ну а Лужков — он очень поддерживал. Как можно что-нибудь строить без согласования городских властей?

    Татьянин день. Ректор МГУ раздает медовуху на Воробьевых горах Фото: Марина Лысцева (ИТАР-ТАСС)Татьянин день. Ректор МГУ раздает медовуху на Воробьевых горах Фото: Марина Лысцева (ИТАР-ТАСС)

    И медовуху он привозил студентам на 25 января. А в этом году, кстати, медовуха уже была из моего меда. У меня нет пасеки. Но я езжу каждое лето проведать могилы своих родителей. И по дороге — Симферопольскому шоссе — местные жители продают свой мед. Каждый раз покупаю 3—4 банки на обратном пути. Этот мед постепенно накапливался у меня на даче. И вот я собрал все эти трехлитровые банки и отвез на переработку для Татьяниного дня 2012 года...

    ...У меня нормальные деловые отношения с городом. Кстати, Сергей Семенович Собянин уже четыре раза был в МГУ.

    — Получается, с властью договариваться проще, чем гасить конфликты внутри университета?

    — МГУ — большой живой организм. Где-нибудь что-нибудь да вспыхнет, хотя я не припомню, чтобы ректор был тому инициатором. Недавно выплеснулся в СМИ «квартирный бунт». В главном корпусе МГУ — четыре жилых крыла. Я поселился здесь очень давно, еще не будучи ректором. Квартира по нынешним меркам небольшая, кухня 8 метров. Но удобно: рядом с работой. Я всегда считал — и многие так считают, — что это квартиры для профессорско-преподавательского состава. Они по статусу 1953 года служебные. Но если сейчас в каких-то квартирах живут внуки, а деда-профессора уже нет, никто их не выселяет. Считаем: это семья. И финансовые условия проживания благоприятные. Общую инфраструктуру, лифты, ремонты, уборку, озеленение и прочее берет на себя университет.

    И вдруг нашлась инициативная группа и стала настаивать на социальном найме с последующей приватизацией. Что получается? Четверть главного корпуса, символа образования, создаваемого всем народом, станет частной, а новым профессорам уже недоступной? Инициативщики говорят: дайте гарантии. Ты хороший, а уйдешь, кто-то нас возьмет и выселит. Я думаю, можно сверху такие гарантии дать. А если хочешь приватизировать — через дорогу, в новых домах можешь квартиру от МГУ получить, а в высотке — отдать. Я обратился везде, где можно, с просьбой решить эту проблему.

    Или вот еще история. Социологический факультет. 2007 год. Деканат не слишком обращает внимание на рост цен в столовой. Студенты возмутились. Вторым всплеском их негодования стал учебник под редакцией декана. Там, по их мнению, было немало заимствований у других авторов. Активистов начали по разным причинам отчислять. Я студентов поддерживал. Кого-то перевел, восстановил. Но, с другой стороны, не имел права пойти на их требования и снять декана. Он избран ученым советом факультета.

    Вообще социология — наука интересная. Появился новый факультет современных социальных наук. Руководить им взялся академик РАН Геннадий Васильевич Осипов, выдающийся ученый.

    Это, кстати, моя линия: появилось более 20 новых факультетов.

    — Ну да. Сборы от платы за обучение растут.

    — Нет. У нас доля платных мест была все время 15 процентов. Я не пускал больше платных студентов. И даже когда уже все вузы подняли планку до 80 процентов, у нас она все равно была в два раза меньше — 40 процентов. И на новых факультетах тоже учатся бюджетники.

    С Дмитрием Медведевым перед заседанием комиссии по модернизации. МГУ, 2009 год Фото: из личного Садовничего Виктора архиваС Дмитрием Медведевым перед заседанием комиссии по модернизации. МГУ, 2009 год Фото: из личного Садовничего Виктора архива

    — МГУ всегда посещали высокие лица. Но чтобы президент страны дважды подряд побывал на одном факультете, такого не припомню...

    — Я же был свидетелем всего этого. Там на самом деле ситуация была немножко непродуманная. Журфак есть журфак. Живые студенты. Они, понятно, очень реагируют на все: и пишут, и снимают. И когда объявили, что приедет президент, возник вопрос: а кто участники встречи? Оказывается, не свои. Разгорелся конфликт.

    Через пару дней на одном официальном мероприятии в Кремле я набрался смелости и подошел к президенту. Надо сказать, Дмитрий Анатольевич быстро все понял и вскоре дал ответ: «Я встречусь со студентами, уже только журфака, отвечу на все их вопросы». И добавил: «Это моя аудитория, я ее понимаю».

    В Татьянин день 2012 года он общался с будущими журналистами два с половиной часа. Закрытых вопросов не было. В Дмитрии Анатольевиче чувствовался хороший профессор, контакт установился доверительный.

    Запомнился приход в МГУ в середине 2000-х Владимира Владимировича Путина. Актовый зал — более тысячи человек. Я выступаю, говорю о важности поддержки ученых, науки. Привожу пример: современники Фарадея, открывшего электромагнитную индукцию и обогатившего тем самым человечество, не смогли оценить всю значимость его открытия. Его друзьям даже пришлось хлопотать о правительственной пенсии для него, поскольку ученый очень нуждался. Тут же Владимир Владимирович говорит в микрофон: «Но в этом-то мы точно не виноваты». И добавляет: «Науку мы будем поддерживать». Меня всегда поражало умение Путина слушать собеседника и быстро, точно реагировать... Проще назвать тех президентов, кто не был в МГУ.

    — И кто?

    — Например, Горбачев. Они с Раисой Максимовной учились на юридическом и философском факультетах, Михаил Сергеевич начинал свою карьеру в комсомольской организации МГУ. Однако президент СССР так и не согласился на встречу со студентами. Несколько раз просили. Даже комнату в общежитии, где они жили, хотели показать. Почему не приехал — загадка.

    Вот Билл Клинтон пошел на неординарный шаг. Он выступал в нашем актовом зале перед двумя тысячами студентов. Все было напичкано охраной. На кафедре слева и справа под углом стояли пуленепробиваемые стекла. Внутри по ним шла бегущая строка: так Клинтон читал текст. Такое я видел впервые. Президент США много шутил. После выступления настроение ему добавила довольная Хиллари. Но не попавшие в зал студенты собрались перед главным входом на улице и тоже ждали хотя бы несколько слов от президента США. Я попросил его выйти к ним. Но тут подошел шеф его охраны: туда нельзя из соображений безопасности. «Студенты ведут себя шумно, прыгают», — расшифровал слова бодигарда Клинтон. Неудивительно: так они разогревались в промозглую погоду. «Господин президент, но вы же обещали студентам встречу на свежем воздухе, они вас ждут», — продолжаю его уговаривать. Он немного подумал и сказал: «О-кей! Но идите первым и попросите их на пять шагов отступить от лестницы. Если они вас послушают, я выйду». Иду на улицу: «Ребята, прошу вас, взявшись за руки, отступить на пять шагов назад». А ведь надо подвинуть толпу в 2—3 тысячи человек. Но студенты сделали это очень дружно и быстро. «Ваша просьба выполнена», — обращаюсь к Клинтону. Начальник охраны кивает. Клинтон, не надевая пальто, выходит на крыльцо. Потом я провожаю чету к другому выходу. Перед бронированным лимузином он поворачивается ко мне с рукопожатием: «Теперь я знаю, что в Московском университете есть ректор».

    С Мстиславом Ростроповичем было легче. Он выступал в МГУ. Потрясающее впечатление! Потом мы поднимались ко мне на девятый этаж попить чаю. Позволяли себе по рюмочке коньячку. И тут начиналось: он — анекдот, я — анекдот. Такие крепкие, мужские. Вдруг я понимаю, что в этом деле переиграть его не смогу. Поднимаю руки вверх...

    С президентом Южной Кореи Ким Дэ Джуном, тоже выступавшим в актовом зале МГУ, я был знаком задолго до его официального посещения. Знал этого выдающегося корейца как свободолюбивого политика, я давно с ним дружил, выступал в Корее на конференции, посвященной проблемам демократического развития, и общался с ним, никак не думая, что он станет президентом страны, причем с ярко выраженной демократической ориентацией, стремлением к развитию связей с Северной Кореей. В 1998 году я был приглашен в числе немногих иностранных гостей (нас было человек шесть) на президентскую инаугурацию Ким Дэ Джуна. Инаугурация совпала с азиатским кризисом, когда все корейцы сдавали ценности, украшения — лишь бы сохранить экономику. Тут не до торжеств. Среди немногочисленных гостей из-за рубежа, на что я обратил внимание, был Сорос.

    — Крестьянская жилка, тяга к земле в чем сейчас выражается?

    — Тяга осталась. У меня она в генах. Люблю копаться на своем участке. Он небольшой, 15 соток, но все, что ем, у меня свое. От картофеля до помидоров. О почве стараюсь заботиться. За годы вырос прекрасный сад.

    Никогда не лягу спать, если полтора часа не похожу. Даже если это глубокая ночь. Когда я был свободным математиком, то некоторые теоремы доказал исключительно на прогулке. Приходил — только записывал. Так я доказал основной результат своей докторской диссертации. Сейчас тоже в голове что-то все время прокручиваешь. Ректорская работа по-настоящему трудная.

    Ректора МГУ В.А. Садовничего и Святейшего Патриарха Кирилла встречают в Татианинском храме. 25 января 2010 года. Фото Юлии МаковейчукРектора МГУ В.А. Садовничего и Святейшего Патриарха Кирилла встречают в Татианинском храме. 25 января 2010 года. Фото Юлии Маковейчук

    — Кстати, поздравляю с премией правительства в области науки и техники за 2011 год.

    — Да. В этой работе я развивал методы математической обработки космической информации. Они опубликованы во многих моих статьях и в книгах. Вообще космическая проблематика для меня, как и математика, — судьба. Еще в 70-х Георгий Береговой, в то время руководитель Центра подготовки космонавтов, обратился ко мне с просьбой создать тренажер, имитирующий невесомость и перегрузки. Мы создали такой единственный в мире аппарат, и почти все космонавты проходили на нем подготовку. Эта работа, а также ее продолжение были удостоены Госпремии СССР и Госпремии РФ. А работа по запуску наших трех университетских спутников — это тема для отдельной беседы.

    И сейчас много задумок. Честно говоря, хочется что-то еще сделать в науке. У меня много планов в рамках созданного недавно в университете Института человека — ряд междисциплинарных проектов, связанных с теми же космическими исследованиями, стратегическими информтехнологиями, созданием новых медицинских инструментов, разработкой проблемы виртуальной реальности...

    — Насколько я знаю, вы с точностью предсказали кризис 2008 года.

    — Благодаря нашей математической модели, разработанной в институте, созданном мною вместе с Нобелевским лауреатом Ильей Пригожиным.

    — А можете ли рассчитать повороты в своей судьбе, например отставку?

    — Я не ясновидящий. Реальной угрозы отставки нет и не было. Это, наверное, не так делается. Да и возраст позволяет. Теперь действует принятый по инициативе Дмитрия Медведева закон об особом статусе Московского и Санкт-Петербургского университетов. Их ректоры могут занимать свои должности и после достижения 70-летнего возраста. Нет, пока в хорошей форме, надо работать. И тылы крепкие. Две дочки, сын, вся семья — математики, в том числе и жена.

    Досье:

        Виктор Антонович Садовничий           

        Родился 3 апреля 1939 года в селе Краснопавловка Харьковской области. После школы работал шахтером.

        В 1958 году поступил в МГУ им. М. В. Ломоносова. Вся жизнь и работа связаны с МГУ: аспирант, ассистент, доцент и далее — все ступени научной и административной карьеры.

        Доктор физико-математических наук (1974), профессор (1975).

        Более 10 лет, с 1982 года, работал проректором и первым проректором. Ректором МГУ избран 23 марта 1992 года. После этого переизбирался трижды — в 1996, 2001, 2005 годах. Сейчас занимает свой пост по указу президента Дмитрия Медведева.

        Основатель крупной научной школы. Ему принадлежат фундаментальные труды по математике и механике, получен ряд важных результатов в области функционального анализа. Построена математическая модель физиологического состояния человека в условиях невесомости, на основе которой был создан впервые в мире тренажер, имитирующий невесомость в земных условиях.

        В 1997 году избран действительным членом РАН. С 2008-го — вице-президент РАН. Президент Российского союза ректоров и Евразийской ассоциации университетов. Награжден орденами «За заслуги перед Отечеством» II, III и IV степени, Святого князя Даниила Московского II степени (РПЦ), многочисленными зарубежными орденами и знаками отличия. Лауреат Госпремии СССР, Госпремии РФ в области науки и техники, премии им. М. В. Ломоносова.

        Женат. Имеет сына и двух дочерей.

    Ректор МГУ академик В.А. Садовничий: Стараюсь лично участвовать в возрождении и благоустроении университетского храмаРектор МГУ академик В.А. Садовничий: Стараюсь лично участвовать в возрождении и благоустроении университетского храма

    Ректор МГУ академик В.А. Садовничий: Стараюсь лично участвовать в возрождении и благоустроении университетского храма

    25 января 2012

    Вставить в блог

    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.
    Анастасия, мгу6.04.2012 22:12 #
    Иван, ну уж не врите, пожалуйста. Чтобы попасть на прием к Садовничему, можно несколько месяцев прождать. Даже профессора его подкарауливают, как правило, на каких-либо публичных мероприятиях.
    Иван, мгу5.04.2012 19:55 #
    а еще к нему очень просто попасть на прием, если есть какие-то проблему. например друг восстанавливался, но процесс перевода на "свой " курс может длиться до декабря из-за бюрократических проволочек. а потом внезапно уже и сессия. С Виктором Антоновичем за 5 минут все урегулировали, просто зашел и попросил помочь.

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru